Искажение

— Выпить есть? Хардли не стала размениваться на пустые приветствия, когда ворвалась в квартиру подруги, словно целый штурмовой отряд. С Мартой соблюдение этикета не требовалось. — У-у-у, дерьмо, — Марта загремела на кухне, таская за собой табурет, чтобы прошарить все всевозможные, в том числе недосягаемые для её роста полки. — Опять Вуд? — Ага, — и кроме него, случай в метро, о котором Хардли предпочла промолчать. Она с вожделением взглянула на дверь ванной. Безумно хотелось смыть с себя трудовой пот, липкую погань, которая, казалось, шлейфом тянулась за ней из квартиры Вуда, и воспоминания об этой чертовщине. Она с наслаждением бросила осточертевшую куртку из грубой кожи прямо на пол. Надо бы сдать её в чистку. И временно перейти на менее удобное в носке пальто. — Снова ударил? От этого «снова» Оливия вдруг застыла в дверях. Она не помнила, с каких пор начала считать, что это пресловутое «поднять руку на женщину» стало для неё нормой. Драки в их квартире случались часто. Не страшно, она ведь могла ответить. Так? — Эбби, — Хардли выплюнула ненавистное имя и Марта поняла всё без дальнейших объяснений. — У меня есть вино. — Ничего покрепче нет? — с надеждой и тоской спросила Хардли. — Ты же знаешь, что нет. С Мартой такого не случалось. Ей не было нужды беспробудно забухивать пару вечеров подряд, лишь бы снять колоссальное напряжение, которое накапливалось, словно дерьмо в сточных трубах, чтобы однажды рвануть. Ей хватало бургера, двух кусков пиццы и сорока минут безудержного траха с одним из её любовников. Хардли отчасти завидовала этой её внутренней лёгкости и тому, что даже мало-мальские проблемы решались у неё, словно по волшебству. У Оливии иной раз ныла спина от того груза, который она взваливала на себя. «Карма, мать её за ногу», — как любила говорить детектив Галлахер, её напарница. — Не надо, — крикнула Хардли из-за приоткрытой двери ванной. Только дразнить себя. Переживет на трезвую голову, завтра снова до чёрта работы. — О, есть сыр, —Марта не отступала. Оливия даже из ванны слышала, как она чем-то настойчиво лязгала в холодильнике. — Ого, и даже оливки! — Уговорила, — плюнула Хардли и стащила рабочую блузку прямо через голову, устав копошиться с пуговицами. Она почувствовала, что зверски голодна. Вечер закончился под «В джазе только девушки», ведро мороженого и пиццу из заведения, расположенного прямо на первом этаже дома Марты. Спускаться туда самим было катастрофически лень. — Я так с тобой не похудею. — Ты и не собираешься, — парировала Хардли, доканчивая бутылку прямо из горла. — Да, ты права, — вздохнула Марта, позарившись на четвёртый кусок. — Слушай, ты ведь меня не арестуешь? Я вижу тебе совсем хреново. Она поднялась на ноги и вытащила простой стеклянный бонг, который, по всей видимости, не особо и прятала. — Смотря в каком количестве ты это хранишь, — сохраняя крайне невозмутимый вид, ответила Хардли. Конечно, она никого не стала бы арестовать. В квартире Вуда в ящике со столовыми приборами хранилась честно конфискованная премия. Будет жаль, если он скурит её в одну рожу, ещё хуже, если с Брослин. Зато есть повод привлечь его за хранение. Вуд, конечно, выкрутится — недаром лучший адвокат Верхнего Ист-Сайда, но нервы потреплет себе знатно. Соблазн велик. Стоит запомнить. — Ой, да на разок. И не ходи за мной, нычку не покажу! — Марта шутливо пригрозила пальцем, завиливая толстым задом куда-то в сторону спальни. Когда сладкий дымок травы чуть притупил восприятие, Марта решилась снова вернуться к теме. — Так ты расскажешь мне подробности? — Про Вуда? Да нечего там говорить, — махнула рукой Хардли, завороженно наблюдая за пляской пузырьков в колбе. — Прихожу, а эта тварь на нём сидит, — Хардли взялась за горло, почувствовав привкус подкисшего вина. — Чёрт, опять затошнило. Оливия, не додержав, выплюнула дым и ощутила, как вино в желудке начинает подниматься вверх. Стоило лишь закрыть глаза, как она снова видела эту пару на их с Вудом кровати, на постельном бельё, которое Хардли так трепетно выбирала. Они напоминали ей туши домашних свиней — розовые, гладкие, неуклюжие и омерзительные в своём бесконтрольном желании совокупляться. Грудь у Эбби была больше и зад круглее — этого высохшая от недоедания и тренировок Хардли предложить не могла. Она понятия не имела, где они с Вудом могли пересечься. Наверное, в суде. Самооценка вдруг резко свалилась до нулевой отметки. Оливия сделала ещё один затяг. — Это точно всё? Марта Маккензи всегда была проницательна, но Хардли не знала, как сказать ей, что странный случай в метро, странная троица, странный мужчина в дорогом пальто и его не менее странные слова занимали её сейчас гораздо больше, чем разрыв почти пятилетних отношений. Наверное, это какой-то защитный фильтр в мозгу сработал, не иначе. Хардли думала об этом так часто, что, казалось, способна прокрутить перед глазами все события, словно артхаусную короткометражку. У неё была отличная память на лица, но хреновые способности в рисовании. Будь это не так, у неё в блокноте были бы четыре чёткий портрета каждого участника этой сцены. — Абсолютно точно, — Оливия натянуто улыбнулась ей и взглянула на часы. — Твою ж мать, мне вставать через три часа! Ощущение адского похмелья подняло её на ноги раньше будильника. Оливия выпила литр апельсинового сока и аспирин, а по дороге в управление купила блок жвачки, минералку и самые дешёвые солнечные очки из тех, что висели гроздьями прямо на кассе. Её любимые, купленные Вудом «Прада» оставались в заложниках в его квартире. Вещи нужно было забирать сегодня. Ей пришлось уворачиваться от резко распахнувшейся двери — из участка вылетела Джина Галлахер. Она вцепилась Хардли в локоть и молча потащила в сторону парковки, то и дело оглядываясь наверх — туда, где находились окна капитана. — Ты опоздала на летучку. Шеф так орал. Я сказала, что ты уже выехала на место своим ходом, — Джина развернула её к себе и посмотрела на неё. — Ты бухала? В среду? — Ночевала в Бруклине. Время не рассчитала. Так вышло, — отмахнулась Хардли. — Господи боже, как блюдца, — склонившись над ней с высоты своего роста, Галлахер сощурилась и внимательно посмотрела ей на глаза. В один, потом в другой. — Ты обалдела? — Ночевка в Бруклине. Чем тебе не повод? — повторила Хардли, вспоминая тусклый по сравнению с Манхэттеном район. А ведь где-то там придётся искать себе новое жильё и, возможно, даже с кем-то на двоих. Со своим жалованьем на большее рассчитывать не стоило. — Ладно, — вырулив с парковки на дорогу, Джина, наконец, отцепилась от неё. — Короче, нас тело ждёт в Центральном парке. — Чудесно, свежим воздухом подышим, — криво пошутила Хардли, забрасывая в рот жвачку. Дышать свежим воздухом при такой работе ей удавалось редко. Спертый воздух кабинета или трупный смрад места преступления — выбор был невелик. Странно, но даже при наипоганейшем из состояний работа её бодрила. Наверное, было в этом что-то. Спасать людей. Или мстить за них. — Девушка, лет двадцать-двадцать пять, — Галлахер щелкнула тумблером и под звуки полицейской сирены начала вводить Хардли в курс дела. — Предположительно отравление сильнодействующими веществами. Горски говорит, следов насильственной смерти нет. Следов перемещения тела нет. — Опять торчок. Какая скука. Развелось их в последнее время, — зевнул Хардли, прикладываясь к минералке. — Что, какой-то новый вид убойного ширева изобрели? А то я что-то из жизни выпала. — Не знаю. Будем отрабатывать самоубийство до кучи. Горски говорит, не сильно она на наркошу похожа. Они прошли за желтую ленту оцепления и Галлахер сразу же направилась к Алексу Горски, криминалисту. Хардли направилась к трупу. Из густого кустарника виднелись лишь голые ноги жертвы. Каждый чёртов раз, приближаясь к мёртвому телу, Оливия испытывала странный трепет, хотя, казалось бы, к этому давно пора привыкнуть. Это ощущение скорее напоминало ей чувство вины. Не успела. Не доглядела. И плевать, что спасти всех невозможно, невозможно знать, что творится за каждой запертой дверью, о чём молчат пустые окна тысяч квартир в огромном Нью-Йорке. В такие моменты Оливии всегда казалось, что она плохо выполняет свою работу. «Служить и защищать» не ровно, что расследовать смерть того, кого защитить не удалось. Это безотчетное, совершенно нерациональное чувство вины она впервые испытала в двенадцать, когда увидела в морге тело своего отца. — Я могу взглянуть на её лицо? — спросила