Аутист

Я давненько приметил этого паренька, главным образом потому, что тот, пусть и выглядел с виду вполне здоровым, но имел освобождение и никогда не посещал мои занятия. Меня это очень удивляло, ведь походка у него была вполне ровной, да и сам он, хоть тонкий и звонкий, как многие юноши в его возрасте, был достаточно рослым и с виду крепким. Появившись передо мной впервые и не глядя мне в глаза, склонив патлатую голову, он безмолвно впихнул мне в руку справку от врача и поспешно скрылся в раздевалке для мальчиков. Тогда я и заметил, что волосы он красил в черный цвет, а вот отрастающие корни были совсем светлыми. Уже пять лет я работал в московской средней школе, расположенной в одном из спальных районов, простым учителем физкультуры, вел уроки в средних и старших классах. Этот юноша пришел к нам год назад, в самом начале учебного года, в десятый класс, и, по слухам, весьма неплохо учился. Я решил узнать, на каком основании его освободили от моего предмета, и как-то я спросил у одного из его одноклассников: — Ты не в курсе, Миша, почему Роман Светлов не посещает физкультуру? — А вы не знаете, Руслан Ренатович? Так он же, это, как его… Ну, того! — парень хихикнул и покрутил пальцем у виска. — Аутист, одним словом. В общем, шизанутый! Исчерпывающая информация. Мне стало еще любопытнее и, пролистывая журнал, я обратил внимание на его успеваемость. Увиденное меня впечатлило — Роман действительно великолепно учился, особенно по физике, химии и математике. По всем остальным предметам — текущие оценки шли вперемешку, пятерки с четверками. В поисках подробностей о странном ученике, который почти никогда ни с кем не разговаривал и все время прятал глаза под длинной челкой, я решил поинтересоваться о нем у его классной руководительницы, Альбины Егоровны. — Роман Светлов, похоже, очень способный парень, отличник по точным наукам, — завел как-то разговор я, повстречав старую, степенную леди в школьном коридоре. — Жаль только, что здоровье не позволяет юноше заниматься спортом. — Рома очень одаренный! — с воодушевлением подхватила тему Альбина Егоровна. — Знаете, ведь до нас он посещал школу для детей с особенностями в развитии, и там учился просто блестяще. Но женщина, которая его опекает, добилась, чтобы его перевели в обычную школу. Правда, имеются некоторые проблемы, мальчик плохо пишет, и ему разрешено все письменные работы печатать на ноутбуке, и устно у доски не всегда отвечает. Но в остальном уровень его интеллекта гораздо выше, чем у большей части учеников. — Так он не умеет говорить? — уточнил я. — Иногда говорит, но исключительно по делу, если ему что-то нужно, или иногда даже, чтобы поправить учителя. — А почему лицо прячет? — Не знаю, мода у них такая сейчас у многих — лицо закрывать, — развела руками пожилая дама. — Вы упомянули опекуншу. Где же его родители? — Вот этого не могу сказать, Руслан Ренатович. Знаю только, что до пяти лет, прежде чем попасть в приемную семью, мальчик жил в детском доме. В это время грянул звонок на урок, и мы, наскоро попрощавшись, поспешили каждый к своим ученикам. К слову сказать, я любил свою работу. Мне удалось установить хорошие отношения с учениками и даже направлять неуемную энергию самых драчливых из них в мирное русло. Я не был особенно строг или придирчив, но и не позволял садиться себе на голову. Ребята знали, что если не наглеть и не прогуливать, то хорошая оценка по физкультуре обеспечена, а для многих старшеклассников, особенно для тех, кто всерьез готовились к поступлению в ВУЗы, это было немаловажно. Даже юноши из категории «толстячков», привыкших проводить время дома за компом, ходили на мои уроки с удовольствием, зная, что я не потребую невозможного и непременно поставлю заслуженную четверку за усердие, да и не позволю другим насмехаться над ними. В общем, парни уважали меня за уравновешенный нрав, любовь к футболу, обширные знания про жизнь спортивных звезд и умение развеселить класс своевременной шуткой. На некоторое время я опять позабыл про Романа Светлова, так как он долго не показывался мне на глаза, а потом как-то обратил внимание, что парень перестал ходить в столовую. Этот факт меня взволновал. Не хватало, чтобы он начал голодать! Интересно все же, что творилось у него в приемной