За радость испокон веков страданьем платит мир…
Песнь о Нибелунгах
Великий Тор, бог грома, сын Одина Всеотца, спустя многие месяцы таки вернулся домой, оставив за спиной множество славных сражений и триумфов. Сын великого царя, одержавший очередную победу, победоносно возвратился в родной Асгард. Вид любимого и величественного города наполнил его сердце нескончаемой радостью. Голубые глаза, подобные ясному небу, с любовью и усладой глядели вдаль, туда, где возвышался любимый чертог. С того дня, как Тор покинул обитель, та ни капли не изменилась: дворцовые стены по-прежнему отливали золотом так ясно, что могли поспорить с сиянием самого солнца; небо над головой, как и прежде, оставалось девственно чистым, не предвещая для асов никаких бед. Воздух был наполнен запахом горной свежести и свободы. Шумно вдохнув и так же выдохнув, великий Тор расправил плечи, наслаждаясь каждым мигом, каждой секундой своего триумфального возращения. Вести о его очередной победе уже давно дошли до стен Асгарда, но, когда он ступил на радужный мост, его не встретили с привычным ликованием. Одинсона переполняли торжественные чувства, потому он не сразу заметил тишину, с какой его встретил вдруг притихший величественный Асгард. Бог грома, не привыкший к молчанию любимого народа, весьма удивился. Ликование радостных асов порой доносилось до самой окраины Биврёста и, казалось, эхом проносилось по всем девяти мирам, распространяя радостную весть об очередном возращении наследника престола. Верные товарищи громовержца, сопровождающие его в долгом путешествии, выглядели не менее озабоченно, переглядываясь меж собой и обмениваясь обеспокоенными взглядами. Даже всегда спокойный и уверенный бог лжи хмуро поглядывал в сторону высоких шпилей величественного чертога Всеотца. Мысли бравой компании были омрачены волнением за любимый мир, что ни один из них никак не мог скрыть. Могучий Тор оглянулся в сторону верных товарищей, которые перебывали в таком же смятении, и лишь потом остановился взглядом на своём брате. Локи, в своей обычной манере, был сдержан, но от громовержца не скрылось его волнение. Ярко-зелёные глаза с беспокойством глядели вдаль, после столь же подозрительно ответили на взгляд громовержца. – Что-то произошло, – обеспокоенно озвучил Локи. – Хеймдалль, – забасил могучий Тор, обращаясь к хранителю врат. – Уж не случилось ли что в наше отсутствие? Хранитель Биврёста не шелохнулся, глядя невидящим взором в даль, где простирался в своём необузданном великолепии непостижимый космос. Хеймдалль продолжал возвышаться у подножья механизма, открывавшего врата в другие миры, крепко сжимая рукоять меча. – Не мне озвучивать печальные вести, могучий Тор, – тихо ответил хранитель врат, но голос его эхом разнёсся по куполу, лишь сильнее обеспокоив и так встревоженные сердца. – Все ответы ждут тебя в Валаскьяльве, у подножья Хлидскьяльва. Сжав рукоять молота до побелевших костяшек пальцев, Тор не стал более стоять на месте, помчавшись в сторону обители Всеотца. Множество мыслей, одна мрачнее другой, посетило его, но все они так или иначе были обращены к любимой супруге, что носила его дитя под сердцем. Позабыв о своих верных друзьях и родном брате, Тор пришпорил гнедого и умчался по радужному мосту прямиком до Валаскьяльва. Удары копыт гордого жеребца били в так мечущегося сердца громовержца. Он чувствовал, что если промедлит хоть на секунду, то упустит, потеряет что-то важное его душе и сердцу. Моя семья в беде, – кричал разум, веля ускорить гнедого. И, будто услышав его мысли, конь заржал, захрипел, ускоряя свой темп. Ветер хлестал по лицу, но Тор этого даже не замечал, все его думы были направлены к тем, кто был дорог его сердцу. Позади себя он слышал ржание коней своих спутников, но был слишком поглощён собственными тревогами, чтобы думать