*
Перед лицом Гон расплываются и мелькают один за другим светляки бликов от солнца, дома его ждёт Ыйджин с какой-то супер-мега-клёвой пиццей собственного приготовления, но сигналы из космоса оповещают парня о мягком топоте собачьих лап по паркету и хлопнувшей двери дэвоновской квартиры, и — он решается и не выходит на нужной остановке, а проезжает ещё с пяток, потом пересаживается на метро, и уже через полчаса оказывается в знакомом парке, в котором он легко сориентируется даже с закрытыми глазами, и пускай что раньше там не был ни разу. Город плавится в июньском солнце. Дэвон встречает его с удивлением и немым вопросом в глазах, слушает сбивчивое объяснение парня про его прогулку тут где-то рядом, и не желает ли Дэвон объединить их гулятельные силы ради общего блага. Дэвон желает. Сжимает поводок в руках и смеётся, рассказывая какую-то забавную штуку, приключившуюся с ним недавно — торопливо и сбиваясь, боясь не забыть по дороге. Он явно небрит, и двух-трёхдневная поросль на в общем-то молодом, почти мальчишеском лице вызывает у Гона улыбку, равно как и лезущие на глаза лохматые волосы, сильно отросшие у корней. Он должен обязательно напомнить инопланетянину привести себя в порядок, а также вынуть по всегдашней привычке Дэвона небрежно засунутые в задний карман джинсов наручные часы и водрузить их на своё законное место. Однако левое запястье парня смято в каком-то пучке из шрамов с уродливо деформировавшейся кожей вокруг, и Дэвон тут же выдёргивает руку из пальцев Гона, натягивая рукав всегдашней (несмотря на жаркую погоду) худи до самых кончиков ногтей. — Это что такое? С байка упал? Парень жмёт плечами и вздыхает. — Не знаю, наверно. Дэвон высматривает тревогу в потемневших глазах Гона и перебивает его следующую фразу, впрочем, довольно мягко: — Послушай, тебе не стоит так сильно переживать за меня. — Что? А, ну да, — бэкап смущённо замолкает, часы возвращаются в задний карман джинсов владельца, и они молча продолжают прогулку, как словно бы ничего и не было, не считая проскользнувшего облачка неясно чьих мыслей о невероятной духоте и внезапной вспышке страха. Последнее чувство подаёт тревожный звоночек в мозг Гона, и он разворачивается, чтобы увидеть аккурат на него мчащийся большой клубок белого пуха — у парня моментально холодеет под коленками, он просто замирает на месте и ждёт своей ужасной участи. Дэвон же что-то кричит Пупсу, и в итоге загораживает Гона собой, смешливо подмигивая парню, но в следующий же момент улетает ему в грудь, цепляясь руками за плечи. Гон на секунду ощущает прикосновение чужой щеки о свою; зачем-то про себя отмечает, что не такая уж она и колючая, и ставит Дэвона на ноги, старательно избегая его взгляда. Пупс с видом победителя с поводком в зубах сидит и торжественно смотрит на них. — У тебя хороший парфюм, — как бы невзначай кидает Дэвон, нарушая очередную неловкую паузу, и Гон с досадой принюхивается. Время, проведённое в объятиях Ыйджина, намертво въелось в кожу запахом блондина. Парень с чужой памятью в голове теперь лишён права ещё и на собственный аромат. Какая ирония. Кажется, он устал от себя… нет. От человека-паззла из разнородной мозаики, в которой ни кусочка собственного «я». — Слышал, бэкапы форматируют значительную часть долей мозга, отвечающих за память. — Таким как ты крупно повезло, что есть люди, стремящиеся удалить большинство своих воспоминаний. Жизнь распорядилась неправильно, подарив амнезию тем, кто не хотел забывать. — Но зачем их удалять? Это должно быть ужасно страшно однажды проснуться и понять, что последние события, которые ты помнишь, произошли много лет назад, а все, кого ты знаешь, успели измениться. Гон прекрасно помнит это состояние под условным названием «после комы», когда он впервые открыл глаза и несколько дней жил как обычно; однако мозг во время попыток докопаться до отдельных уголков каких-либо событий наталкивался на пустоту, вызывавшую иррациональный страх. Промежутки времени, когда