Рецепт на счастье

— Действительно, зачем мне дочь, если нельзя на неё поорать? («Сегодня на улице я услышала»)

Телефон тупил как проклятый. Кристина уже битый час (на самом деле, наверное, около пяти минут) не могла зайти в соцсеть. Она нервно сжимала тонкий чёрный гаджет, который от столь интенсивных прикосновений уже раскалился и, кажется, начал плавиться. Наконец он соизволил загрузиться, Кристина быстро перешла на страницу Натали и принялась гневно строчить сообщение. На аве у подруги стояла милейшая фотография, на которой сама Натали и её парень, Оскар, были завёрнуты в гриффиндорский шарфик. Вид этой фотографии немного смягчил сердце Кристины, и она решила не материться. «Может объяснишь, какого хер… — она стёрла слово, которое собралась написать, — почему и откуда Джеймс узнал мой номер?» «Я не виновата!!! — мгновенно ответила Натали. — Он просто взял мой телефон, ты же знаешь, он обожает так делать…» «Бля, — всё-таки не выдержала Кристина. Эта привычка отца её раздражала сильнее всего. О личном пространстве и личной собственности он, кажется, вообще не слышал. — Но я же тебе говорила, не записывай мой новый номер под моим именем!» «Так я и не под твоим записала…» «А под каким?» «Оскар-2…» «Блять, Натали! — снова не выдержала она. — Естественно, что он решил проверить номер твоего парня! Я удивлена даже, как за три года ему это ни разу в голову не пришло… Не могла ты записать меня как какую-нибудь «миссис О’Райли курсовая»?» «Но теперь уже поздно. — Кристина представила, как Натали развела руками. — Извини, что так получилось, я правда не хотела…» «Да ладно, ладно. — Девушка невольно улыбнулась. Она жутко скучала по кузине и прекрасно понимала, что та не виновата в том, что Джеймс наконец выпытал из неё новое место жительства Кристины. Она надеялась лишь на то, что он не был чересчур строг с Натали… За себя-то Кристина постоять сможет, а вот за свою подругу — уже нет. — Я разберусь, поверь мне. Сейчас как раз еду на встречу с ним. Будь уверена: завтра он уже будет сидеть в Дублине и ругать меня последними словами». «Сомневаюсь, — ответила Натали. — Вряд ли он от своего отступится». «Если он думает, что сможет вернуть меня в Ирландию, — оскалилась Кристина, — то глубоко ошибается. Видимо, совсем забыл меня за эти годы». «Ладно, мне пора бежать. — Кузина прислала грустный смайлик. — Но я в тебя верю. Удачи тебе. И ещё раз извини». «Ничего страшного. И тебе удачи». Кристина вышла из соцсети и со злости бросила телефон в бардачок. — Всё хорошо? — в сотый раз за день поинтересовался Генрих, переключая скорость. — Да… — отозвалась она, откинув голову назад. Впрочем, вряд ли всё действительно хорошо, но раз на горизонте образовалась проблема, то её надо решать. — Ты молодец, что всё-таки решилась поговорить, но… Ты уверена, что тебе стоит пойти одной? — Если честно, не очень, — вздохнула Кристина, отстранённо глядя на дорогу. Впереди возник светофор с мигающим зелёным, но Генриху удалось проскочить в последний момент. — Но у тебя же работа… — Да уж, даже нет времени сделать вдох, — хмыкнул он. — Но время побыть с тобой я всегда найду, поверь мне. — Я верю, — отозвалась она, стараясь не краснеть. Генрих прибавил газу, и они обогнали ехавший впереди грузовик. — Но всё же давай я пока сама с ним переговорю. Да и он вряд ли захочет видеть кого-то постороннего… — Кристина осеклась и сделала паузу. — Прости, для меня ты ни в коем случае не посторонний, но для него… — Да я понимаю, — улыбнулся Генрих. — Если честно, я тоже не горю желанием с ним знакомиться, но рано или поздно, боюсь, придётся. — Посмотрим, — уклончиво ответила Кристина, надеясь, что