После Рождества учёба полетела так быстро, что я порой даже не успевала следить за ходом событий. Как-то так всё закрутилось, завертелось, что я просто расслабилась и плыла по течению.
С Чарити мы больше не ругались, да и вообще с факультетом я старалась поддерживать более-менее тёплые отношения, чему немало способствовали мои братья. Даже на Рейвенкло, ученики которого обычно придерживались нейтралитета в безудержной войне Гриффиндор-Слизерин, то утихавшей, то вновь ведущейся с прежним запалом, были настроены ко мне вполне доброжелательно.
На самом деле, занятия мне очень нравились. Я любила возиться с зельями, пусть и некоторые ингредиенты выглядели не совсем аппетитно, любила засиживаться допоздна над книгами по Трансфигурации и Чарам. Я пока, честно говоря, не знала, чем буду заниматься после школы, но почему-то делала ставки на Чары и, возможно, Руны.
Замок всё так же поражал. Мне безумно нравилось ходить под его мрачными сводами, опираться о поручни лестниц и смотреть вниз, думая, что будет, если кто-нибудь всё-таки упадёт. Нравилось сидеть на широченных подоконниках, листая очередную книгу, нравилось пропадать в библиотеке вместе с подругами или братьями, зарываясь носом в пыльные талмуды. Да, признаюсь, в этом месте меня привлекало слишком многое, чтобы чувствовать себя несчастной или хотя бы хандрить.
На самом деле, подобное рвение к знаниям выглядело несколько странновато. Обычно хорошо учились магглорождённые, и то только первые два-три курса, пока волшебство не приедалось и не становилось обыденностью. Дети же аристократов или же просто людей, которые пробыли несколько поколений исключительно в волшебном мире, уже не столь сильно рвались к новым знаниям. А зачем? Только единицы (например, Фабиан) понимали, что обучение в Хогвартсе не протянется навечно, как и отцовская забота, а потом придётся крутиться в этом мире самому.
Нет, умом-то я понимала, что Род меня не бросит. Что отец и мать помогут устроиться в мире при любых оценках, что возможно я выйду замуж, что всё будет в порядке… Но я хотела что-то значить сама по себе, разве есть в этом что-то плохое?
Грустно то, что многие этого не понимали.
Вот и сейчас надо мной посмеивалась пара хаффлпаффок, наблюдая из-за очередного стеллажа. На самом деле, хаффы мне не особенно нравились… какие-то мутные ребята, вот честное слово. Даже от слизеринцев не ожидаешь подножки, хотя я и учусь вроде как на враждующем факультете. А барсуки могли брать эффектом неожиданности, если бы захотели. Слава Мерлину, они пока об этом либо не задумывались, либо не решались на подобное.
Эти мысли невольно вызывали улыбку, так что я снова склонилась над книгой, занавешивая лицо волосами.
Почему-то в голове тут же нарисовался образ «грозного» хаффлпаффца, дико кричащего на немецком и рвущегося в бой. Пробивало на ха-ха.
На соседний стул опустилась чья-то сумка. Звук заставил меня резко вскинуть голову и удивлённо приподнять брови. Наверное, нелюбовь к неожиданным появлениям была рядом со мной всегда. Ну не нравилось мне подобное, и всё тут. Чувствовала себя в такие моменты гадко… незащищённой, что ли? Нет, скорее беззащитной.
— Лестрейндж? Ты чего не с братом?
Мальчик хмыкнул и с громким хлопком водрузил на стол несколько книг, что не укрылось от зорких глаз библиотекаря; женщина нахмурилась и с довольно грозным видом поправила очки, как бы намекая, что, если он хочет находиться здесь дальше, нужно вести себя тише.
— Тебе просили отдать, — он ткнул пальцем в обложку и снова нахмурился. — Передай своему братцу, что я не почтовая сова.
Увидев, что я даже не представляю о чём он говорит, мальчик снова хмыкнул.