о ком-то ещё. Влетев в чертог Всеотца, царевич на ходу соскочил с седла и тяжёлыми, грузными шагами направился к подножью Хлидскьяльва. В руке его по-прежнему был Мьёльнир, который время от времени испускал слабые разряды молний. Величественный чертог был столько велик и столь обширен, что впервые громовержцу он стал не мил в своём величии. Путь до Хлидскьяльва тянулся будто целую вечность, чем только подогревал нетерпение. Слуги не встречали его, а верные эйнхерии сохраняли привычное безмолвие, лишь глаза их печально провожали гордую фигуру наследника престола. Сердце громовержца зашлось в бешеном ритме, стоило ему припасть на колено у самого трона Всеотца и не увидеть рядом с матерью лик любимой супруги. С тревогой оглядываясь по сторонам, Тор надеялся, что та вот-вот явится ему, выглянет из-за колонны, тепло и мягко улыбаясь вернувшемуся супругу. Но ничего не происходило. Потемневшие от боли голубые очи уставились на осунувшееся лицо матери. Царица Фригг стояла гордо, но безмерная печаль читалась в её тёплых карих глазах. Тонкие пальцы были переплетены и сжаты так, словно она сдерживала себя от несвойственных царице порывов. Заплаканные глаза Всематери глядели на любимого сына с такой тоской, что сердце громовержца пропустило удар. Тор застыл, словно позабыв, как говорить, дышать и двигаться. Он медленно взглянул на восседающего на троне отца с мольбой и не скрываемой надеждой, но Всеотец был молчалив. Твёрдая рука его крепко сжимала Гунгнир, а взор единственного глаза был так тяжёл, что Тор потерял всякую надежду. – Тор, сын мой, – голос Одина был величественным и в то же время печальным. Сердце Тора вновь пропустило удар. – Моё сердце сжимается от боли, ибо мне предстоит известить своего любимого сына печальными известиями. Царь умолк, заметив, как на величественный зал Валаскьяльва медленно опускалась темнота: небо за высокими окнами потемнело и угрожающе сгущалось. Печаль отразилась во взгляде Всеотца. – Вигдис, воинственная валькирия, моя невестка и твоя возлюбленная жена, – царь на секунду запнулся, всё ещё не решаясь произнести самое страшное. Собравшись с силами, он произнёс, буквально выдыхая последнее слово: – скончалась. В этот миг грозовое небо разрезала такая вспышка молнии, что даже великий царь вздрогнул от её мощи. Не сдержав слёзы горя, милосердная Фригг крепко стиснула ткань платья, после чего кинулась к поглощённому горем сыну. Всемать сжала тонкими пальцами широкую ладонь безутешного громовержца, пытаясь заглянуть в его пустые глаза цвета неба. – Где есть смерть, там есть жизнь, –проговорила Фригг, тепло и любовно улыбаясь своему сыну, хоть и не смела надеяться на то, что таким образом утешит его. Тор не поднял на неё взгляда. – Перед смертью она оставила тебе бесценный дар – дочь. Вигдис боролась до последнего, как настоящая дева-воительница. Но Тор её уже не слышал, она видела это по его пустующему взгляду. Старший принц неожиданно пошатнулся и оступился, отстраняясь от матери, обеспокоив несчастную женщину ещё сильней. Отрицательно качнув белокурой шевелюрой, громовержец поражённо схватился за голову, вновь и вновь повторяя лишь одно слово: «Нет». Он не верил, просто не смел верить в смерть любимой, отчего грозовое небо над Асгардом неумолимо сгущалось. Ветер остервенело завывал, насвистывая свою печальную мелодию. …Локи пришпорил коня, отчего тот недовольно захрипел, вздымаясь на дыбы. Рядом с лукавым асом остановились верные товарищи брата. Небо над их головами неумолимо грохотало; яркие вспышки молний ежесекундно разрывали небосвод, не суля ничего хорошего. Прозорливый ум хитреца ощущал присутствие самой Хель, что в тенях разгуливает по чертогам Всеотца. Матерь мёртвых смеялась над ними, забирая в своё царство очередную несчастную душу. Холод Йотунхейма сковал младшего