Гона не существовало — побочный эффект, как объясняли врачи. — Возможно, куда страшнее было оставаться наедине с собой и своими мыслями. А может…просто. Дэвон ничего на это не отвечает, задумчиво щурясь на постепенно сползающее к закату солнце. Июньский день подходит к концу, и Гон запоздало хватается за телефон — пять пропущенных от Ыйджина, сотня сообщений, и вот он уже практически выбегает из парка, наскоро прощаясь с Дэвоном — в лёгких сумерках он может наконец смело взглянуть ему в лицо, попутно набирая знакомый номер. С этого дня мысли Гона окончательно сбиваются с толку. Свои полны какой-то чуши, флэшбэки Дэвона бесцеремонно вторгаются на чужое поле и диктуют свои условия, которые Гон замечает с большим опозданием. Наведываясь домой, он неизменно спотыкается о ютящиеся на полу пакеты собачьего корма, здоровенная пачка стирального порошка уже не помещается в тумбочку, а целый выводок больших оранжевых утят для купания так и норовит однажды вывалиться парню на голову с верхней полки шкафа. В его волосах селится всё больше и больше красных прядей, и он спокойно отводит взгляд от своего отражения. Будь что будет.**
Гон в страхе прячется на кровати, лихо скачет по стульям и лазит по антресолям как заправский альпинист, кидая на нервно ржущего Ыйджина косые взгляды из-за респираторной маски. Дэвон уехал на неделю, и в дом блондина вошла война в виде белого пушистого Пупса, который сейчас устраивает погром в прихожей, сосредоточенно разжёвывая гоновскую тапочку. — Слезай с полки сейчас же. Опрокинешь стеллаж с книгами — запру в одной комнате с собакой, — пригрозил Ыйджин. Он выглядывает в дверь и сообщает сводку с места боевых действий: — Он доел твой тапок и вроде угомонился. Слезай давай, макак мне ещё в доме не хватало. И кстати, Дэвон почти вошёл в квартиру, но ты так нас и не познакомил. — Он торопился на поезд, а твоё лицо в глине страшнее атомной войны, — бурчит Гон, неуклюже сползая с полки, и изящно задевает пяткой справочник по психологии со стеллажа. — Вот сейчас точно запру вас вдвоём, — звереет Ыйджин, ловя на лету солидный, довольно увесистый томик. — Вообще это нехорошо, всё-таки я — владелец дома, и надо было посоветоваться… — Послушай, не начинай, а. Мы же обо всём договорились, и ты был согласен присмотреть за собакой. Ты же вообще любишь животных. — А то что под «договорились» можно считать то, что ты поставил меня перед фактом полтора часа назад — это так, ненужный нюанс, который можно опустить, да? И животных я люблю воспитанных, а не таких, которые у нас сейчас кабель перегрызают на кухне, — Ыйджин вновь высунул нос наружу и неодобрительно покачал головой. — Ыйджин, это всего на неделю. Ему на самом деле не на кого было оставить пса. — Гон чувствует, что отчаянно завирается. Дэвон вовсе не просил его присмотреть за собакой, и парень сам предложил свою помощь, зная, что у клиента обламывается важная для него поездка. — Боюсь, после этой недели твоему Дэвону придётся перечислять мне круглую сумму на косметический ремонт дома. — С чего вдруг моему? — Неожиданно покраснел Гон. Ыйджин оставляет вопрос без ответа: — Он в курсе, что ты не у себя дома? — Я говорил ему, что живу с другом. — И только? — Ыйджин снова сердито прислушался к звукам с кухни. Гон только пожал плечами: — Мы не так с ним близки, чтобы посвящать друг друга в свою личную жизнь. — Зато этого вполне достаточно, чтобы ты по первому зову этого парня нырял в какие-то совершенно безумные для себя квесты. У тебя же бешеная аллергия на животных, каким местом ты думаешь? Гон смахивает слезу с покрасневшего глаза и молчит, заставляя Ыйджина психануть и хлопнуть дверью с обратной стороны. Что, впрочем, не мешает парню уже за обедом спокойно шутить на тему их с Гоном почти семейных ссор, а вечером вывести Пупса на прогулку, за ходом которой Гон наблюдает из окна, попутно выбрасывая в мусорное ведро остатки своих дожёванных тапок и варварски разодранный коврик для компьютерной