— Я встретил Фабиана по пути в библиотеку. Ты, кажется, просила у него учебники по Рунам за третий и четвёртый курс, вот он и озадачил меня, — Рабастан снова вздохнул и передёрнул плечами. — Почему-то Руди он не гоняет.
Я хихикнула и притянула к себе книги, улыбаясь.
— Он просто надеется, что мы подружимся.
Кажется, это было очевидно. Братья переживали, что дуэт Гриффиндор-Слизерин распадётся сразу же после их ухода. Как известно, эти два факультета враждовали между собой практически всё время своего существования, и только в прошедшие пару лет наступило неожиданное затишье. И теперь, что Фабиан и Гидеон, что Рудольфус, всеми силами старались познакомить меня с кем-то из слизеринских первачков. Боялись, что все их усилия пойдут насмарку.
Примерно таким образом я познакомилась и с Элладорой Гринграсс. У девочки были светлые-светлые, почти что белые, волосы, кукольные черты лица и серые — практически прозрачные — глаза. На факультете первокурсники старались держаться от неё подальше: пугали и неестественного цвета волосы, и странные глаза, и немного нетипичное поведение. Её с братом растил отец, отдающий большее количество своих сил и времени сыну, так что девочка была немного замкнута в себе, больше молчала, чем говорила, и постоянно читала. Она оказалась неожиданно интересным собеседником.
Поначалу мы чувствовали себя несколько скованно. Ну да, это была не Миранда, которая могла разговорить кого угодно с её-то заводным характером. Я не скажу, что нашла в Гринграсс родственную душу, но она мне понравилась. Теперь мы довольно часто пересекались в библиотеке, разбирая сложные для первокурсников связки заклинаний вдвоём. Она любила знания и тех, кто любит их, так что и мне перепадали её симпатии. Так же, как и я, девочка рано начала учиться, постоянно пропадала в семейной библиотеке, сидела допоздна над книгами или рядом с портретом матери, естественно, тайком от отца. Так я узнала о традиции, существующей в семьях волшебников: портретам допускали вход на полотна в комнатах дома только тогда, когда дети и внуки изображённых на картинах людей уже умирали. И делалось это неспроста: многие слабовольные волшебники простаивали часами перед портретами умерших любимых людей, забывая обо всём на свете.
— Пару раз меня даже ловили, — как-то поделилась девочка и нахмурилась. — Но мама накричала на отца, сказала, что он не имеет права запрещать нам видеться. Вроде как она меня учит и всё такое…
Девочка жестоко скучала по матери, это было видно. И мне было действительно жаль её, ведь я, как никто другой, понимала, каково это: не чувствовать объятий дорогого тебе человека, не иметь возможности пожелать родной маме спокойной ночи или сказать «доброе утро», уткнувшись в шею. Да, теперь у меня была такая возможность, ведь я любила Розмари и уже давно стала считать её собственной матерью, ведь другую женщину я и не знала, но…, но я понимала.
А сегодня девочка задержалась на факультативе по Трансфигурации — МакГонагалл уже отпустила меня и ещё нескольких человек, оставив немного отстающих. Так что сейчас я ждала подругу и записывала интересные по моему скромному мнению для неё факты из выбранной мне книги на пергамент.
— А мы подружимся? — с сомнением протянул мальчик и улыбнулся. — Не думаю.
Я рассеянно пожала плечами и снова погрузилась в изучение книги.
— В конце концов, альянс Гриффиндор-Слизерин продолжается, — пробормотала я, находя очередную заковыристую связку.
Мне безумно нравилось разбираться в построении связок боевых заклинаний. Например, когда вместе соединяли Экспеллиармус, Вердимилиус и Инкарцеро. Это представляло из себя связку экспеллиармус-вердимилиус-вердимилиус-инкарцеро, и при этом палочка буквально танцевала в руках мага.
