Рецепт на счастье

— Она просит, чтобы я целовал кота! Я что, ветеринар?! («Сегодня на улице я услышала»)

Ему всё ещё не верилось в происходящее. На следующий день после того, как к ним в гости заглянула мама с неутешительными новостями, Генрих сам решился позвонить Джеймсу. Он и не рассчитывал, что герр О’Шей быстро и легко согласится встретиться и поговорить. Наверное, пошёл навстречу ради эксперимента… Собственно, Генрих тоже ставил определённый эксперимент. Потому что такого в своей психологической практике он ещё не встречал. Конечно, он встречал много примеров авторитарного стиля воспитания, но чтоб такое… Генрих знал, что эксперимент будет сложным. Он всю жизнь проработал в реабилитационном центре, не имея дела с проблемными родителями, да и разговаривать с людьми за жизнь и наставлять их на путь истинный в официально-доверительной атмосфере уютного кабинета с диванчиком и маятником ему ещё не доводилось. Сегодня тоже, собственно, никаких кабинетов, диванчиков и маятников не предвиделось. Они с Джеймсом договорились встретиться в небольшом ресторане на окраине города, где можно было заказать отдельный столик в углу и не быть никем побеспокоенными. Генрих предчувствовал, что разговор предстоит нелёгкий (хотя бы из-за языкового барьера, впрочем, Джеймс, кажется, неплохо владел немецким), что есть вероятность перехода на повышенные тона… Про себя-то он знал, что эмоциональный интеллект у него в порядке, а вот насчёт Джеймса уверен не был. Но он всё-таки решился, хотя и не без волнения и не без опасения. Главное, чтобы до рукоприкладства не дошло… На самом деле Генрих был удивлён, что Виктории не удалось уговорить Джеймса отстать от Кристины. Это была самая упорная, настойчивая и целеустремлённая женщина из всех, что он знал. Она всегда добивалась своего, особенно если сильно этого хотела. И, что самое главное, она всё делала сама, ибо привыкла к такой жизни с самых ранних лет. Для неё не существовало никаких препятствий, она могла справиться с любой трудностью и помехой на своём пути… Но, видимо, Джеймс О’Шей со своим тупым упрямством оказался непоколебимой помехой. Вообще, Генриху хотелось верить, что после разговоров с Кристиной и Викторией он всё же чуть смягчился, засомневался в своей правоте… Неспроста же он, поначалу совершенно непреклонный, всё-таки согласился с ним поговорить. Задумавшись, он едва не проехал мимо места их встречи. На часах было без десяти пять, а ещё придётся парковать машину, от него идти в помещение, искать там нужный столик… В общем, следовало поторопиться. Опаздывать в этой ситуации было неприемлемо. Глянув в зеркало заднего вида, Генрих пригладил волосы, поправил галстук (сам не зная, зачем он вообще его напялил) и, глубоко выдохнув, вышел из автомобиля. Раньше он видел отца своей девушки лишь издалека, из окна машины, а теперь взглянул на него вблизи и пришёл к выводу, что Джеймс и Кристина были похожи лишь глазами. Черты лица у герра О’Шей были резкие, словно грубо высеченные из камня, а взгляд, казалось, не выражал никаких чувств. Он даже не улыбнулся из чистой вежливости, пожимая Генриху руку. От этого становилось неуютно и даже как-то холодно. Они молча сели за столик в углу. В ресторанчике было немноголюдно и темновато, будто заведение находилось в подвале, а ярко-алые задёрнутые шторы на окнах только нагнетали атмосферу. Напротив их столика стояли старинные часы с боем, которые, как только рукопожатие разомкнулось, пробили пять вечера. И тогда Генрих понял, что не имеет никакого понятия о том, как начать разговор. Особенно после того, как Джеймс взглянул на него вопросительно. «Начни сначала», — мелькнуло вдруг в голове. Если бы это было так просто… И он задал главный из волнующих его вопросов: — Герр О’Шей, скажите, только честно… Вы любите Кристину? Джеймс скривился, когда Генрих назвал его герром. Ну тут уж, как говорится, в чужой монастырь со своим уставом… — Конечно, — с некоторой долей агрессии отозвался Джеймс. — А вы сомневаетесь? «Очень», — подумал Генрих, но вслух не сказал. — Нет, что вы, — покачал головой он. — И вы считаете, что свою любовь ей необходимо доказывать? — Пожалуй, теперь — да. — Джеймс усмехнулся, но совсем не весело. Приглядевшись, Генрих