семье? Направляясь в учительскую, я заметил Светлова стоящим у окна. Как и многие нынешние дети индиго, он без труда совершал сразу три дела — слушал музыку через наушник, читал что-то в телефоне и с аппетитом грыз яблоко. Я остановился перед ним, решив завязать беседу. — Светлов! — окликнул я. Тот даже головы не повернул в мою сторону и никак не выразил, что услышал мои слова. Все же странно, что умственно неполноценному парню разрешили учиться в обычной школе! — Роман Светлов! — строго повторил я, уже на порядок громче. — Пожалуйста, не надо кричать, — немного помедлив, отозвался он, — я отлично слышу. Я вздохнул с облегчением. Не глухой и не немой! Значит, дела не так уж и плохи, раз все же ответил на мой вопрос. — Скажи, ты почему перестал обедать в столовой? — Я не хочу, — с видимой неохотой ответил он. Интонация его содержала некие механические нотки, будто бы говорил робот, но в целом он обладал хорошей дикцией и приятным тембром голоса. Оторвавшись от своего мобильного, парень приподнял голову и быстрым движением отбросил длинную челку. Лицо его оказалось симпатичным. Глаза серые и лучистые, нос, кончик которого был несколько вздернут, прямой и аккуратный, а вот бантик красиво очерченных, пухлых губ, несколько великоватых для мальчишки, выглядел маняще и вызывающе. И он, хотя повернулся в мою сторону, в глаза по-прежнему не смотрел. — Вы не беспокойтесь обо мне, Руслан Ренатович, — слабо улыбнувшись, вежливо, но бесстрастно отчеканил он. — Я не фанат анорексии. Неожиданно для самого себя, я словно завороженный, сделал к нему шаг, невольно потянувшись к парню, настолько меня поразило его красивое, чистое лицо и необычный взгляд, обращенный куда-то мимо меня. Понять выражение серых глаз мне так и не удалось. — Ты уверен? — едва сдерживая внутреннее волнение, осведомился я. — Или все же проблемы какие? Дома тебе перестали выдавать деньги на питание? Пристально рассматривая его, я обратил внимание на то, что подросток одет не особенно опрятно, свитер после стирки явно не поглажен, а у одного кроссовка на носке отошла подошва. Он шевельнул губами, похоже желая мне ответить, но передумал и равнодушно отвернулся. — Ты начал курить, и теперь все карманные средства уходят на сигареты? — продолжал допытываться я, поскольку знал, что такое нередко случалось. — Послушай, а разве твое питание в школе не бесплатное? Ведь ты, должно быть, льготник? — Я не могу есть в столовой, там очень шумно, — с какой-то странной усмешкой бросил мне он, подхватил свой ранец и быстро ретировался в класс. А я, словно истукан, так и остался стоять в коридоре и смотреть ему вслед… Эх, как же распекал я сам себя, когда шел домой! Загляделся на пацана, ни стыда, ни совести! Хотя, признаться, я и был, как сейчас принято говорить, по мальчикам, но на подростков еще ни разу в жизни не засматривался. Напротив, я всегда считал, что худосочные малолетки мне совсем не интересны, и предпочитал иметь дело либо с мужчинами своего возраста, а если и с парнями, то давно перешагнувшими двадцатилетний рубеж. В общем, зол я был на себя, как черт, и дал твердое слово обходить этого Рому Светлова за три версты, больше не разговаривать с ним и ни во что не вмешиваться. У парня были опекуны, своя классная руководительница, наверняка имелись близкие друзья. А я — кто? Да никто! Я даже не преподавал ему, освобожденному от моего предмета! Ведь так и спалиться перед всем педагогическим составом не долго, да и дети сейчас не по годам продвинутые, запросто могли заметить мое повышенное внимание к одному из своих одноклассников, а я свято поддерживал легенду об убитом горем, разведенном рогоносце, которого бросила жена. Кстати, бывшая жена мне в самом деле изменяла, но развелся я с ней вовсе не по этой причине. Я просто ее никогда не любил и не смог полюбить, вот и дал этой женщине заслуженную свободу. Плюс, она и сама разочаровалась во мне, ведь когда мы женились, я слыл весьма перспективным футболистом, почти звездой, которому пророчили блестящие контракты с зарубежными клубами и бешеные заработки. Имя Руслана Зенбулатова знали многие любители футбола, с интересом наблюдая за моей карьерой. Но, к сожалению, она весьма быстро завершилась в результате автомобильной катастрофы, в которую я имел несчастье