Третий лишний
4 мая 2018 г. в 01:46
Кажется, Ыйджин ни о чём не намерен спрашивать, а Гон слишком глубоко увяз в своём болоте и стесняется начать первым. На следующий день он едет в лабораторию к Ыйджину, чтобы передать ему какие-то позабытые им в клинике документы — так, чёртова формальность ради возможности просто посидеть на скамейке у входа рядом с ним, привести в порядок мысли; неловко спросить о чём-нибудь и тут же забыть суть вопроса. Ыйджина несёт в противоположную сторону — когда он огорчён, взволнован или растерян, то обычно Гону не предоставляется никакой возможности прервать словесный понос блондина. Вот и сейчас он было торопливо начинает свою очередную несомненно интересную историю из практики, но скоро смолкает, поймав взгляд блестящих глаз собеседника, украдкой брошенный на часы, и тут же виновато опущенный на асфальт. Всё подходит к своему логическому завершению, и мужчина прекрасно это знает, и вроде бы готов, но. Болезненно, как впервые. Он не хочет, чтобы Гон вот так вот просто взял и исчез из его жизни, но только кидает скомканное «мне пора» перед тем, как скрыться в дверях.
— И долго ты собираешься прятаться от меня как воришка? — Ыйджин приподнимает голову с подушки, смотрит в упор. Видимо, он не спал, когда Гон тихо прошуршал в двери ключом и вошёл в его непривычно опустевший дом несколько дней спустя.
— Извини меня, — просто говорит Гон, сжимая в ладони ручку собранного чемодана, и Ыйджин давит грустную усмешку в уголках рта:
— Сущее дитя. — Он молча смотрит, как второй ключ от дома ложится на тумбочку. Вот и всё. — Гон, завтра с четырёх до пяти у нашего рентгенолога окно. Приезжай вместе с Дэвоном, проведём диагностику. Недавно привезли новое оборудование, можно провести более тщательный анализ активности головного мозга. Придёшь... придёте? — Он вопросительно смотрит на Гона, и тот слегка кивает.
— Я... мы постараемся. Спасибо тебе.
Обоюдное замешательство, и Ыйджин смущённо чешет в затылке.
— Мне действительно хотелось бы увидеть того, кто оживил тебя. Это даже не столько личный, сколько профессиональный интерес, понимаешь? — Он смеётся и почти упрашивает, уговаривает самого себя отпустить Гона.
Не столько профессиональный, сколько личный. Назавтра, наплевав на гордость, он добрых минут двадцать торчит у окна в ожидании такси, которое привезёт этих двоих, и внимательно рассматривает светловолосую макушку, наконец появившуюся из машины вслед за Гоном. Встречает, широко улыбаясь, и машинально отвечает на приветствие Дэвона, чьих почтительных поклонов в свой адрес он успел насчитать за пять минут штук десять. Шапочное знакомство в приёмной, во время которого взгляд Ыйджина ненароком спотыкается то о сплетённые пальцы двух рук, то о парные кольца — уколы ревности подбивают его на бегство к кофе-автомату, где мужчина во второй раз за утро выливает на себя кофе. В этот день у него абсолютно всё валится из рук, включая небольшую ламинированную карту с историей болезни, которую Ыйджин рассеянно вертит в пальцах, скрывая на ладони красное пятно ожога. Он слегка усмехается, пряча руку в карман. Холодная сторона Гона наверно назвала бы это жалкой игрой в великодушие, а его — жертвой мазохизма, да и пускай.
Он провожает Дэвона в кабинет, наскоро консультируя его. Нечаянно заглядывает в тёмные пуговицы глаз парнишки, помогая разуться, и неожиданно смеётся:
— Волнуешься? Ты же не раз через это проходил. Просто слушай, что тебе говорит доктор по громкой связи, и попытайся расслабиться. Всё будет хорошо. — Эта дурная привычка проецировать на других то, что сам хотел бы услышать/получить в свой адрес. Хоть когда-нибудь. Ободряюще массирует парню плечи, не зная, что это за такой порыв заботы о человеке, который фактически забрал у него Гона. Наверное, ему действительно пора обзаводиться семьёй, детьми, и вычеркнуть наконец из головы эти несколько лет односторонних отношений. Но он не хочет вычёркивать ни минуты.