заметил, что у них были одинаковые галстуки. — Она явно разочарована во мне. «Вот нихуя себе!» — пронеслось в голове. Генриху стало смешно, но он сдержался и не выдал своих эмоций. Слава Богу, что непутёвый папаша хотя бы это понимает… — И вы понимаете, что причина — в вас? — задал он следующий вопрос. — В нас обоих, я думаю. — Да? И в чём, по-вашему, она виновата? Джеймс не ответил, отвернувшись, и принял задумчивый вид. Видимо, ему самому сложно было дать корректный ответ. По сути, Кристина была виновата в том, что пожелала свободы, избавления от постоянного контроля и изменения своей жизни, похожей на тюремное существование. Она была виновата в том, что не подчинилась отцу, не стала жить по его указке. Естественно, ему это не нравилось. — Пока у тебя нет своих детей, ты не поймёшь, — вздохнул вдруг Джеймс, перейдя на тон доброго заботливого отца. И было это настолько притворно, настолько лицемерно… Генрих знал наверняка, что Джеймс никогда не признает его своим родственником, даже если они с Кристиной официально поженятся. — Я старался уберечь её. Сделать её жизнь максимально безопасной. Чтобы она ни в чём не нуждалась и была защищена ото всего… — Но никто не может быть полностью защищён, — возразил Генрих. — Да и подумайте: она уже взрослый человек и в состоянии сама себя защитить и обеспечить… Она обратилась бы к вам, если бы ей нужна была помощь… и если бы вы не подорвали её доверие, конечно. — Джеймс, видимо, хотел возразить, мол, что Кристина не в состоянии, или как-то так, но Генрих не позволил, продолжив: — Я думаю, вы пытались играть для неё сразу две роли, матери и отца, потому что считали, что одной отцовской любви ей будет мало. Посему усилили контроль и опеку, стараясь за двоих. Но в этом не было нужды. Ей бы хватило вас одного, поверьте. — А сейчас я ей вообще не нужен, стало быть? — Я не умею читать её мысли, — улыбнулся Генрих, переплетая пальцы, — и не знаю, насколько вы ей нужны в данный момент. Вы просто поверьте, что она может справиться без вас. Но если ей вдруг понадобится именно ваша помощь, если ей никто не сможет помочь, кроме вас, она обязательно обратится к вам. Даже в той ситуации, в которой вы сейчас находитесь. На самом деле ему было сложно представить, что такое должно случиться, чтобы у Кристины не оказалось никого, кроме Джеймса, кто мог бы ей помочь. Разве что он, Генрих, вдруг случайно умрёт смертью храбрых… Например, сегодня, прямо здесь и сейчас. Потому что Джеймс смотрел на него уже не просто холодно — в этом холоде проглядывала самая очевидная неприязнь. Он явно тоже не мог представить такого форс-мажора, в котором Кристина обратилась бы за помощью к нему. И прекрасно понимал, что первым, кого она попросила бы о помощи, был бы Генрих. — Но как, если она уехала? Если она далеко? — Значит, она считает, что не будет в вас нуждаться. Уж простите за такие резкие слова. Как я уже сказал, её мыслей я прочитать не могу, но… — Он пожал плечами. — Но, судя по её действиям, всё именно так. — То есть… ты считаешь, что я всё-таки могу быть для неё нужным даже теперь? — Да. Он кивнул с полной уверенностью, хотя не мог точно сказать, врёт или нет. Кто знает, возможно, Кристина и была готова простить отца… Если бы тот искренне раскаялся, конечно. — И снова, скажите честно, — попросил Генрих, — неужели вы считаете правильным то, что делали? — Может, и перегибал палку… Понимаешь, мои родители вообще не занимались моим воспитанием, — признался Джеймс, — и я понимал, что это в корне неправильно… И ещё в подростковом возрасте для себя решил, что с моими детьми всё будет по-другому. Так вот в чём дело… Впрочем, неудивительно, что истоки проблемы обнаружились в детстве. — В любом случае, сделанного уже не исправить, — глубокомысленно изрёк Джеймс. — Почему же, — пожал плечами Генрих, усмехнувшись. — Вам стоит просто извиниться перед ней и сделать то, о чём она просит. — Уехать? — Он, кажется, встрепенулся, будто испугался собственной мысли. — Перестать пытаться контролировать её жизнь. Из глубин ресторана доносился приятный запах кофе, который принёс некоторое успокоение. Генрих внимательно вгляделся в лицо Джеймса, пытаясь понять, согласен ли он на такой исход. Кажется, всё-таки смирился… Слава