Настоящие боевики всегда сражались исключительно связками, ведь таким образом наносился больший урон, да и время это экономило довольно хорошо, быстрее выводя предполагаемого оппонента из строя.
Но были действительно сложные связки, которые мы пока что не решались применять на чём-то и, уж тем более, на ком-то.
Примером могли послужить, скажем, Орбис, Экспульсо и другие им подобные. Вот и сейчас я столкнулась с довольно занимательной связкой, направленной скорее на полное уничтожение противника, нежели на его обезвреживание. Орбис-орбис-экспульсо-конфринго-экспеллиармус-экспульсо, читая подобное я невольно ёжилась, представляя себе масштабы разрушений. Ведь никто не будет стоять столбом, пока в него летит огромный огненный шар, или же пока его поражает ударная волна взрыва… Я снова вздрогнула, выводимая из своих мыслей лёгким прикосновением чужой руки к запястью: у меня пытались отобрать книгу.
Эти талмуды я взяла с собой из дома. Как я уже и говорила, Прюэтты были тёмным и довольно мутным родом. Особенно старались несколько поколений назад, идя тогда если не наравне с Блэками, то где-то рядом. Так что, найдя подобное на одной из полок библиотеки нашего поместья, я не особенно удивилась. Всё-таки чего-то подобного и ожидала, семья была хоть и дружной, и любящей, но тёмной и, давайте уж признаем, опасной.
Но я уже представляла, как палочка будет танцевать в руках мага. Это завораживало, просто безумно завораживало. Так что в этот момент я переписывала «взрывную» цепочку, когда книгу попытались отнять. Стоит ли говорить о том, что подобную литературу никто не должен был видеть в руках у маленькой гриффиндорки?
Да, возможно было глупым то, что я притащила их в библиотеку. Но тут действовало одно правило: если хочешь спрятать, то положи на видное место. К маленьким девочкам, склоняющимся над книгами в библиотеке, никто не подходил, ведь подобная картина была вполне привычной для школы. Тем более, мы с Эллой всегда вели себя очень тихо, никому не мешали и, так сказать, не отсвечивали.
— Что ты читаешь… не похоже на школьную программу.
Мальчик потянул книгу на себя, кажется, он сделал это не ожидая сопротивления. Но допустить, чтобы кто-то увидел, что я здесь читаю… да никогда.
Я резко потянула талмуд на себя, с громким звуком захлопнув его.
— Тебя мама не учила не тянуть ручки к чужому? — огрызнулась я, прижимая увесистую книгу к груди, руками закрывая название.
Рабастан хохотнул и, подвинув сумку, опустился на соседний стул, рассматривая обложку.
— Что-то из фамильной библиотеки? — понятливо спросил он.
Кивок.
— И ты не хочешь показывать?
Кивок.
— Наверное, единственная в своём экземпляре, да?
Я пожала плечами и медленно опустила книгу назад, на стол. В принципе, зря я так отреагировала. Лестрейнджи, скорее всего, и не таким похвастаться могут. Не аваду же я тут тренировать собралась, в самом деле.
В голову почему-то пришла интересная мысль. Вот любопытно, нужно ли тренироваться в применении непростительных? А если да, то где и на ком? На магглах, используя их, как расходный материал? А если результат будет отличаться от того, как он проявляется на волшебнике? Тогда на магглорождённых? Или вообще на животных тренируют? Я медленно покачала головой и фыркнула. Да-да, маленькая, невинная, почти одиннадцатилетняя девочка… какие милые мысли.
Мальчик тем временем с интересом смотрел на обложку, видимо, пытаясь догадаться, что же за ней скрывается.
— Можно? — кажется, он уже и не надеялся получить фолиант в руки.
Что-то во мне щёлкнуло. Собственно, а почему бы и нет?
Молча подвинула книгу к нему и так же молча отняла от неё руки, теперь перелистывая свои пергаменты.