Дэвон осторожно, однако настойчиво высвобождается из его рук, неловко кивая. Ыйджин уже не помнит, о чём он ему говорил в последний момент — объяснял принцип работы аппарата? говорил о погоде за окном? спрашивал про Гона? И то, и другое, и уж совершенно точно третье не имеют ровно никакого смысла, и блондин выскакивает из кабинета, буквально горя лицом. Молча суёт Гону в руки вещи Дэвона, которые зачем-то взял с собой, и усаживается рядом.
— Я понимаю твоё желание защитить его. Но только не путай это чувство с жалостью.
Гон отрицательно мотает головой и поднимает дэвоновское кольцо на просвет: «вот настолечко, не больше».
— Можно подумать, что ты не испытывал ко мне жалости, когда я пришёл сюда впервые. Ещё до всего.
— А ты не помнишь, как мы познакомились? — Ыйджин спрашивает тихо-тихо, а смотрит на Гона слишком внимательно для парня с приставкой «бывший».
— Ыйджин, давай не будем об этом сейчас.
— А когда? Гон, это всего лишь вопрос. И я давно хотел задать его.
Блондин растерянно улыбается, щурится на солнце, бьющее сквозь пластик стеклопакета, и сцепляет небольшие покрасневшие руки в замок, слушая молчание собеседника.
— В моей реабилитационной карте всё должно быть указано. В любом случае, ты же в курсе, какое у меня было состояние.
— В карте указаны расплывчатые сроки. А ты хочешь знать, жалел ли я тебя?
— Ну выкладывай, — не выдерживает Гон. Он недовольно щурится и косится поверх соломы уложенных волос Ыйджина куда-то в глубину коридора.
— Мы чуть не подрались прямо в кабинете, — рассмеялся Ыйджин. — Я был слишком амбициозен до работы, вставлял свои замечания где надо и где нет, а ты был слишком взвинчен и смотрел на меня со всей ненавистью.
— Что дальше?
— Ты получил своё направление, а я — крепкий выговор за поведение, — усмехнулся блондин. — В тот момент я понял, что не стать мне практикующим врачом. Злился, бегая по корпусу с твоими документами, злился, глядя на твоё равнодушное лицо. Мне хотелось всего и сразу: хорошее место, высокую зарплату, признание, и хоть в какой-то степени поддержку от отца, который со своими связями мог бы обеспечить мне хорошее будущее. Но вместо выгодных предложений о работе я получал на почтовый ящик неоплаченные счета за квартиру и ежедневно приезжал в больницу, чтобы сделать пометки на твоём реабилитационном графике.
— Это ведь была неделя?
— Целая неделя.
— В течении которой ты получал от меня купоны на обед, — фыркнул Гон, внезапно вспомнив. — Вечно голодный практикант Ыйджин. Ни одного бы не отжал, не будь у меня изжоги от больничной пищи.
— Эй, а кто тебе копейки на фаст-фуд подкидывал? Ты же за него душу готов продать. Научись наконец питаться по-человечески, парень. — Звучит, как прощальное наставление.
— А ты кури меньше, — Гон косится на краешек пачки, торчащий из халата Ыйджина. — Дымишь как паровоз, лучше б позаботился о здоровье. Кстати, с чего мы начинали?..
Прохладная рука Дэвона незаметно проскальзывает на ладонь задумчивого Гона, заставляя его вздрогнуть от неожиданности.
— Это твой..?
— Бывший парень. — Наверно, это слишком очевидная догадка. Парфюм, которым больше не пахнут волосы и одежда Гона, и говорящий взгляд, которым он одарил этих двоих при встрече.
— Хорошо, что вы с ним ладите.
— Он очень помог мне в трудное время, и до сих пор продолжает поддерживать.
Честно говоря, Гон сейчас рассеян и не готов много говорить. Он наскоро скроллит старую историю переписок, те немногие фотографии, и чувствует себя виноватым. Перед всеми и всем, что когда-то отправил в архив, в мусорную корзину, с глаз долой и прочь из головы. Перед Ыйджином, чьи слова до сих пор в ушах, а грустная улыбка перед глазами.
-.Я надеюсь, в этот раз ты не сотрёшь меня. Для меня это действительно имеет большое значение.
— Эй, о чём ты? Так говоришь, словно это наша последняя встреча.
— Гон, я знаю тебя как облупленного. Ты из сорта людей, что уходят, не прощаясь, и никогда не возвращаются. Теплятся мимолетными отрывками и не любят оставлять о себе следы. Но я тебя прошу — не форматируй нашу часть своей жизни. Пожалуйста.