мышки — жертв сегодняшнего дня. По-хорошему, так ему надо бы извиниться — и дело вовсе не в чёртовом пожёванном кабеле, а в том, что Гон жутко проебался, и это заметно по разочарованной улыбке Ыйджина, даже когда он пытается как обычно мочить шутки о паре стариков с щенком на попечении, но заканчивает просто молча отворачиваясь к стенке. Быть может, Гону было бы и проще, закати ему Ыйджин скандал или выстави за дверь с вещами, но его невысокий мужчина не умеет злиться, с беспомощной улыбкой слушая получасовые разговоры полушёпотом по телефону ясно с кем и поминутно выбегая курить на улицу, куда тут же за ним устремляется и белая пушистая баранка хвоста Пупса — невольного виновника с треском ломающихся отношений двух мужчин. И вероятного рождения чего-то нового. Неделя на вулкане на исходе: собака вернулась к своему хозяину, кабель благополучно заменён, пачка сигарет Ыйджина подолгу остаётся нетронутой на тумбочке в доме, и нос Гона больше не напоминает спелую лиловую сливу, однако его до сих пор мучает один вопрос, за ответом на который он опять шарится в тот самый солнечный парк Дэвона. Парень скучал по его лицу. Он видел множество людей, с которыми общался его клиент, но всем им он предпочёл бы самого Пак Дэвона — точно так же, как в воспоминаниях Дэвона лишь один Гон. Не всегда реальный, не всегда улыбчивый и счастливый, что-то говорящий вполоборота, и Гон очень хотел бы знать, откуда он возник в голове этого юноши. Поэтому взволнованно почти кричит в спину знакомой фигуре с натянутым на непослушные вихры капюшоном: — Дэвон, как у меня дела? — Ты не можешь самостоятельно ответить на этот вопрос? — У Дэвона грустный взгляд. Он не знает что сказать. Это чувство отвращения каждый раз, когда он не в состоянии понять, что из себя представляет. Всякий раз, когда он остаётся без клиента, в голове образовывается пустота, с которой ему так сложно жить, и всякий раз он стремится заполнить её кем-то новым, переживать и ощущать тупую боль в сердце, но сейчас он бы предпочёл оставить всё как есть. Навсегда. — Я не могу вообразить, что со мной станет, когда твои воспоминания уйдут из моей жизни. — Он безотчётно хватает клиента за руку и тянет к себе, вокруг них толкается, галдит и бесцеремонно таращится народ, но навряд ли Гон обратит на это внимание, когда весь его мир сейчас в настороженных карих глазищах инопланетянина, которые тот слегка прикрывает в то время как их губы соприкасаются — и раз, и два, третье касание приходится на скулу, скользя влажной дорожкой чьих-то слёз вниз по щеке Дэвона. Горячий шёпот в серое худи «ты нужен мне», «помоги мне» генерирует ответные действия, и юноша не отталкивает Гона, обхватывая его за плечи, за что тот очень благодарен. — Куда мы?.. — Только спрашивает Гон, когда Дэвон настойчиво тянет его за рукав, и он лишь молча указывает на старый мемориал за уютно шелестящими клёнами. Чем ближе парни подходят к нему, чем чётче картинка в мыслях Гона, что они здесь были когда-то вдвоём. Чувствовали тепло ладоней друг друга и терпкий вкус лопнувших мыльных пузырей на губах. Есть здесь какой-то скрытый намёк, но Гону хватит на сегодня всяческих подсказок — он просто хочет сжать холодную руку Дэвона по-настоящему и не отпускать. Сегодня он не вернётся к Ыйджину, предпочтя полночи проворочаться на жёстком диванчике балкона Дэвона — в комнате слишком душно, и горло тут же перехватывает кашель от собачьей шерсти; остаток ночи до яркой искры зари коротает с сигаретой, каждые десять минут резко выныривая из дрёмы и роняя прогоревший фильтр. Это даже хорошо, что Дэвон не разделяет его ночное бдение, съёжившись и затихнув в позе эмбриона за матовым стеклом душевой кабинки — месте, где он обычно проводит ночь. Это даже смешно, что Гон взял и просто проводил его до дома, не думая о чём-то большем — но остался. Если он когда-то где-то отпустил Дэвона, то сейчас он просто обязан удержать его, и не только частицей своих личных робких флэшбэков.