этого не произойдёт: Джеймс вряд ли одобрит то, что она живёт с Генрихом просто так, не в браке. В окне машины мелькнула знакомая остановка, а за ней — деревья и кустарники сквера. — Останови тут, пожалуйста, — попросила Кристина. — Дальше я сама. — Она достала из бардачка телефон, взглянула на время и покачала головой. — Ты и так уже непростительно опаздываешь, да и я тоже… — Удачи тебе. — Генрих осторожно поцеловал её в щёку и сжал пальцы. — Всё будет хорошо. Просто держи себя в руках. Не очень-то хочется носить тебе передачки и общаться с тобой лишь по телефону сквозь стекло. — Я постараюсь, — улыбнулась она. — Но согласись: оранжевая роба мне к лицу? Да уж, идея по-тихому прикончить папашку и зарыть его труп где-нибудь в сквере под деревом показалась ей забавной. Кристина специально отпросилась на работе, чтобы встретиться с Джеймсом во вторник, в самый разгар рабочего дня, когда в общественных местах народу будет поменьше. Однако в сквере всё равно было несколько человек: молодые мамы с колясками, дети, пенсионеры… И он. Отец Кристины, Джеймс О’Шей, ни капли не изменившийся за эти три года. Всё тот же дохуя интеллигентский вид, всё те же длинные седоватые волосы, собранные в хвост, всё та же трость с шарообразным набалдашником… Кристину передёрнуло: у неё возникло ощущение, что она снова оказалась дома, в Дублине, и никогда оттуда не уезжала. Захотелось убежать прочь, но было поздно — отец её заметил. Показалось, что он взглянул на неё радостно, но в голове всё же пронеслась мысль, что так хищники смотрят на своих жертв. Кристина поняла, что дрожит, и вцепилась пальцами в ремень сумки. Ну не убьёт же он её прямо на людях, да? Не отпиздит этой своей тростью? Кристина нервно сглотнула и тихим, сдавленным голосом произнесла: — Здравствуй. — А ты изменилась, — заметил он вместо приветствия, — стала одеваться чересчур вызывающе. Кристина вздохнула, невольно опустив глаза, чтобы взглянуть на свою одежду. Она, конечно, старалась одеться поскромнее, но отец, видимо, даже в обычной голубой блузке и светлых джинсах разглядел что-то вызывающее. — Ну конечно. — Кристина села на край ближайшей скамейки и закинула ногу на ногу. — Дома я одевалась иначе, потому что там был ты. Если бы я не уехала, рано или поздно ты бы меня в монастырь сослал. Джеймс не ответил, просто молча присел рядом, не сводя с неё глаз. Пауза затянулась, и её начало это раздражать: зачем звал разговаривать, если ему нечего сказать? — Не скучаешь по Дублину? — спросил он вдруг. — По Дублину — да, скучаю. — Кристина посмотрела на отца с вызовом. Она почувствовала приятный прилив смелости и поняла, что руки наконец перестали дрожать. — А по тебе — нисколечко. Может, пока ты здесь, сгонять на денёк в Ирландию… — Кристина, я понимаю, что такая жизнь, что была у тебя дома, не совсем подходит… — Джеймс запнулся, подбирая слова. — Не совсем подходит молодым современным девушкам. Но всё-таки согласись, что эта жизнь была правильной. — Не соглашусь. Что правильного в ограничении свободы? — Я ограничивал тебя от тлетворного влияния современного развращённого общества. — Знаешь, нас в издательстве за такие клише в статьях бьют по башке всем годовым тиражом, — усмехнулась Кристина. — Ну вот, я избавилась от твоего ограничения, я стала частью этого самого развращённого общества и поддалась его тлетворному влиянию. Посмотри, у меня отвалилась рука? Голова? Я умерла? Я недоедаю, меня каждый день бьют? Как видишь, нет. — Она поймала его недоуменный взгляд и, хохотнув, добавила: — Про издательство, если что, шутка была. Джеймс не отвечал — видимо, возразить было нечего. Кристина торжествующе вскинула