На самом деле, я старалась конспектировать как можно больше не потому, что боялась потерять доступ к каким-то книгам, а потому, что заметила — таким образом я усваиваю полученную информацию намного лучше, чем если просто прочитаю и, вроде как, выучу.
— Интересно, — пробормотал мальчик, кивнув чему-то. — Ты с Гринграсс занимаешься?
— Неподходящее слово, — я пожала плечами и улыбнулась. — Скорее мы «весело проводим время».
Рабастан усмехнулся, видимо, соглашаясь с данным мной определением. Как бы там ни было, но я обрела ещё одного друга.
***
Напевая ещё не забытую мелодию из прошлой жизни, я прогуливалась по тёмному коридору, направляясь в Выручай-комнату.
Мне было скучно. А когда одной маленькой гриффиндорке скучно, где-то невольно ежится глава Визенгамота. Ладно, это я, конечно же, утрировала. Как говорила небезызвестная Адалин Боуман — между прочим, одна из моих любимых героинь когда-либо снятых драм — «Я так далека от служителей закона, насколько это возможно». Всё-таки я кое-что помню о книгах, описывающих непростую, но увлекательную жизнь «Мальчика-который выжил», а моём случае «Мальчика-который-пока-что-не-родился». В общем, не важно. Но слово «экзорцизм» пока что всё ещё приводило меня в трепет. Кто знает, до чего вообще могут додуматься эти маги… в последнее время я имела удовольствие наблюдать размах их фантазии. Да, конечно, движущиеся лестницы и прозрачный потолок — это классно… Вот только из-за лестниц дети довольно часто опаздывали, а в Большом зале, когда шёл дождь, атмосфера царила, мягко сказать, гнетущая… впрочем, как я уже и говорила когда-то, за всё нужно платить. Зато в звёздные ночи там было в прямом смысле этого слова волшебно.
На самом деле, мне нравилось вот так вот ходить одной. Друзья, это, конечно, прекрасно. Ты никогда не останешься один в трудный для тебя момент, если соблюдены два условия: ты сам этого не хочешь и друзья у тебя должны быть самыми настоящими. Нет, я сейчас не про галлюцинации. Я про характер людей.
Хотя, помнятся мне ещё одни слова очень умного человека. Дословно не приведу, но смысл был в том, что все люди так или иначе возвращаются.
Как-то я не уследила за тем моментом, когда мысли приняли какое-то довольно меланхоличное направление. Таких настроений я старалась как можно лучше избегать: пока был энтузиазм, я могла работать, учиться, ходить на уроки, и всё это не теряло для меня своей прелести. Но стоило мне захандрить… ох, держитесь все, Великая и Ужасная Я наступаю.
Хихикнув, я снова покачала головой и целенаправленно пошла в сторону картины с троллями в балетных пачках.
Я любила Выручай-комнату. Там было очень удобно заниматься, можно было попросить библиотеку, например, или рабочий кабинет. А можно — попросить свою комнату.
Осознание одной простой вещи резко выбило воздух из лёгких, заставив меня остановиться. Свою комнату.
Просто до боли в душе вспомнились мне мои белые шторки, штопанный любимый плед, компьютерный стол, полки, обожаемый мною витраж, вставленный в рамку над рабочим столом… тапочки под кроватью, такая привычная одежда, зарядка от смартфона, фотографии…
Горло сжалось, когда в стене неожиданно появилась дверь. Не знаю, сколько я так перед ней стояла, не решаясь потянуть за ручку, не решаясь даже сделать небольшой шаг вперёд. Было страшно.
Но я должна была, нет, я была обязана сделать это. С прошлым следовало прощаться, даже если безумно по нему скучаешь. Быть может, мне удастся взять с собой несколько фотографий? Или что-то ещё? Я уже разучила заклинание копирования, может быть оно поможет, если уж комната не согласится отдать что-то с собой?
