Смертельно влюбленный

      "Быть или не быть?"       Этот старинный гамлетовский вопрос мучил меня последнюю неделю. Мне никогда не приходили мысли о собственной смерти, тем более, так часто. Может, это из-за того, что у меня всегда был человек, который, словно крепкая каменная стена, мог защитить от страшных мыслей и не дать им даже шанса заползти в мою голову. Но сейчас мне приходилось справляться со всем в одиночку. Не было никого, кто мог сесть рядом, положить руку на плечо и сказать: "Я рядом, тебе не о чем волноваться."       Несмотря на свое обещание рассказывать маме обо всех событиях в моей жизни, я не говорил ей о том, что происходит внутри меня, и притворялся, будто все замечательно. Мне просто не хотелось рассказывать ей о Дейзи. Когда мама застукала меня за разговорами с ней несколько дней назад, она была сильно обеспокоена и много плакала, хотя и пыталась скрыть это. Мне стало жаль ее; я не хотел, чтобы она снова волновалась из-за меня, не хотел стать преградой на ее пути к счастливой жизни, и пообещал себе не рассказывать маме об этой истории, даже в крайнем случае. Пусть лучше я буду страдать в одиночестве, чем повлеку ее за собой.       Таким образом, я копил все в себе и очень часто рыдал ночами. Иногда слез вытекало так много, что подушка не успевала высохнуть к утру, и я просыпался, чувствуя под головой чуть влажную ткань. С Дейзи я так и не разговаривал. После своей исповеди в моей спальне она появилась в школе всего дважды и оба раза только на минуту или две. Девушка смотрела на меня холодными серыми глазами, а затем, словно по волшебству, исчезала, растворялась в воздухе. Днем я сохранял безразличное лицо, ни один мускул на нем не мог выдать того, что творилось внутри, но приходила ночь, и я впадал в безумие: обливался слезами, звал Дейзи, проклинал себя за то, что отверг ее, потом проклинал себя за то, что снова звал ее, и яростно колотил бедную подушку. Мне хотелось умереть, но больше не чувствовать этого кошмара, который с каждый днем только возрастал. Припадок боли длился около часа, после чего я без сил падал в кровать и засыпал. Поспать мне удавалось максимум четыре часа.       Вскоре я потерял способность плакать, и равнодушие стало единственной эмоцией на моем лице. Даже если внутри меня взрывались тысячи мелких бомб, а тело стонало от многочисленных ранений, глаза и щеки оставались сухими. Теперь, если я страдал, то страдал без возможности выплеснуть чувства наружу, но я так устал от ночных рыданий в подушку, что даже был рад наконец прекратить их. "Это бесполезно, - убеждал я себя. - Даже если я буду лить слезы двадцать четыре часа в сутки, как это мне поможет? Никак. Мне по-прежнему будет плохо, я все так же буду мучить себя. Это просто лишняя трата сил и времени."       Я не понимал, что со мной происходит и как до этого вообще могло дойти, но прошло немного времени, и в моей голове начинали роиться мысли о смерти. Я представлял себе мир без меня. Это был самый обычный мир, такой, каким я вижу его сейчас. Только в школе стало на одного ученика меньше. Эта комната опустела, а, может, просто впустила нового жильца, но уже не меня, кого-то другого. На одного человека меньше теперь спешит ранним утром к станции метро. Но разве это так много значит? Разве кто-то пожалеет о том, что в классе освободилось место за партой, что по городскому асфальту не пройдет привычная пара ног? Что важного потеряет мир, если меня в нем не станет? Размышляя об этом, я пришел к выводу, что абсолютно ничего не значу.       