Богу. — Ты же понимаешь, что для меня она всегда будет ребёнком? Маленькой дочкой, нуждающейся в заботе и защите? — сказал вдруг герр О’Шей. — Поверьте, понимаю. Но и вы поймите, что это немного не так. — Хорошо, — после короткой паузы вздохнул Джеймс. — Скажи ей, что я хочу ещё раз увидеться. На прощание. *** Генрих почувствовал себя в абсолютной безопасности, только вернувшись в машину. В то, что это реальность, а не сон, что разговор с Джеймсом действительно произошёл, что тот признал свою неправоту и пришёл к правильным выводам, до сих пор не верилось. Вот, сейчас он проснётся и поймёт, что проблема никуда не делась, а единственным её решением было бы свалить куда-нибудь с Кристиной нафиг, например, в Россию, к маминым родственникам… А ещё сменить имена, внешность и, желательно, пол на всякий случай. Он огляделся, почти механически растрепал пальцами волосы, ослабил галстук… Заметил краем глаза, как Джеймс, который задержался в ресторане, чтобы выпить кофе, наконец вышел из заведения и направился к остановке. Нет, кажется, всё-таки это не сон. Разговаривали они не так долго, как казалось в процессе беседы, но, взглянув на часы, Генрих понял, что опаздывает — ему ещё предстояло забрать Кристину с тренировки. Её клуб находился в центре города, и, хоть добираться туда не очень долго, стоило поторопиться. А Кристина на самом деле ничего не знала. Он попросту не успел ей сказать: с утра она ушла на работу раньше него, днём они ещё не виделись, а по телефону он ей не сообщал. Поэтому Генриху только предстояло её обрадовать. Хотя… Обрадовать ли? Вдруг она разозлится, что он влез? Нет, Генрих думал об этом, когда звонил Джеймсу, когда договаривался с ним, когда ехал на встречу… Но всё это время он был уверен, что у него ничего не получится. А тут он чисто случайно, забыв воспользоваться всеми профессиональными навыками, что пригодились бы в этой ситуации, просто взял и решил проблему. Точнее, проблема решилась сама по себе. Генрих вообще не чувствовал себя победителем. Интересно, кем в таком случае его посчитает Кристина? Стараясь не думать о плохом, Генрих резко надавил на газ. До клуба он добрался за пятнадцать минут. Кристина уже ждала его у выхода с объёмной сумкой в руках, одетая в кожанку с шипами на плечах и манжетах и рваные на коленках джинсы. Хотелось верить, что фальшион она оставила в клубе… Генрих нервно сглотнул и вышел из своего чёрного Фольксвагена, думая о том, что сопровождающий его весь день страх — это нихуя не нормально. — Привет, — счастливо улыбнулась девушка, коротко поцеловав его. — На работе задержали? — Да так… — Генрих отмахнулся, и Кристина понимающе кивнула. — С меня сегодня опять массаж? — А ты какой-нибудь ещё, кроме массажа ног, делать умеешь? — Разве что непрямой массаж сердца… — Ну, за грудь меня полапать ты сегодня ещё успеешь, — подмигнула она. Уже вечерело, небо становилось темнее, и в некоторых окнах жилых домов загорался жёлтый свет. Пропитанный запахами бензина и пыли городской воздух наполнялся приятной прохладой. Это немного успокаивало, как и то, что у Кристины, кажется, было хорошее настроение… Когда они уже подошли к машине, девушка оглянулась. — Опять этот чувырла… — буркнула она злобным тоном, не прекращая при этом улыбаться. Генрих тоже оглянулся, но возле здания клуба уже никого не заметил. — Тот самый поляк? — уточнил он. — Ага. — Кристина открыла дверь автомобиля, бросила на заднее сидение сумку, потом запрыгнула в салон сама. — Сегодня огрёб от меня баклером по темечку. — Да ладно, за что ты его так? — усмехнулся Генрих, занимая водительское сиденье. Отчего-то нахождение в любимом личном транспорте не прибавило уверенности, как всегда, а напротив… Он почувствовал себя будто бы запертым, и возможности выбраться не было. — Нет, а ты видел, как он на твою жопу пялится? — Глаза у меня пока что спереди, так что нет. И вообще, может, ему просто мои штаны понравились? Кристина закатила глаза. Почти всё время, что ушло на путь до дома, они провели почти молча, изредка переговариваясь о всяких бытовых мелочах. Кристина, видимо, немного устала после долгого дня, а Генрих долго и тщательно размышлял, как бы ей сказать. Ну не убьёт же она его, верно? Почему она