попасть в возрасте двадцати двух лет. После долгого восстановления я с трудом вернул неплохую физическую форму, но о профессиональном футболе, конечно, более не могло идти и речи. Я закончил педагогический институт, какой-то период занимался тренерской работой, но мне надоели царящие в той сфере постоянные интриги и коррупция, и я перешел работать в обычную школу, где и обрел желанный покой. Однако этот шаг оказался последней каплей в переполненную чашу терпения моей жены. Ведь расставшись с мечтами иметь мужа — звезду футбола, она некоторое время лелеяла надежды, что я выбьюсь хотя бы в выдающиеся тренеры. Но быть обычной женой простого учителя физкультуры… Для нее это оказалось неприемлемым. Мы развелись без криков и скандалов и, поскольку не имели детей, то очень быстро. Раздела имущества тоже не было. Я просто вернулся в свою холостяцкую квартирку, которую ранее сдавал, доставшуюся мне по наследству. Личная жизнь моя отнюдь не забурлила и не забила ключом даже после развода. Устроившись работать в школу, я продолжал держать себя в строгих рамках. У меня было два любовника, каждого из которых я принимал примерно по паре раз в месяц. Один из них, парень — мой ровесник, Костя. С ним я сошелся, когда еще учился в педагогическом институте, только он занимался на другом факультете — историческом. Заумный и занудный, с виду ботан, в быту скованный и нерешительный, в постели он становился сущей дикой бестией. Еще мне очень импонировало в нем то, что Костя тоже работал учителем в школе, что давало гарантию того, что он ни при каких обстоятельствах меня не скомпрометирует. И еще второй — отец моего бывшего ученика из спортивной школы. Мы как-то ездили на сборы, он сопровождал своего сына, и нас случайно поселили в один номер… Я так и не понял, с чего он вдруг решил, что со мной можно, и как умудрился тогда влезть ко мне в койку! Но факт остался фактом, мы необычным образом закорефанились, и теперь он, почтенный и женатый человек, под предлогом «попить пивка с мужиками», регулярно навещал меня. Будучи удачно женатым на бизнес-леди, этот мой Вася до жути боялся разоблачения, поэтому мне приходилось обращаться с ним, как с хрустальной вазой, чтобы, не дай бог, не оставить на его теле случайную отметину. В общем, я вполне довольствовался редкими встречами с этими двумя и даже не помышлял искать никого иного, предпочитая жить тихо, мирно и спокойно, чем претерпеть раскрытие, скандал на педагогическом поприще и лишиться работы. Я вовсе не относился к разряду тех оголтелых парней, готовых голыми, в одних стрингах, и нацепив на голову голубой парик, вышагивать по улицам Москвы, размахивая при этом радужным флагом ЛГБТ, так как считал, что для интеллигентного человека недопустимо во всеуслышание оповещать весь мир о своих интимных предпочтениях. Кроме того, мои совсем старенькие родители, добропорядочные и глубоко верующие, требовали внимания и заботы, и известие о том, что единственный сын спит с мужиками, неминуемо бы их убило. Их и так значительно подкосил мой бездетный брак и последующий развод. Хорошо, что они находили отдушину в моей старшей сестре, которая нарожала четверых детей и уже готовилась второй раз стать бабушкой. Все эти мысли — о Косте, Васе, о сестре и родителях значительно отвлекли меня, несколько отрезвили, и я решил позабыть о Романе Светлове раз и навсегда. В тот вечер, после разговора с ним в школьном коридоре, я даже наготовил целый казан плова с бараниной и позвонил вечно голодному Косте, пригласив его на ужин. Однако, светлый, под стать своей фамилии, образ, очаровавшего меня Ромки, не желал покидать мой разум, неотступно преследуя и постепенно сводя с ума. Даже засыпая и просыпаясь, я теперь думал только о нем! Чтобы хоть как-то оправдаться перед самим собой, это свое болезненное влечение к нему я списывал вовсе не на сексуальный интерес, а на обычное чисто человеческое, товарищеское беспокойство старшего по отношению к младшему. Но порочный червь, давно во мне живущий, неустанно и добросовестно подтачивал жалкие остатки чудом сохранившейся во мне добродетели. И вот, в один прекрасный день, я не выдержал и, сам не зная зачем, переписал из классного журнала адрес Романа Светлова в свою записную книжку, а также телефон его приемной матери.