царевича, добавив беспокойства. Быстро спешившись с коней, группа асов поспешили подняться по многочисленным ступеням, что вели прямиком в огромный и богато украшенный зал Валаскьяльв. Краем глаза бог лжи замечает изнурённого коня старшего брата, которого конюхи спешили увести в стойла. – Будто Рагнарёк настал, – озвучил общую мысль Вольштагг, испуганно обводя взглядом царский чертог, погрузившийся в непривычную серость. – Не смей даже думать об этом в чертогах Одина, – мрачно отозвалась леди Сиф, без труда поравнявшись с быстрым шагом Локи. Спустя несколько долгих секунд до обеспокоенных асов донёсся стенающий голос Тора. Голос его в тот миг слился в единую музыку громовой бури, что продолжал бушевать за стенами чертога. Словно придя в себя от долгого сна, верные товарищи громовержца понеслись к подножью Хлидскьяльва. Локи первым оказался в нескольких шагах от величественного трона, с неподдельным ужасом наблюдая за метаниями любимого брата. Боль и страдания, терзающую душу Тора, не оставили никаких сомнений, но озвучить страшную истину младший принц не посмел даже в мыслях. – Тор, – взмолилась несчастная мать, и сердце лукавого бога больно сжалось. Мать протянула руки к любимому сыну, но тот был так ослеплён горем, что и не заметил этого. Резко развернувшись, убитый горем Тор умчался прочь, и каждый его шаг сопровождался сокрушительным раскатом грома. Фригг хотела было рвануться следом, но опустившиеся на плечи ладони Всеотца вовремя остановили женщину. Карие глаза непонимающе взглянули на Одина, а тот лишь медленно покачал головой в немом ответе. Несколько секунд позже царица неуверенно кивнула, принимая волю царя. Сыну предстоит побороть печаль утраты самому. Фригг понимала это, но любящее сердце матери не находило покоя. Опечаленные глаза матери встретились со взглядом младшего сына. – Локи, – горько произнесла Всемать, измученно улыбаясь и протягивая к нему дрожащие руки. Внутри Локи словно что-то оборвалось. Он прижал к груди трепещущее тело матери, любовно провел ладонью по шелковистым волосам. Верные воины Тора остались стоять, и только грусть читалась на их молчаливых лицах. Вопросы были лишними, все уже знали на них ответы, отразившиеся на лицах каждого. Рокот грозового неба – единственное, что прерывало наступившую тишину. Но некоторые вопросы всё же нужно озвучить, – подумал бог коварства, вдыхая пряный запах царицы. – Что случилось? – ласково, почти тихо прошелестел Локи, обнимая мать. – Вигдис не пережила роды, – с трудом проговорил Один, опечаленно вздохнув. Следующий вопрос, волновавший его куда сильнее, царевич сумел озвучить лишь минутой позже: – А дитя? Фригга мягко отстранилась и, сжав руки сына, с улыбкой произнесла: – Дитя в порядке, Фулла приглядывает за ней. Локи опустил веки и облегчённо вздохнул. Немного помедлив, он серьёзно продолжил: – Тор справится со своей печалью, матушка, нужно лишь дать ему время. – Я переживаю… – Он справится, – поддержал сына Один, опустив ладонь на его плечо, будто этим жестом подтверждал собственные слова. – Но не следует давать ему забывать о том, что теперь он отец. Дитя от любимой женщины должно заполнить пустоту в его сердце. Безгранично задумчивый взгляд царицы был серьёзным и печальным, а её прекрасные глаза покраснели из-за пролитых от горя слёз. Сейчас она не казалась Локи такой сильной, как прежде. Дни в печали ослабили его горячо любимую мать, легли тяжким грузом на худые хрупкие плечи. Потратив не больше минуты на раздумья, Всемать слабо, но согласно кивнула своему царю. Улыбка непроизвольно появилась на тонких губах царевича, воодушевлённого таким переменам в матери. – Могу ли я повидать свою племянницу? – почти шёпотом молвил он, вопросительно изгибая бровь. Взгляд царицы вмиг изменился: бесконечная теплота и нежность теперь читалась в её карих