Пердюмонокль 3. Спецмиссия в Висконсине

Туман лёг на Кондрашкин дол, загасил все краски и звуки, только вершины лиственниц чернели повыше белёсых пластов, как призраки Бездны. И словно весь мир увяз в предрассветной тишине, как вдруг самый краешек солнца мелькнул над лесом розовым боком, пропал, затем снова показался и разгорелся жарче. «Вот и утро, - с облегчением подумал господин Гузан. – Солнце взошло – печаль унесло. Сейчас осядет туман – пройдусь по опушке, гляну, куда ручей несёт воды, да и вернусь в хижину, отосплюсь до обеда». Этот самый господин Гузан третьего дня лишь поступил на службу к барону Гуттунгу на должность лесничего. Ещё и владения не осмотрел толком, виделся с хозяином и нашёл его весьма требовательным… Из-за чего, по-видимому, и не мог уснуть ночью, поднялся затемно и теперь встречал рассвет в самом мрачном уголке баронских угодий. Кряхтя, спустился в низину, руками разгоняя туман и ежась от мороси. Давно ли был он столичным жителем, детство и юность проведший под боком у маменьки, звавшей его Толстогузиком. Но огры исстари с лесом на ты; мозглое место отвращало его, но не сам лес, и плевать было молодому огру на все байки, что местные успели наплести ему про Кондрашкин дол. Солнце меж тем поднималось все выше, растопляя молоко тумана, только на самом дне оврага вился он змейкой, уводя в черноту чащи. "Не, туда не сунусь. Вдруг обрыв – костей не соберешь. Поднимусь на горку - оттуда и ручей далеко виден, - подумал лесничий… и через десяток шагов по уши увяз в тумане. – Эге, что же это я? Хотел на горку, а спустился ещё ниже. Хотя… да, тут склон не так крут, выйду пока по другую сторону оврага, а там видно будет". Вышел он уже в чащу, в самую темень, где, как ни странно, клочки тумана светились тускло и ползли по еле заметной тропе. Место походило на склеп, мерно капало с ветвей на серое кружево лишайников, бледные поганки гроздьями тянулись на ножках-прутиках, и царила тишина. И чем дальше, тем тише… «Ох, назад надо… потом… днём. А бывает ли здесь день?» Тропа уж кончилась, туман обступил со всех сторон, и господин Гузан на ощупь двигался дальше, ступая то на сырой мох, то на осклизлые камни. Холодно было здесь, холодно и душно, и сердце забилось тревожно, так же, как билось оно в теплой постели этой ночью, и он бежал из дома, чтобы торопить рассвет на окраине леса. «Назад, назад!» Как вдруг странный звук уловило чуткое ухо. Как будто… да, где-то плакало дитя, тихо и горько. Сердце трепыхнулось в груди, как накрытый ладонью птенец. - Сейчас, моя малютка, я иду! Где ты?! Раздался всхлип, и всё смолкло. - Где ты, отзовись! Я не вижу тебя! - Я здесь, - отозвался голосок, - на дереве, подними голову. Гузан завертел головой на толстой шее, задрал её вверх – на высоте порядка пятнадцати футов в развилке ветвей сидело дитя в белой кружевной рубашонке, четырёх-пяти лет от роду. - Небо… Да как же ты… да кто же тебя?.. - Меня папочка принёс, - ответил на недосказанное малыш и губки его задрожали. Был он прекрасен и нежен, как цветок, и сколько б Гузан не пялился на него, определить расу не мог. Эльф? Но ушки у дитяти маленькие и округлые. Вампиреныш? Не бывает у них такого нежного румянца на щечках. Больше ни у кого в Застенье таких красивых детей быть не могло. Огр принюхался, вбирая в себя еле уловимый аромат живой плоти. Неужели человечек? Гузан никогда не видел людей, только магов. Но кто бы бросил маленького мага в лесу? Тут мало быть гнусным лиходеем: ни Неба, ни Бездны, ни Закона – ничего по обе стороны жизни и смерти не убоялся преступник! - Постой… Что ты сказал, моя крошка? Папа? Отец затащил тебя сюда?! Малютка прижал розовый кулачок к губам и вновь заплакал. - Нет, не плачь! Прыгай ко мне на руки, дитятко, не бойся! - Ножки занемели, двинуться не могу, - плакал бедняжка. Ствол дерева был гладкий, без единого сучка – туда-то залезешь, а как с ношей возвращаться? Огр с рыком повалил несколько чахлых осинок, едва ли не с корнями, прежде чем вспомнил о топоре за поясом. Топором он высек зарубки в стволе и крепко всадил в них заточенные края осинок. Другим концом деревца уперлись в землю, и хоть косая вышла лесенка и скользкая, но уж терпение у Гузана кончилось, да и сколько дитю сидеть на стылом воздухе в одной рубашонке? Гузан по-медвежьи попёр по стволам, те гнулись и трещали, и едва ручища огра подхватила застывшую младенческую попку, как вместе они рухнули вниз, но в мох и лишайник, обсыпанный иголками, так что не пострадал никто. Почти. - Охх, - застонал лесничий и потёр обширную свою задницу – она геройски приняла на себя удар. Другой рукой он прижимал к себе малютку, и был тот не тяжелее зайчонка. - Спасибо, - пролепетало дитя, прильнув к огру поплотнее. Застывшее тельце быстро отогревалось. - Сейчас домой пойдём, сладенький, - смахнул слезу огр. – Как ножки – не отошли ещё? - Ножки хорошо. Но я же босенький, мне колко идти будет. - Да я понесу тебя, голубочек мой, ну что ты! Отнесу тебя к господину барону, он накормит тебя кашкой и пироженкой, уложит в теплую постельку… - Я домой хочу, - всхлипнул малыш, горестно сведя бровки. - Э, нет! Там отец твой, ирод! Вот пусть господин барон отправит нарочного к градоначальнику, а тот уж разберется. Мать-то есть у тебя, крошка? По правде говоря, не хотелось отдавать дитё ни барону, ни тем более полиции. Гузан держал в руках сокровище, ценнее коего не виделось ему ничего в мире. Что если спрятать ото всех, растить и нежить в одиночку, ведь само пришло счастье, да и не знает никто… кроме отца-душегуба. Ну, тому шею свернуть да сварить из него похлёбку. - Есть мамочка, - щебетал меж тем ребёнок. – Она, наверное, плачет сейчас, меня ищет. Мамочка добрая и красивая, она сильно-сильно меня любит. А папочка не любит, нет, он злой и некрасивый. И он вновь зашмыгал носиком, пристроив кудрявую головку на огрскую щёку. И волосики у него были мягче пуха, а заплаканные глазки круглые и карие, и пухлые щечки, и крохотные пальчики, и розовые нежные пяточки… Ну как желать дурного этому ангелу небесному! Не иначе, как бесноватый орк незнамо где отхватил себе человеческую самку, мучает её, бедную, а младенчик стал помехой похотливому животному. И всей душой своей почувствовал господин Гузан, как тяжко потерять такое сокровище, как страдает несчастная мать! - Хорошо, я отнесу тебя домой, малютка. Знаешь ли ты, где твой дом? - Во владениях маркиза Сагди, - счастливо вздохнул младенчик и поцеловал лесничего в нос. - Далеко-о. Но там, вроде, маг за старшего хозяина, о нём добрая молва. Ему и отнесу тебя, пусть решает. - Хорошо, - согласился малютка и вновь поцеловал спасителя. - Вампиру б не отдал, знаю я их. А маг по совести рассудит. И, получив очередной поцелуй, лесничий пошагал вон из леса, оберегая ношу от колючих ветвей и свежего ветра.