fifteen days

Сказать, что его забирали часто, значит не сказать ничего. Постоянное использование бранных слов и пьянство, нерегулярное, но всегда масштабное, сделали Модестаса Паулаускаса завсегдатым гостем обезьянников и вытрезвителей. Вот и сейчас, когда его в очередной раз грузили в оранжево-синюю служебную Волгу, он произнёс одно единственное слово, за которое получил лёгкий тычок в рёбра. — Kalė… Товарищ милиционер Сергей Белов уже давно взял за привычку не церемониться с задержанными. Если привезли, то есть за что — здравая логика. Этот год выдался особенно спокойным относительно тяжёлых преступлений, не было никаких воров, окровавленных бандитов, плачущих женщин… «И слава Богу», — мелькнула мысль, за которую он сразу же отвесил себе ментальный подзатыльник. Отношение к Богу у него было странное, своеобразное. Он верил, но относился не как к высшему существу, а как к другу, с которым всегда можно поговорить и спросить совета. Единственное, что до скрежета зубов раздражало Белова в Советском Союзе — атеизм. За всю свою жизнь мужчина не разу не нарушил закон, если только не считать спрятанной в матрац Библии. Ему хотелось быть максимально добропорядочным, и то, что его вера является серьёзным правонарушением, не могла не угнетать. Звонкий лязг металлической двери отвлёк его от дум. На часах было десять вечера, только начало рабочего дня и, если честно, несмотря на всю любовь к делу своей жизни, от одной мысли об очередном делинквенте майора передёрнуло. Белов обладал незаурядной памятью на лица и часто узнавал на улице даже единожды задержанных, а этот кадр… Не запомнить Паулаускаса было невозможно. С первой секунды его образ намертво впечатался в голову милиционера, и, по какой-то необъяснимой причине, часто всплывал. Мощное телосложение, дерзкая ухмылка, тёмные, ехидно блестящие глаза, пылающие, словно медь, волосы. Он был действительно красивым мужиком, и, по-мнению большинства знакомых милиционеров, попал в замкнутый круг: не женился из-за своего поведения и не остепенился из-за отсутствия супруги. Милиционеры завели Модестаса в решётчатую камеру, где ему предстояло провести ещё пятнадцать суток, если, конечно, он не выругается ещё пару раз, и поспешили покинуть отделение. С Беловым заранее договорились о том, что сегодня на дежурстве он остаётся один, ведь день рождения полковника Моисеева пропустить было нельзя. Майор, не любивший подобные мероприятия, благо, находился с именинником не в лучших отношениях, и приглашён не был. — Товарищ Белов, сколько лет, сколько зим! — саркастично произнёс задержанный. Небольшой РОВД Любинского района для него давно успел стать вторым домом. Привозили Модестаса сюда только по пятницам, ведь любые потасовки с участием литовца еженедельно проходили в любимой рюмочной, так удачно расположенной в двух улицах от отдела. — А вот я тебя, Паулаускас, видеть не рад. Когда завяжешь со своим образом жизни? — ответа от обычно болтливого мужчины не последовало. — Ругань загрязняет нашу речь, манера её использовать порочит честь советского гражданина! — А я не советский гражданин, я из Литвы. Если бы каждое подобное высказывание Паулаускаса записывалось, то за эту рукопись легко можно было бы получить тюремный срок. Жители прибалтийских стран в сороковых годах приняли присоединение к Союзу в штыки и считали оккупацией, а дети, выросшие в столь негативной атмосфере, поддерживали антисоветские настроения. — Ты давай заканчивай с этим, а то будь вместо меня кто-то другой, эти все фразочки были бы уже давно зафиксированы и переданы, куда надо. — Так что ж вы, товарищ майор, для меня исключение делаете? Или вам неведомые высшие силы не дают меня по всей строгости наказать? — а вот это уже было совершенно не смешно. По насмешливому взгляду литовца нельзя было опередить, знал ли он что-то или просто ехидничал. При виде очень сильно задумчивого и одновременно злого Белова Паулаускасу сразу стало не по себе — было очевидно, что произнесённые слова задели майора. «Неужели в сознании этого человека нет ничего, кроме советской идеологии?..» — Паулаускас, хоть ещё одно слово скажешь, будешь сидеть тут все тридцать суток!