Я не знала, зачем мне подобное. Всё-таки бередить старые раны было больно. А ещё нелогично. Не я ли хотела прожить эту жизнь совершенно по-другому? Но это было просто мне необходимо.
Сглотнув, я зажмурилась и сделала первый неуверенный шажок в сторону двери. Второй. Сорвавшись, я бросилась к ней, вцепившись со всей силой в ручку. Распахнула её так широко, как могла, и захлопнула за собой. Так и стояла, зажмурившись.
Почему-то ничего не ощущалась. Я приоткрыла один глаз и увидела знакомую прихожую. Осторожно разулась по привычке, так же осторожно ступила на ковёр. Зажмурилась.
Господи. Господи. Я тут. Я дома.
Прошлась по квартире, останавливаясь чуть ли не в каждом её углу, рассматривая так знакомые мне вещи. Наконец, я дошла до белой простой двери, на которой висел аляпистый плакат. Воздух с трудом проталкивался в лёгкие. Моя комната.
Именно здесь я умерла, здесь жила, здесь узнала о страшном диагнозе.
Я огляделась, рассматривая так знакомые мне предметы, и с удивлением (и даже каким-то потаённым ужасом) вдруг поняла, что ничего не чувствую.
Абсолютно ничего. Словно это не моя комната, словно я здесь впервые.
При слове «дом» вдруг вспомнилось родовое имение Прюэттов, а при слове «семья» в памяти воскресли лица братьев и родителей.
Глупо улыбаясь, я развернулась спиной к некогда обожаемым журналам и медленно побрела к двери.
Как, оказывается, сложно устроен человек. Я была уверена, что просто не смогу вылезти отсюда часа два так точно, что буду проводить здесь всё свободное время… а сейчас у меня словно предохранитель спустили, раздался выстрел, после которого ветер разносил по воздуху лишь лёгкий дымок — отголоски былых ощущений и чувств.
***
Учебный год медленно, но верно подходил к концу.
Старшекурсники ходили по замку сонные, с красными глазами, с книгами подмышкой, и всё это время выглядели очень уставшими. Лишний раз ребят старался никто не донимать. Даже учителя теперь задавали чуть меньше домашнего задания и чуть больше давали нужного для сдачи экзаменов материала на уроках. Зачастую ученики просто подходили за списком литературы, а потом штурмовали библиотеку. Мадам Пинс, как казалось со стороны, уже готова была хвататься за сердце и пить умиротворяющий бальзам галлонами, иначе срывалась бы на всех подряд. Одно радовало, о тишине заботиться не приходилось — старшекурсники были слишком увлечены книгами, так что времени на разговоры попросту не оставалось.
Для меня существовал один довольно весомый минус: библиотека теперь была постоянно заполнена до отказа, так что даже мой любимый и вечно одинокий столик теперь облюбовала тройка старшекурсниц. Естественно, меня они не прогоняли, даже предлагали свою помощь, но мне было как-то неловко отвлекать их. Да и книги, которые я читала в тиши стеллажей, никто не должен был видеть… ну, почти никто.
Рабастан оказался замечательным собеседником, даже несмотря на то, что, теоретически, я была старше него примерно на десяток лет. В его компании разница в возрасте не ощущалась вообще. Он любил книги, артефакторику и дожди, а этого было вполне достаточно для нашей дружбы. Хотя «дружбой» это можно было пока что назвать с натяжкой. Просто иногда мы сидели вместе в библиотеке, гуляли, обсуждая очередной только что прочитанный фолиант, а недавно договорились, что летом обязательно продолжим наше общение с помощью писем. Почему-то я не сомневалась, что это будет весело.
Миранда тоже активно скрашивала мои будни, разбавляя их серость яркими красками. На пару с Чарити, которая теперь вдруг стала раз в надцать смелей, они придумывали достаточно безобидные, но забавные шалости, в которых я с удовольствием принимала участие. Вместе мы учили уроки, вместе болтали обо всём на свете, обсуждали даже фасоны платьев, без этого, к сожалению, не обошлось. Миранда грезила техногенным прогрессом, а Чарити едва ли представляла, что это такое.