глазах. Мягко улыбнувшись сыну, Фригг аккуратно взяла его под локоть и, шелестя лёгкими тканями платья, увела прочь из мрачного тронного зала. Порыв младшего царевича взглянуть на племянницу подбодрил царицу. Печаль, что отягощала её с момента смерти прекрасной Вигдис, ненадолго отошла, позволяя глубоко вздохнуть, гордо распрямив хрупкие плечи. Всемать всё ещё была в печали, но мысль о крохотном создании, что так несправедливо лишили матери, впускала в сердце надежду. Царица Фригг верила, что, как только наследный царевич, а теперь уже и отец, взглянет на кровь от своей крови, то забудет о душевных страданиях. Миновав множество невыносимо долгих коридоров и поворотов, Фригг аккуратно коснулась ручек дверей и тихо, почти призраком скользнула внутрь, увлекая за собой сына. Улыбнувшись замешкавшемуся Локи, царица приложила указательный палец к устам, призывая его к абсолютной тишине. Палаты, отведённые для нового члена царской семьи, были меньше других, но не менее величественными. Тенью проникнув в комнату, трикстер почувствовал необъяснимое волнение, что никак не поддавалось вразумительной логике, которое он так ценил в себе и в других. Верную фрейлину своей матери Локи заметил почти сразу. Девушка стояла около детской колыбели, мерно покачивая на руках небольшой свёрток. Нежный голос Фуллы напевал одну из колыбельных, что когда-то ему пела сама Фригг. Заметив посетителей, фрейлина оборвала мелодию, направляясь навстречу к своей царице. Всемать любовно отодвинула края покрывала, укрывавшего младенца. Лицо её воссияло от радости и нежности. Бережно приняв на руки ценный и последний дар прекрасной валькирии, Фригг неспешно приблизилась к Локи. Внешне неприступный бог лжи выглядел спокойно, но внутри всё будто сжалось от необъяснимого волнения. Причина ему была неясна, а оттого лишь приводила его в ступор. Взору младшего царевича открылось пухленькое личико его племянницы, что мирно спала на руках царицы. Фригг не отрывала взгляда, улыбаясь внучке, но стоило младенцу поморщиться, как царица прикусывала губу, сдерживаясь от смешка. Спустя какое-то мгновение бледное лицо Локи озарила улыбка, подобная той, что была у матери. Невинное, чистое душой создание было так ему приятно, что Локи не стал этого отрицать. Он любовался милыми чертами, напрочь позабыв о раннем волнении, что так его взбудоражило. – И как же её нарекли? – шёпотом поинтересовался Локи, опасаясь, что потревожит сон дитя. Фригг ещё с какое-то мгновения любовалась детскими чертами, аккуратно поправляя ткани свёртка. – Сигюн, – и она запела ту самую, давно позабытую им колыбельную, после чего, лукаво улыбнувшись, протянула Локи крохотный свёрток. Страх мелькнул во взгляде младшего царевича. Он боялся, что своими неуклюжими руками, непривыкшими держать столь хрупких созданий, лишь навредит маленькой царевне. Сглотнув, Лофт неуверенно взглянул в весёлые глаза матери, вопросительно изгибая брови. Будто прочитав мысли сына, Фригг слегка кивнула, настойчивей протягивая крохотный свёрток. Слегка замявшись, трикстер решился и бережно взял его в свои руки, всё же умудрившись ненароком прервать сон милого дитя. На Локи глядели два бездонных сапфировых океана, что мило щурились, пытаясь разглядеть перед собой незнакомца. Сладко зевнув, младенец хмуро отвечал на взгляд своего дяди, что отозвалось в Локи довольным смешком. – Сигюн, – прошептал он, будто пробуя слово на вкус. – Имя так же прекрасно, как и её глаза, – Локи не отрываясь глядел в сапфировые колодцы, что хмуро щурились ему в ответ. Слегка покачивая младенца, Локи неспешно зашагал в сторону высоких окон, за которыми всё ещё бушевала гроза. Немного залюбовавшись видом, лукавый бог тепло и искренне улыбнулся. –Добро пожаловать в семью, – шепнул он засыпавшему на его руках младенцу. – Прекрасная Сигюн…