— Я сейчас хочу к тебе. Можно? — Гон добивается утвердительного кивка головой от Дэвона, но тут же досадливо вздыхает. — Но сначала заедем ко мне, надо забрать кое-что.
Это «кое-что» конкретно не помещается в дверной проём гоновской квартиры, и Дэвон вынужден протискиваться бочком, чтобы выволочь сумки, доверху набитые всякой всячиной — там и собачий корм, и порошок, штора с жёлтыми черепашками в ванную, и выводок нелепых оранжевых утят, гирляндой намотанный на шею парня, и даже мыльные пузыри — со временем список вещей Дэвона, по ошибке купленных Гоном себе домой, возрос до космических масштабов. Наверное, со стороны их действия напоминают переезд молодой неопытной семьи или боевые действия в доме Спанч Боба.
— Это нехорошо, — шутливо жалуется Гон, втаскивая в прихожую большой надувной матрас в розовом чехле. — Вообще-то это довольно сильный удар по моему кошельку. Ты чего? — Он смеётся, заметив удивлённый взгляд округлившихся глаз инопланетянина. Тот похож на ребёнка, впервые попавшего на шоколадную фабрику. Он с минуту наблюдает, как парень безуспешно борется с матрасом в узком проёме, но борец из Гона так себе, если уж честно, и Дэвон просто вытягивает на себя матрасного горе-воителя, бросив сумки на пол. Довольно сложно друг до друга дотянуться из-за царящего хаоса — Гон спотыкается о пачку порошка, а под ногами Дэвона уже скрипят слетевшие с шеи утята, но этот нелепый беспорядок вдруг кажется обоим таким обыденным и уютным, что они молча растягиваются прямо на полу, смотря друг на друга. Делятся без слов.
Большие пузыри слегка подрагивают в сумеречном небе, опускаясь на лицо и обдавая щекочущими мыльными брызгами. Гон вытирает липкое лицо и смеётся — на этот раз всё реально, это наяву, равно как и тепло руки Дэвона, лежащего рядом. Они валяются на том розовом надувном матрасе, что кое-как втащили вечером на крышу дэвоновского дома, и смотрят в небо.
— Теплынь, сними это. — Гон смотрит на Дэвона, как всегда с головой запахнутого в просторную толстовку, и дёргает за длиннющий рукав. Слегка вздёрнутый нос на секунду выглядывает из недр капюшона и строптиво отворачивается. На Гона находит бес: действительно, а почему бы не притянуть парня к себе за ворот? Почему бы не целовать нежно ямку над губой, вовсю делая вид, что не замечаешь тычков в грудь и попыток сконфуженного Дэвона отстраниться? Влюблённые приставашки приходятся явно не ко двору, объект внимания щиплется как рассерженный гусь и недовольно хлопает Гона по рукам за наглые попытки вторгнуться в его личное пространство, чем дико смешит парня; но прямо сейчас тот высматривает спрятанную молчаливую тревогу в кофейных глазищах и без слов отпускает напрягшиеся в судороге плечи. Невозможно заставить себя задавать вопросы, на которые определённо не получишь ясного ответа, и Гон с сожалением и теплотой смотрит на свернувшееся клубком тело, лежащее рядом. Что, чёрт возьми, сделать, как переломить себя, чтоб больше никогда не заставлять этого человека чувствовать себя некомфортно рядом с ним?
Парень тянется за зажигалкой, но рука в глубине кармана наталкивается на мятый прямоугольник. Точно, он же забыл сказать.
— Дэвооон, — тихо зовёт Гон. — Я завтра уезжаю к родителям. Может, на пару-тройку дней, не больше. Извини, что не сказал раньше. Я очень давно не виделся с ними, думаю, самое время их навестить.
— Ты сейчас отпрашиваешься у меня? — Серый клубок приглушённо смеётся и оборачивается, потягиваясь. — Разумеется, езжай. Только обязательно возвращайся!
— Обещаю, — их мизинцы крепко сцепляются в полушутливом жесте. Гон предпочитает успокоить себя, что всё, что произошло ранее — это так, надуманное и неважное. Возможно, из-за того, что Дэвон не выспался и устал, а сонное хлопанье ресницами лишнее тому доказательство. Но в любом случае, всё будет хорошо, пока над их розовым островком в ночном небе порхают невесомые хрупкие пузыри.