голову. Нет, она, конечно, понимала, что отца не переубедить, что он до конца дней своих будет уверен, что она как дочь обязана его слушаться во всём, подчиняться и делать всё так, как он хочет. Просто ему нужен какой-то веский повод, чтобы высказать это вслух. — Ты вышла замуж? — спросил он вдруг. — Нет, и не планирую, — фыркнула Кристина. — Но с мужчиной ты живёшь? — продолжал допытываться отец. — Да тебе-то какое дело? — вспылила она. Лёгкий ветерок чуть взлохматил её тщательно расчёсанные пряди, одна упала на лицо, и Кристина убрала её за ухо нервным жестом. — Ну да, живу, а что? — Просто… нехорошо это. — Что нехорошо? То, что мы любим друг друга? Поддерживаем, помогаем друг другу? У нас общий быт и бюджет, общие друзья и интересы… Неужели это нехорошо? Может, ты встретишься с Генрихом? — предложила вдруг Кристина неожиданно для себя. — Поговоришь с ним и убедишься, что всё не так плохо, как ты думаешь? — Нет уж, — отмахнулся Джеймс. — Я наслышан о его роде деятельности и не хочу, чтоб он промывал мне мозги. Наслышан… Как будто речь о международном террористе или сектанте. Кристина устало вздохнула и откинулась на спинку скамейки. — Говори уже, зачем пришёл, и я пойду домой. — Попросить тебя вернуться, — выговорил отец, не глядя на неё. — Зачем? — закатила глаза Кристина, понимая, что силы покидают её. Встать и молча уйти помешало чувство собственного достоинства. — Чтобы всё было как раньше, — после короткой паузы отозвался он. — Упаси Господи, чтобы всё было как раньше! — вспылила она. — Хорошо, я… Я осознаю, что нужно было чаще прислушиваться к твоему мнению и хоть иногда потакать твоим желаниям… И я постараюсь делать это, постараюсь быть хорошим отцом. — Столько усилий пропало бы даром! — не понижая тона, заметила Кристина. — Ты никогда не был хорошим отцом: ни когда мама была жива, ни потом, ни сейчас. И ты им уже не станешь, потому что поздно. — Но, может, ты дашь мне шанс? — Его голос дрогнул. — А ты его заслуживаешь? — подняла бровь она. — Думаю, да, — пожал плечами Джеймс. — Во-первых, я всё-таки не чужой тебе человек. Я растил и воспитывал тебя, и хотя бы за это ты должна быть мне благодарна. А во-вторых… Когда ты уехала, я места себе не находил. Каждый день, постоянно думал о том, как ты, жива ли вообще… Я предполагал, что Натали о тебе знает, но она молчала. Ты не оставила никакой ниточки, никаких подсказок. Я догадывался, что ты могла уехать в Германию, но куда именно, где тебя искать — у меня даже мыслей никаких не было. — Обо мне нечего беспокоиться, как видишь, — угрюмым голосом заметила Кристина и пристально взглянула на него. Стараясь совладать с эмоциями, заговорила мягче, спокойнее, но внутри ещё кипела злость: — Зря ты приехал, пап. Езжай домой. Если хочешь, я верну тебе деньги за билеты и жильё. Только, пожалуйста, не доставай меня больше. Ты же видишь, что я уже не маленькая. Я не нуждаюсь в твоей защите и заботе, потому что сама себя могу защитить и сама о себе могу позаботиться. Мне нравится Германия, у меня хорошая жизнь здесь… У меня есть любимый человек и друзья, к которым, если что, я смогу обратиться за помощью. — Но друзья — это не то же самое, что родители. Не все из них могут быть в силах помочь. — Уж лучше друзья, которые не в силах помочь, чем такие родители, как ты. — Кристина осадила себя, но потом подумала, что сдерживаться нечего. Если этот старый хрен считает, что заслужил её уважения, то пусть учтёт, что и всей этой злости он тоже заслужил. — Ты, может, был бы в силах помочь мне получить образование и устроиться на работу, но ты просто этого не хотел. Тебе хотелось зятя и внуков, ну и чтоб я стакан