Тогда что меня здесь удерживает? Мэй больше нет, и это, скорее, похоже на аргумент против дальнейшей жизни, а не наоборот. Дейзи, любовь к ней? Но ведь она сама и есть Смерть. Если я умру, разве это не означает, что у нас появится шанс быть вместе целую вечность и при этом не только говорить, но и касаться друг друга, ощущать тепло объятий и даже страсть поцелуев, если она все еще любит меня. "Вот я и нашел выход, - внезапно подумал я. - Если Дейзи и вправду существует, то конец моей жизни может положить начало нашей любви, а если нет... Если нет, то что мне терять? Хуже от этого точно не будет."       Будь я в адекватном состоянии, назвал бы все эти мысли вздором и быстро выгнал из своей головы, но сейчас я уже не чувствовал, что способен управлять собой, своим телом, мыслями и действиями. Идея о самоубийстве охватила меня полностью, но я не чувствовал ничего по этому поводу, кроме как желания поскорее успокоиться и забыть о том, что значит чувствовать. Я даже не мог сопротивляться и остановить поток мрачных мыслей в голове, который уже выдвигал варианты и составлял план моей собственной смерти.       Это случилось на следующий день, поздней ночью. Словно находясь под гипнозом неразумного внутреннего голоса, я отыскал хорошо заточенное лезвие и, сидя на краю кровати, стал легко, едва прикасаясь к коже, водить по запястью. Я рассеянно пялился куда-то вдаль и ни о чем не думал. Нажать на лезвие сильнее и резко провести им по синим полосам, вьющимся под самой ладонью, у меня не получалось. То ли не хватало смелости, то ли мне хотелось насладиться последними минутами своего существования, но ранить себя я не мог.       "Что скажет мама, когда увидит меня мертвым? - вдруг пришло мне в голову, и я осознал, что именно мама - тот человек, ради которого я хотел бы остаться в этом мире, лишь бы только не видеть грусть в ее глазах. - Будет ли она причитать, винить себя в случившемся или просто вздохнет от облегчения, что еще один сумасшедший ушел из ее жизни? Нет, она не станет говорить. Я уверен, она заплачет. Она будет долго-долго плакать, но когда-нибудь все равно смирится. Может, всего через час, а, может, только через двадцать лет." Я вздохнул и посмотрел на лезвие в руке. "Прости меня, мама, за это, - мысленно извинялся я перед ней. - Я очень тебя люблю, но мне слишком сложно терпеть это все. Надеюсь, когда-нибудь у тебя все образуется."       Зажмурив глаза, я чуть сильнее надавил острым краем лезвия на тонкую кожу запястья, но внезапно ощутил, как по спине пробежала волна холода. Я вспомнил это ощущение и знал, что виноват в нем вовсе не обычный ветер. Это была она, Смерть, та, которую я так ждал. Я чувствовал, что она стоит прямо за мной и смотрит своими пустыми глазами.        - Ты говорила, что у меня будет долгая жизнь, - вполголоса усмехнулся я, не оглядываясь назад. - Нет, ты не знала, когда я умру. Ты ошиблась.       Дейзи не отвечала и не двигалась с места. Только через несколько секунд она еле слышно вздохнула и глухо проговорила:        - Что ты творишь, Милтон?        - Разве не видно? - саркастически спросил я. - Пытаюсь спастись.        - Спастись? - переспросила девушка. - От чего ты хочешь спастись?       - От этой жизни, - ответил я, все еще не отрывая глаз от острой железки в руках. - Мне надоело. Я не могу жить в мире, где совершенно ничего не значу, где нет ни одного человека, который бы мог сказать, что я ему нужен. Которому я бы мог сказать, что он мне нужен. Ради чего мне тогда оставаться здесь? Ради кого?       В комнате воцарилось молчание, нарушаемое только завываниями ветра за окном. Никто из нас не торопился говорить, но мы оба знали: говорить нужно. Не просто потому, что мы давно не разговаривали и хотели это исправить - этот разговор мог либо спасти, либо окончательно уничтожить жизнь.        - Знаешь, - наконец произнесла Дейзи, - один очень хороший человек как-то сказал мне: "Может быть, ты не чувствуешь свою значимость в этом мире, но это не означает, что ее нет на самом деле." Правда прекрасные слова? Я поверила им, и они помогли мне, когда я нуждалась в поддержке. Я подумала, что начала жить - именно жить, а не существовать, как прежде -, я заново научилась чувствовать, получила много новых впечатлений, и это все благодаря одному человеку, который не отверг меня и попытался понять. Но знаешь что? Сейчас я смотрю на него и вижу, что он противоречит сам себе. - Она ненадолго замолчала, а я почувствовал смущение, понимая, к чему она клонит. - Милтон, это твои слова. И я пришла сюда напомнить их тебе. Ты не никто, и ты нужен не только мне, но и множеству других людей, которых ты, может, пока еще не встретил. Твоя жизнь только начинается. Не делай поспешных выводов, не пройдя ее до конца.       Я молча сверлил взглядом стену напротив и не знал, как реагировать на происходящее. Убрав лезвие от запястья, я стал напряженно вертеть его пальцами. После ее слов мой разум словно стал проясняться, появились сомнения в том, хочу ли я убить себя на самом деле, но внутренний голос по-прежнему убеждал меня совершить задуманное, ведь только так мы с Дейзи можем быть вместе.       - Хочешь услышать правду? - глухо произнес я. - Я иду на это не из-за недостатка внимания каких-то там людей. Я иду на это из-за тебя.       Впервые за ночь я обернулся и посмотрел на нее. Маленькая беленькая фигурка, забившись в самый дальний угол комнаты, смотрела на меня блестящими серыми глазами. На ее лице не было никаких чувств, только привычная маска безразличия, но что-то подсказывало мне, что ей на самом деле совсем не все равно. Она стояла в этом углу, и ее окружала аура тревоги, боли, даже страха.       - Если это правда, - попыталась произнести она максимально спокойно, но пара непослушных ноток в ее голосе выдали волнение, - если я причина твоих страданий и твоя жизнь пошла под откос настолько, что ты готов вскрыть вены и покончить с собой, из-за меня, то я готова исчезнуть. Исчезнуть из твоей жизни и не возвращаться в нее до определенного момента, пока ты снова не будешь нуждаться во мне. Сейчас тебе нужно жить и жить так, чтобы, встретив меня через много-много лет, ты вспомнил этот момент и осознал, что не зря передумал убивать себя тогда. И если для этого мне придется уйти, я сделаю это.       Замолчав, Дейзи сделала медленный глубокий вдох и посмотрела на меня, ожидая ответа. Хотя в ее глазах читалось сплошное равнодушие, не пропускавшее ни одной эмоции, спрятанной где-то вглубине, при взгляде на нее складывалось ощущение, будто она вот-вот расплачется, пусть она этого и не умеет.        - Я люблю тебя, - глядя ей прямо в глаза, прошептал я так тихо, почти беззвучно, но знал, что она все расслышала. Я изучал ее лицо, надеясь увидеть какую-то реакцию, но эта беспокойная аура не позволяла пробиться чувствам. - В этом вся правда. Именно поэтому мне плохо. Я ведь... я... Это же безумие - человеку любить Смерть. Да и мама с подозрениями на сумасшествие... Все стало так сложно, я не понимал, что происходит, не понимаю до сих пор. Как мне узнать, существуешь ли ты на самом деле или только в моем воображении, если тебя могу видеть только я?       Девушка, не сводя с меня глаз, улыбнулась. Как давно я не видел этой улыбки! Сочетая в себе солнечные свет и тепло, человеческие нежность и ласку, она превращала полутемную комнату в самое уютное и светлое место на планете, и мне хотелось часами сидеть здесь и смотреть на приподнятые уголки ее бледных губ, обнажающих нереально белоснежные зубы.        - Помнишь тот день, когда мы только познакомились? - спросила она с особой теплотой в голосе.       - Конечно, - кивнул я.       - Опиши его.       - Описать? - удивленно переспросил я.        - Да, я хочу, чтобы ты его описал.       Я слегка нахмурил брови и странно посмотрел на нее, но, исполняя ее просьбу, тут же мысленно перенесся в момент, когда я впервые увидел ее.        - Я вышел из кабинета и увидел в коридоре Мэй, - начал я, улыбнувшись от воспоминаний. - Она была такой счастливой. Я хотел подойти к ней, но тут появилась ты, кинулась ей на шею, заставила меня ревновать, волноваться, даже бояться. О, я помню, как первые несколько дней со страхом вспоминал твои глаза! Но потом вы ушли, а я остался ни с чем. Кажется, на этом все.       Дейзи улыбалась на протяжении всего моего рассказа, а в моем сердце, изнывавшем от боли, трещин и ран, словно началась весна. Уже забытый мною приятный трепет вновь наполнил тело от ностальгии по событиям месячной давности. "Надо же, всего месяц прошел, - подумал я, - а мне казалось, будто это произошло целую вечность назад." В самом деле, в эти долгие несколько недель произошло столько событий, сколько не произошло со мной за целый год. Я успел потерять близкую подругу, завести знакомство со Смертью, полюбить ее, довести себя до безумства и даже попытаться покончить с собой - разве поверишь тут, что еще даже осень не закончилась?        - Именно так все и было, - подтвердила Дейзи. - Вспоминай об этом дне всякий раз, когда начнешь сомневаться в реальности нашего с тобой знакомства. Он - мое главное доказательство.       Сначала мой затуманенный разум не понял, что именно она имела в виду, но, перекрутив в голове момент нашей первой встречи десяток раз, я ахнул не то от восторга, не то от собственной глупости. "Конечно, конечно, она существует!" - ликовал мой внутренний голос, тот самый тоненький голосок, который я так отчаянно пытался задушить на заре своего сумасшествия. Закутанный в мрачные размышления, погруженный в сильнейшую тревогу, панику, я забыл тот самый сильный и неопровержимый аргумент, о котором стоило подумать в самом начале. Действительно, я не был единственным, кто видел Дейзи, кто говорил с ней и даже поддерживал теплые, дружеские отношения. Был человек, который прошел через все то же самое еще до меня, и это была Мэй, моя дорогая Мэй, которая по сути и свела меня с Дейзи. Которая своей смертью открыла мне дверь в эти сложные, запутанные, но такие прекрасные отношения.       Что-то в моей голове щелкнуло, и туман, так долго охватывавший мой разум, рассеялся. Я выронил лезвие, оно стремительно полетело из моих рук вниз, а затем со звоном ударилось о паркет. Внезапно для себя я ощутил на глазах слезы, которые уже через минуту ручьями разливались по моим щекам, и закрыл лицо руками. Я не знал причину своих слез; в них соединилось все чувства, что я испытывал за этот месяц: радость и горе, сожаление и ревность, беспокойство и влюбленность. Я плакал, потому что напрасно убил столько нервных клеток, когда мог бы положить конец подозрениям еще в момент их рождения. Я плакал, потому что был счастлив, что все мои тревоги оказались лживыми и теперь я мог снова общаться с Дейзи. Я плакал, потому что радовался окончанию самого сложного периода моей жизни и началу нового, более светлого и приятного.        - Я дурак, - заключил я, растирая соленые слезы по горящим от переизбытка эмоций щекам. - И как я только мог довести себя до такого? Я ведь чуть не убил себя... Если бы ты пришла на пять минут позже, если бы не пришла вообще... Нет, мне даже думать об этом страшно.        - Я ведь обещала тебе долгую жизнь, - усмехнулась Дейзи. - А я привыкла держать свои обещания.       Она оторвалась от угла и плавно двинулась в мою сторону. Сев на другой край кровати, она посмотрела мне в глаза, ласково улыбнулась, а затем опустила взгляд и охватила себя руками, будто ей было холодно. Прошло еще несколько мгновений, и она вдруг усмехнулась.        - Мне кажется, я знаю, почему ты меня видишь.       - Почему? - спросил я, подняв на нее взгляд.        - Потому что ты любишь меня, - улыбнулась Дейзи, глядя куда-то перед собой. - И я люблю тебя. А я никогда никого не любила, даже не влюблялась. Я была уверена, это невозможно, но тут появляешься ты и рушишь все мои представления о себе самой. Мне кажется, это не может быть случайностью, и мы...        - И мы созданы друг для друга? - перебил ее я.        - Вполне возможно, - усмехнулась она. - Увидим. А что думаешь ты?        - Я думаю, что ты права, - ответил я, и мы на секунду снова встретились взглядами.       Она в очередной раз мило и даже как-то смущенно улыбнулась, опустила глаза и стала водить ногой по полу из стороны в сторону. Ее серебряные волосы покоились на плечах, спускаясь длинными шелковистыми ручьями до самых бедер, и блестели, переливались в свете луны цветами волшебства. Я наблюдал за ней и чувствовал что-то невероятно приятное, будто мы снова сидим за школой под этим огромным голым деревом и непринужденно разговариваем о чем-то. И, тем не менее, чем дольше я смотрел на Дейзи, такую неземную, но очень близкую мне, тем печальнее мне становилось.        - Что теперь станет с нами? - спросил я, задумавшись.        - А что должно случиться? - Дейзи вопросительного посмотрела на меня, и я заметил, что толстая стена изо льда в ее глазах начала таять, возвращая все краски и искренние чувства обратно в эти два серых океана.        - Думаешь, мы сможем продолжать любить так долго, если нам запрещено даже просто касаться друг друга?        - Не знаю, - пожала плечами девушка. - Разве это так важно?        - Наверное, нет, - неуверенно ответил я. - Или да. Или... Честно говоря, я никогда ни с кем не встречался, так что я и сам этого не знаю. Но разве тебе никогда не хотелось, например, взять кого-то за руку, или броситься в объятия, или поцеловать?        - Кого-то - это тебя? - засмеялась Дейзи.        - Ну, пускай меня, - смущенно улыбнулся я.       Она склонила голову набок и стала с улыбкой во все лицо рассматривать меня с ног до головы.        - Наверное, хотелось, - ответила она. - Иногда это может быть тяжело - хотеть обнять кого-то и не иметь возможности этого сделать, но даже если я никогда в жизни не смогу коснуться тебя, разве стану я любить тебя меньше? Вряд ли. Если романтическая окраска со временем сотрется, всегда останется дружеская любовь, любовь к человеку как к личности, а она гораздо ценней и долговечней поцелуев.        - Так, ты думаешь, у нас все получится? - с надеждой спросил я.        - Это зависит только от нас, - улыбнулась Дейзи. - Но даже если тебе станет не хватать человеческого тепла и ты найдешь кого-то другого, может, захочешь завести семью, я пойму. Если ты меня разлюбишь, я приму это. А если нет, то однажды, спустя долгие годы ожидания, мы наконец сможем взяться за руки.       Она вдруг остановилась и, задумавшись, спросила:        - Я надеюсь, это не слишком жутко прозвучало?       Мы посмотрели друг другу в глаза и отчего-то засмеялись, так беззаботно, легко, так по-детски, как не смеялись мы с ней никогда. Маска холодного безразличия окончательно спала с ее лица, и теперь она снова была той искренней, мечтательной и таинственной Дейзи, в которую я влюбился без памяти. Она оставалась со мной всю ночь; мы шептались о всяких мелочах, смеялись над какими-то глупостями и, сидя рискованно рядом, всего в паре сантиметров друг от друга, встречали нежно-розовый рассвет.       В эту ночь никто из нас не знал и до сих пор не знает, чем все это закончится, какие испытания нас ждут в будущем и сможем ли мы их преодолеть. Мы даже не знали, сколько проживет наша любовь, но нам было плевать. Мы любили здесь и сейчас, не думая о завтрашнем дне, о том, что будет через год или два.       В эту ночь я решил, что даже если я окажусь сумасшедшим, а она - моей больной фантазией, я все равно хочу ощущать ее любовь, слышать звонкий смех, тонуть в таинственных серых глазах и мечтать вместе с ней.       Даже если я окажусь сумасшедшим, я буду любить Смерть, потому что она вернула мне жизнь. Во всех смыслах этого слова.