— Хочу после школы поехать путешествовать, — как-то сказала мисс Кидделл, расчёсывая свои длинные тёмные волосы, которые всегда вились на концах, и готовясь ко сну. — Поглядеть, кто как живёт, может открыть своё дело…
— А чем именно ты будешь заниматься? — вдруг заинтересовалась Чарити, оторвавшись от книги, которую она в это время бездумно перелистывала, следя за яркими анимированными с помощью волшебства картинками.
— Хочу усовершенствовать способы связи между волшебниками, — коротко ответила девочка и замолчала.
Больше она об этом никогда нашей соседке не говорила. Я догадывалась, что она имела в виду, но очень хотела услышать это от самой девочки. Всё-таки подобное должно было много значить. По крайней мере, я была бы уверена, что она мне доверяет.
Весенние каникулы я провела в школе, не желая лишний раз расставаться с друзьями. В конце концов, с родителями я проведу целых два месяца, так что успею им ещё десять раз надоесть. Естественно, я шутила. Но всё-таки поездка домой откладывалась до лета.
Мои успехи в учёбе радовали и братьев, и маму с папой, наверное, в равной мере. Всё же в первый учебный год они такого от меня не ожидали, хотя всё своё детство — ну, или почти детство — я провела в компании гувернанток, учителей и старших родственников.
Табель успеваемости выдавался первого июня, так что мы ехали домой уже пятого. Удивительно, а я думала, что домой мы отправимся только в конце июня — начале июля.
Прощались мы с друзьями бурно. Вещи собирала так, словно уезжаю насовсем. Бегала по всей спальне, искала закатившуюся куда-то заколку, которая в итоге обнаружилась в ванной. В общем, ничего нового…
К платформе нас доставили в каретах, запряжённых фестралами. О Мерлин, как же я обрадовалась знакомым лошадкам! Пообнималась с одной из лошадей, пока наша карета ещё только-только подошла к платформе. Нет, ну, а что? В проходе к поезду сейчас будет толкучка, а я здесь приятное с полезным совмещаю.
Наконец, народ немного разошёлся по вагонам, решив всё-таки попрощаться друг с другом уже перед самым прибытием на платформу, откуда многих забирали опекуны или родители. Магглорождённых же встречали их родственники по ту сторону платформы, за зачарованной стеной. В принципе, довольно умно сделано. Нечего общество лишний раз провоцировать, а не то можно получить крайне нежелательные последствия, которые потом разгребать и разгребать…
Мы заняли то же купе, в котором я была раньше, когда только-только отправлялась в Хогвартс. Фабиан и Гидеон заглянули пару раз, спросили, всё ли в порядке, а получив положительный ответ, предупредили, что будут ждать меня прямо у выхода из поезда.
— У ближайшего к твоему купе, котёнок, так что не перепутай, — предупредил Фабиан, беззлобно усмехнулся и тут же скрылся вслед за братом.
Мерное покачивание поезда сморило нас где-то на половине пути. Я успела только переодеться, проверить кое-какие вещи и улечься, наконец, подремать.
Проснулась я по ощущениям через несколько секунд после того, как заснула, но оказалось, что мы уже приехали, а основная масса детей уже вышла из вагонов. Попрощавшись с подругами и собрав вещи, я буквально выбежала, наткнувшись тут же на Гидеона, уже вышедшего из поезда. Вдалеке я различила величественную фигуру своего отца и мать, одетую в лёгкое синее платье и тёмно-синюю мантию довольно симпатичного кроя. Вот они заметили нас, отец улыбнулся, а мама счастливо помахала рукой, жестом подзывая нас к себе. Крепко держась за протянутую ладонь Фабиана, я улыбалась и неспешно шагала по направлению к родителям. Скоро я буду дома.