воды в старости подала. О том, что хотелось мне, ты просто не думал. Поэтому никакой помощи от тебя я не дождалась, и пришлось въёбывать самой. — Кристина! — воскликнул Джеймс возмущённо, вспугнув пару подлетевших к ним голубей. — Что? Что Кристина? — Она поняла, что вот-вот заплачет от бессилия и невозможности его переубедить. — Пожалуйста, если тебе правда не всё равно на мою судьбу, поезжай домой и оставь меня, блять, в покое. Джеймс молчал, поглядывая на бегающих по скверу детей — видимо, представлял, что это его внуки. Кристина саркастически хмыкнула, хотя ей было совсем не смешно. Руки нервно вцепились в ремешок сумочки. — Подумай над тем, чтобы вернуться домой, хотя бы на короткий срок, — завёл старую песню он спустя минуты две молчания. — Я дам тебе время, чтобы подумать. — Ой, спасибо! Что бы я без этого делала! С этими словами она встала со скамейки, одёрнула края блузки и направилась прочь, чувствуя, как отец сверлит взглядом её спину. Он ведь от своего не отступится. Останется в Бонне, будет звонить ей и назначать встречи, постарается предпринять что угодно, лишь бы снова взять её под свой контроль… И Кристина не знала, что с этим делать. Снова бежать? Стало смешно от этой идеи. На неё накатило то же самое ощущение, что и тогда, когда она только-только приехала в Бонн. Полная беспомощность и потерянность. Чувство, будто ты одна во всём мире, будто тебе некому помочь. В этот раз чувство было ложным, но Кристина всё же, как и тогда, направилась прямиком к бару. *** — Ты не знаешь, что делать, чтобы сливочное масло побыстрее растопилось? Хельмут замер. Как будто нет у него сейчас больше забот, кроме как рецепты подсказывать… У него минут через десять свидание начнётся, и ни о чем больше он думать не мог. Но голос Генриха из трубки звучал взволнованно, что было безумно непривычно. Хельмут пожал плечами. — Обычно я просто становлюсь рядом, и оно тает от того, насколько я горяч, — усмехнулся он. — А зачем тебе масло-то? Над чем ты там колдуешь? — Пытаюсь Кристине торт испечь… — Генрих, кажется, запыхался. — Она пошла всё-таки на встречу с отцом, наверняка придет расстроенная и разозлённая… — Она у тебя по жизни разозлённая, — заметил Хельмут, нарезая круги вокруг фонарного столба. — Ой, заткнись… Я и так, кажется, рассыпал все, что сыплется. — Генрих вздохнул и замолчал. Хельмут представил, как он замер посреди усыпанной мукой и сахаром кухни, в уделанном фартуке и с телефоном в руках… С одной стороны, это было забавно, но с другой, ему даже стало жалко друга. Вдруг тот издал какой-то нечленораздельный звук и громким шепотом сообщил: — Она пришла! Чёрт, так рано… Всё, пока. — Пока… — отозвался Хельмут, тщетно силясь расслышать в трубке крики и грохот. Эта бешеная Кристина и своего без пяти минут мужа прикончить может, раз плюнув, с нее станется… Но ничего подобного не последовало, Генрих быстро сбросил, и в трубке повисла тишина. Хельмут убрал телефон, сжал букет ромашек двумя руками и принялся вглядываться в сторону остановки. Сегодня он отчего-то особенно волновался перед свиданием, аж до стука в зубах. Точнее, в волнение его приводил не сам факт свидания, а то, что должно было последовать после него. Его сестра, фройлен Эльза, была барышней непредсказуемой и могла выкинуть что угодно. А если это как-то обидит или отпугнёт Софию? Если она не захочет связывать свою жизнь с Хельмутом из-за его чуть-чуть ебанутой сестры? Как назло, в Бонне из всей его семьи сейчас находилась одна Эльза. Отец, желая встретить старость в родных краях, отправился в Баварию, и мать последовала за ним. Что ж, если сестрица не спугнёт Софию, у неё будет возможность