она у подошедшего криминалиста. Горски дал добро. — Да, трогай на здоровье. Мы здесь уже отработали. Галлахер подошла к ней со спины и тронула за рукав. — Здесь госпожа коронер, — состроив кривую физиономию, Джина кивнула в сторону. — Да чтоб тебя! — выругалась Хардли, заметив у одной из полицейских машин Эбигейл Брослин в чёрном костюме тройке. У Эбби были аккуратно подведенные глаза и гладкий пучок на затылке взамен кругов расплывшейся от пота туши и растрепавшейся белобрысой копны. Но именно такой её образ Хардли держала в голове — разнузданная шлюха, попавшая в профессию каким-то чудом. — Пришла сказать, что труп мёртв? Работать вагиной проще, чем мозгами, правда? — Хардли не сумела сдержаться, да и, в общем-то не собиралась, иначе сдохла бы от собственного яда. Об их противостоянии не слышал только глухой и тупой, но об измене Вуда не знал пока никто, кроме Марты. Во всяком случае, Хардли никому ничего не рассказывала, даже Джине, с которой за годы совместной работы стала крепкой командой. Слухи распространялись быстро, особенно учитывая болтливость и хвастливость Брослин — завтра или уже сегодня к вечеру об этом будет знать весь отдел. Носить рога на голове чертовски неудобно, чертовски мерзко знать, что люди шепчутся за твоей спиной, пытаясь вычислить правых и виноватых, разводя хренову «Санта-Барбару» скуки ради. Хардли в очередной раз ощутила, как где-то под ребрами колет от досады и обиды, но она лишь сильнее распаляла себя, чтобы не выглядеть уязвленной. — Зря ты злишься. Это твоя вина, — деловым тоном ответила Эбби, даже не повернув к Хардли головы. Брослин чувствовала себя хозяйкой положения, Оливия не могла ничего этому противопоставить. Её бросили ради чертовой потаскухи, и Хардли не могла прикрыть этот факт тем, что собиралась от Вуда уходить или тем, что почти семейная жизнь ей не подходит или ещё каким-нибудь враньем. Она искренне считала, что у них всё хорошо. Перспективы заиметь репутацию неудачницы-брошенки были самые что ни на есть реальные. Хардли ненавидела, когда её жалеют. — Если бы ты использовала свою вагину по назначению хоть иногда, Лэнс не предпочёл бы мою. Брослин склонилась над телом и откинула волосы с его лица. Джина косо взглянула на Хардли, и та с досадой поняла, что расспросов сегодня не избежит. Когда Оливия увидела лицо жертвы, все посторонние мысли исчезли из её головы. — В чем дело? Ты её знаешь? Эбигейл смотрела на неё с земли с нескрываемым недоверием. Хардли видела лишь лицо девчонки и руки Брослин в плотных латексных перчатках, которые мельтешили и скрывали обзор. — Я видела её вчера в метро, — глухо отозвалась Хардли. — Мне нужно время смерти, Брослин, — увидев, что коронер всё так же прожигает в ней взглядом дыру, что-то там анализирует по выражению её лица и делает что угодно, только не свою работу, Хардли повысила голос. — Время смерти, мать твою! — Предположительно между пятью и девятью вечера вчерашнего дня, — Эбби не стала отвечать на её выпад и не торопясь, с достоинством провела осмотр, в то время, как Хардли чувствовала, что её начинало трясти. — Очень предположительно. Оливия видела жертву за полночь. Она смотрела ей в глаза, и этот взгляд невозможно было стереть из памяти. В тот момент девчонка была какой угодно, но не мёртвой. Невозможно провезти мёртвое тело в вагоне метро, тем более на глазах у натасканного копа. Что-то здесь не стыковалось. — Нужна экспертиза. Набери Картера, Джин. Скажи, это срочно. — Хардли не могла связать двух слов, не то, чтобы вести внятный телефонный разговор. Она должна была убедиться, что не сходит с ума. — Чем тебя не устраивает моё заключение? — визгливо воскликнула Брослин, которую, наконец, проняло. Она не выносила пренебрежения в свой адрес, Хардли же всегда готова была отсыпать его ей с горкой. — Иди на хер, — рявкнула Оливия, покидая место преступления под настороженные взгляды Эбби и Джины. Она понимала, как всё это выглядит. Хардли вела себя слишком нервно. Поверхностного заключения коронера было недостаточно. «Тело должно быть немедленно направлено судмедэксперту», — собравшись, наконец, с мыслями, указала Хардли в отчёте, который отправила шефу на рабочую почту с пометкой «срочно» прямо из машины.