вообще должна расстраиваться, если новости исключительно хорошие? Разве что обидится, что он решил за неё… Впрочем, всё равно нужно было сказать, ведь Джеймс сам попросил передать, что хочет с ней попрощаться. Наконец он выбрал подходящий момент — после того, как они постояли в пробке минут двадцать, заехали в супермаркет и всё-таки добрались до дома. — Знаешь, я сегодня виделся с твоим отцом, — выпалил Генрих, когда они не спеша поднимались по лестнице на свой пятый этаж. Лифт спустя три года так и не заработал. Кристина на миг замерла. — И-и-и… как? — протянула она недоуменно, словно не понимая, как ей вообще реагировать. — В смысле… Он же не хотел с тобой видеться. — Я не знаю, почему он так легко согласился, — пожал плечами Генрих, нервно сжимая ручку продуктового пакета. — Мы немного поговорили… или много, не знаю, время как-то незаметно пролетело. Кажется, он так и не осознал до конца, что был не прав, но… Вроде бы, он готов принять то, что ты внезапно стала взрослой и самостоятельной, и уехать. — Так и сказал? — Да, после того, как я наплёл ему, что, если ты будешь в нём нуждаться, то обязательно дашь ему об этом знать. — Ну почему же наплёл… — усмехнулась Кристина, опустив взгляд, будто ей было неловко от того, что она говорит. — Я, конечно, не могу представить ситуацию, в которой буду в нём нуждаться, — у меня ведь есть ты. Но, если что, то… Так, значит, он уехал? — Пока нет, — облегчённо выдохнул Генрих. Кажется, с лестницы его не спустят… — Он сказал, что хотел бы с тобой увидеться на прощание. — А, ну это можно организовать, — улыбнулась Кристина. По-видимому, она тоже испытывала значительное облегчение, да и злости в её голосе не было. — Он вообще как, не бил тебя? — Нет, он был вполне вежлив. Дойдя до своей двери, они остановились, и Кристина полезла в сумку искать ключи — у Генриха обе руки были заняты пакетами. Девушка молчала, сосредоточенно роясь в сумке. Лампочка в парадной настойчиво мигала едва ли не каждые десять секунд, что действовало на нервы. — И ты не злишься на меня? Чёрт дёрнул ляпнуть. Кристина достала ключи, нахмурилась и сжала один ключ так, будто он был острее и опаснее любого меча. — Немного, — сказала она и довольно-таки больно шлёпнула Генриха по заднице. — Мог бы и предупредить… Впрочем, похуй вообще. Спасибо. Огромное спасибо. — И она ослепительно ему улыбнулась. *** Кристина возвращалась домой пешком. День выдался пасмурный, прохладный, несмотря на наступившее лето. Впрочем, она никогда не любила жару и яркое солнце, но сегодня даже любимая погода не смогла избавить её от душевного смятения и некоторого уныния. Вдали громыхнуло. Не хватало только, чтоб прямо сейчас дождь зарядил… Кристина вздохнула. Отец пообещал ей, что уедет, но попросил хоть изредка звонить и рассказывать о себе, особенно если будут проблемы. Она не была уверена в том, что ей стоит это делать, но… В какой-то момент ей подумалось, что так и должна поступать нормальная семья, если её члены находятся далеко друг от друга. Хотя когда их семья была нормальной? Она сказала, что, возможно, будет звонить, и Джеймс, слава Богу, никаких обещаний, клятв и всего такого прочего от неё не потребовал. Вскоре они разошлись. Кристине хотелось верить, что надолго. Несмотря на, казалось бы, благополучный исход, на сердце было тяжело. Как будто это она, а не Джеймс, что-то сделала не так. Всю жизнь была неправильной дочерью, неблагодарной, грубой, а в итоге и вовсе — бросившей… Не ценила усилий отца, не хотела проводить с ним время и рассказывать о своих проблемах, не пыталась понять его чувств… Да нет же, пыталась — и не понимала. До сих пор не понимала. Генрих объяснил ей, что вся суть оказалась в самом детстве Джеймса, на воспитание которого положили огромный болт, и он решил стать полной противоположностью своих родителей. Но ведь это делается не так, правда? Кристина не знала, что чувствует. Мысль о том, что она могла бы войти в положение отца и подчиниться ему, дико претила. В конце концов, его извинения и осознание ошибок прошлого не исправят. Она порылась в сумке в поисках сигарет, к которым не прибегала уже почти год, но всё равно зачем-то носила с собой, но в процессе услышала со стороны детской площадки напротив