познакомиться и с ними рано или поздно… Кстати, а вот и она, выпрыгнувшая из подъехавшей маршрутки, похожая на чудесный сон… В голубом летнем платье, с распущенными рыжими волосами, закрученными на концах, она шла чуть вприпрыжку и всем своим видом источала беспечное счастье. — Привет, — улыбнулась София, упорно делая вид, что не видит цветы в его руках. Хельмут тоже улыбнулся, наклонился, чтобы поцеловать её в щёку, отчего она зарделась, и протянул букет. — Если они тебе ещё не надоели, — хмыкнул он. — От тебя — никогда не надоедят, — отозвалась София, прижимая к груди цветы. — Ну что, пойдём? Ей явно не терпелось наконец увидеться с Эльзой, но Хельмут уже сто раз успел пожалеть, что затеял это знакомство. Поначалу ему казалось, что эта идея прекрасна, что нет на свете события лучше, чем знакомство его девушки и сестры, таких замечательных, любимых и рыжих… Но потом энтузиазм сошел на нет. Эльза ведь наверняка разболтает Софии о том, чего ей пока знать не стоит… Разумеется, Хельмут предварительно поговорил с сестрой, и она пообещала молчать, и он был бы полным дураком, если бы ей поверил. — Почему нельзя было подъехать? — недоумевала София, пока они ели мороженое у фонтана. — Опять машина в сервисе? — Типа того, — отмахнулся Хельмут. Машина, особенно после сервиса, была просто в идеальном состоянии. Наконец они добрались до нужного дома. Хельмут жил в своей квартире, отдельно от родителей, в отличие от Эльзы, но в одном доме и даже на одном этаже. Поэтому по привычке он повернул не туда — в последней отчаянной попытке спастись. Но тут, как назло, дверь соседней квартиры распахнулась, и на пороге возникла сестра. Как всегда, непозволительно красивая, с убранными в аккуратную причёску, выкрашенными в рыжий волосами и постоянно чему-то смеющимися голубыми глазами, сегодня она была одета, с одной стороны, просто, но с другой, довольно празднично — и со вкусом: сиреневая кофточка с рукавами-фонариками, джинсовая юбка и чёрные с золотистыми узорами балетки. — Что-то ты подзадержался, Хел, — усмехнулась Эльза. Хельмут закатил глаза. Он уже много лет не мог придумать ответное сокращение ее имени: ни на Лиз, ни на Эл и тому подобное сестра не обижалась и охотно отзывалась. — Привет… София, верно? — Она окинула девушку оценивающим взглядом и, кажется, осталась довольна. — Ладно-ладно, проходите. Чаю? София сдержанно хохотнула и кивнула. — Я, пожалуй, откажусь, — буркнул Хельмут, заставив Софию снова усмехнуться. Эльза накрыла буквально пир горой: кроме чая, организовала кофе, конфеты и собственноручно испечённое печенье с корицей. Они с Софией быстро разговорились: сестра успела разузнать всё о её учебе, практике и планах на будущее, а София, в свою очередь, узнала, что Эльзе было двадцать шесть, что она была переводчицей, знала шесть языков, кроме родного, и изучала еще два, что она увлекалась готовкой и йогой, а еще писала стихи — для себя, в стол, но, может быть, когда-нибудь… О самом главном сестрица, слава богу, пока не сказала. — Хел, да забей ты на свою фигуру и попробуй уже мои печеньки, — сказала Эльза, размешивая чай. — Да причем тут фигура… Просто не хочу зубы сладким портить. — Ну в этом плане тебе уже терять нечего, — рассмеялась сестра, сделав еще глоток чаю. — София, ты знаешь… — Лишь убедившись, что её внимательно слушают, она продолжила: — До восемнадцати лет он носил скобки. Зубы вкривь и вкось были… Потом взбунтовался, перестал. Зубы-то успели выровняться, а прикус как был неправильный, так и остался. — Хельмут закатил глаза, София хихикнула, а мерзавка сестра, как ни в чем не бывало, прожевала конфету и продолжила: — И до сих пор