во имя его

мы тут вечно должны то июлю, то январю Посмотри, Боже, что я во имя его творю: здесь приходится истинно дикое вытворять, то сворачивать горы, то молнией сечь моря, то плести - не ловцы, не мандалы, не кружева, в лабиринтах и снах заколдованных выживать - до того, что ни поле, то пепел и гарь внутри. кем мы становимся, господи, посмотри. За тобой так ходили ли, боже, как я за ним, был ли ты хоть минуту за вечность как он любим, наливали ли соки, до встречи считали дни, кем я буду без глаз его, господи сохрани. в симметричные улицы город привел зарю. Посмотри, боже, что я во имя его творю: разве что перешить полвселенной не хватит сил, материк не колоть и светила не погасить, для светил у меня просто тактика есть своя: сделать так чтоб считали за честь для него сиять, чтоб удача покуда он жив не ушла к другим. ну не край ли я выбрала, господи, помоги. за мои панегирики, сказки с плохим концом, он, скорее всего, рассмеялся бы мне в лицо: что ты там возомнила себе (будто лед сковал) - сколько можно миры перекраивать на словах, нет могущества в пальцах, не сравнивать им вершин, не плести звездный невод и нити судьбы не шить. и когда он ошибся, хоть раз бы неправым стал? вот где истина, господи: только его уста говорят нам что будет, не требуя почитать, его слово мольбам и писаниям не чета. Хоть никто не рубил, не привязывал к алтарю, посмотри боже, что я во имя его творю: с каждым шагом все меньше отчаянья и вины, разве что-то похожее делали для иных? говорит, что пленяться иллюзией мне нельзя, и слова проливаются, мечутся и скользят, прошивает невидимым швом и в ушах звенит то набат то шуршащее господи извини, вот кому воздвигать бы дольмены и говорить: посмотри, светлый князь, что во имя твое творим. Но теперь в час нужды я зову не тебя - его. И покуда он дышит мне нету других богов.