дома какой-то странный шорох. Вздрогнула — уже темнело, мало ли, кто тут шляется… Но на площадке было пусто. Может, это ветер шевелит разорванный картонный коробок, стоящий под скамейкой… Но ведь коробок не должен мяукать, верно? Точнее даже не мяукать, а протяжно и жалобно пищать. Кристина улыбнулась и, подойдя ближе к коробке, извлекла из неё маленького, совсем лёгкого вопящего котёнка с чёрной шёрсткой и жёлтыми глазами. — И какие такие уебаны посмели тебя выкинуть, горе луковое? — обратилась она к котёнку сострадательным тоном, прижав его к себе. Бедный зверь весь дрожал и продолжал жалобно вопить, наверное, от голода и холода. — Ну что, пойдём, исчадие ада? Она спрятала дрожащего котёнка под куртку и с лёгким сердцем направилась домой. *** — Ну и зачем это? Котёнок с нереальной скоростью лакал молоко из миски. Кристина сидела рядом на корточках, готовая подлить добавки. На тёплой уютной кухне зверь согрелся и обрёл жильё. — Да просто, — пожала плечами она и взглянула снизу вверх на стоящего со скептическим видом Генриха. — Смотри, он на тебя похож. — Вот именно, тебе меня мало? — сдержанно улыбнулся он. Идея завести кота ему почему-то не понравилась, хотя, казалось бы, их ничего не останавливало: средства на содержание у них найдутся, и аллергии не было ни у кого. — Я даже в честь тебя назвать хотела, — продолжила Кристина, — но потом подумала, что ему нужно какое-нибудь адское имя вроде… Вельзевул или Локи… Генрих не ответил. Несколько минут они оба молча наблюдали за тем, как зверь пожирает молоко и неумело (видимо, ещё не успел нормально научиться) пытается вылизаться. Всё это выглядело донельзя нелепо и смешно, но в то же время так… мило, что ли… Кристина не могла не улыбаться, глядя на котёнка. В то же время она спиной чувствовала, как Генрих пытается принять решение. В любом случае, выгнать кота обратно на улицу она ему не позволит. — Может, Жан-Батист Гренуй тогда? — сказала Кристина. — Или слишком длинно? — Ладно, мне нравится Локи, — отозвался Генрих и тоже опустился на корточки рядом с котом. Тот поднял на него огромные от удивления глаза, что-то мявкнул и принялся ластиться головой о колено. Генрих сначала явно не понял, что нужно делать, но потом осторожно поднял кота на руки, стараясь держать на приличном расстоянии от лица, будто бедный маленький зверь был в состоянии выцарапать ему глаза. — Он признал тебя своим братюней, — решила Кристина. *** Она отчего-то проснулась часа в два ночи. Даже не от кошмара или чего-то в таком духе — спалось просто отлично, особенно после сегодняшних постельных приключений (за которыми, кажется, подглядывал кот). Просто сон мгновенно куда-то исчез, даже глаза закрывать не хотелось. Кристина встала, накинула халат и подошла к окну. Абсолютная чернота накрыла город, в соседних домах почти не горели огни, да и звёзд на небе было не особо много. Лишь слабый свет фонаря выхватывал из этой черноты небольшую скамейку под окном. Нет, всё-таки смятение и непонимание своих эмоций не прошло. Отчего-то было дико грустно, но отчего? Понять было невозможно. То, что Генрих тоже проснулся и встал, она поняла только тогда, когда он, приблизившись к ней, обнял её сзади. — Тут до сих пор так тихо и темно, — сказала Кристина, не отрываясь от окна. — В Дублине, точнее, в той его части, где я жила, всегда жизнь бурлила, даже по ночам было шумно и ярко… — Скучаешь? — тихо спросил Генрих, осторожно целуя её в висок. — Конечно… Но, с другой стороны, вряд ли я когда-нибудь захочу вернуться. Не знаю… Сегодня вообще так сложно. — Если хочешь, мы когда-нибудь съездим в Ирландию, но твоему отцу об этом не скажем. — В его тоне сквозила улыбка, почти насмешка, но говорил он, кажется, вполне серьёзно. — Да, как время будет, может быть… Чёрт, она даже не могла точно сказать, хочет этого или нет. Да и не хотелось об этом думать сегодня. И вообще никогда. Хотелось жить просто здесь и сейчас, не планируя детально будущее и не опираясь на прошлое. Да, пожалуй, так и будет лучше всего — для них обоих. — Генрих… — выдохнула Кристина, не поворачиваясь. — Что? — уточнил он после десятисекундной паузы. — Да так… Хотела сказать, что люблю тебя, но потом подумала: ты, наверное, и так об этом знаешь.