весь в слюнях просыпается. Впрочем, думаю, ты сама скоро в этом убедишься, — и подмигнула. София покраснела, не переставая, впрочем, улыбаться, а Хельмут закрыл лицо рукой. Эльза, как всегда, предпочла все опошлить. О каком сексе вообще может идти речь, если они еще даже ни разу не целовались? — Эльза, а как у тебя с тем переводом дела? — перевёл тему Хельмут, воспользовавшись паузой. — Нормально, — кивнула Эльза. — Но причём тут я вообще? Давайте лучше поговорим о тебе, солнце. — Она кивнула Софии. — Мама, говоришь, в другом городе осталась? Часто навещаешь её? Ну вот, завела тему о родителях, хотя знает, насколько она болезненна для брата. — По возможности навещаю, — ответила София. — Когда были пары, каждый месяц ездила, а сейчас, во время практики, времени меньше… Но брат обещал за ней присматривать, да и созваниваемся часто, так что все хорошо. — А отец? — поинтересовалась Эльза. — Я ничего о нём не знаю, — вздохнула София, вертя в пальцах чашку. — Мама с ним связь не поддерживает, а я его почти не помню. Он ушёл почти сразу после рождения брата, а до этого, видимо, мало мне внимания уделял, поэтому никаких воспоминаний не осталось. — О, прости… — помрачнела Эльза. — Мне жаль. Кстати, тут вы с Хельмутом похожи. Блять. — В смысле? — подняла бровь София. Она знала о том, что родители Хельмута живы-здоровы, просто в отъезде, а потому искренне удивилась реплике Эльзы. Хельмут почувствовал, как его пальцы непроизвольно сжимаются в кулаки, а сердце холодеет. Она. Не. Должна. Знать. И никто не должен. А ведь Эльза могла бы и соврать. Фантазия у нее богатейшая, могла бы что-нибудь придумать и соврать. Но она отчего-то решила, что отступать некуда, и удивилась в ответ: — Так он тебе ничего не говорил? — Сестра замялась, и Хельмут было ощутил надежду на спасение — но напрасно. — Хельмут… Как бы тебе сказать… Мои родители… Они ему не родные. — Ты приёмный?! — София пронзительно на него посмотрела, а Хельмут смотрел на свои пальцы, рвущие под столом бумажную салфетку. — Я бы никогда не подумала, — поражённо покачала головой девушка. — Вы так похожи… — Просто совпадение, — пожала плечами Эльза. — Мало ли в мире голубоглазых людей. А я, помимо всего прочего, ещё и натуральная блондинка, так что тут… — Эльза, — перебил он вдруг разбитым голосом, — сходи, пожалуйста, на кухню и принеси ещё своего чудесного печенья. Сестра понимающе кивнула и удалилась из гостиной. Хельмут и София около минуты сидели молча. Он продолжал нервно рвать салфетку, а она аккуратно поставила на стол свою чашку, опустила руку и легко коснулась его пальцев. — Ты мог рассказать, я бы не осудила… — тихо проговорила София. — Да дело не в этом, — горько усмехнулся Хельмут. — Я вовсе не вижу в этом чего-то постыдного или… — Тогда что? — София взглянула на него с таким сочувствием, которое он просто не мог перенести, поэтому и не смотрел ей в глаза. — Ты бы спросила о моих биологических родителях, а это, как бы тебе сказать… — Хельмут замялся, пытаясь подобрать слово. — Это больно, потому что я-то их помню. И они вовсе не бросили, не отказались от меня… Они… София кивнула, дав знать, что она поняла и продолжать не нужно. — Мне очень жаль, правда. Хельмут услышал в её голосе слёзы и резко поднял голову. Глаза Софии и правда чуть покраснели. Ну вот, он так быстро заставил её плакать из-за него… — Ну, не нужно, — слабо улыбнулся он и свободной рукой провел по её щеке. София тоже улыбнулась — ободряюще, но при этом сдержанно. А вот во взгляде её было что-то другое, что-то, что заставило Хельмута наклониться к её лицу чуть ближе… Им помешал скрип двери: Эльза вернулась в гостиную с печеньем.