Цельнометаллический волшебник: Философский камень

      Эдвард резко очнулся и огляделся в поисках Альфонса. Как ни странно, никого рядом не оказалось. Сам он лежал на спине посреди проселочной дороги — да только не знал, в каком именно месте. На Аместрис это не было похоже. Вроде бы, стояло лето, но ощущалось оно прохладнее, чем он привык; вдалеке виднелась зеленовато-серая горная гряда. Эдвард точно знал, что подобных в Аместрисе не было. Он знал, что горы есть на севере — высокие, со снежными шапками, и на юге, в пустынных землях. Может, его занесло в Синь, но что-то подсказывало, что это не так. Парень попытался вспомнить, как попал в это место, но память словно отшибло. Он закрыл глаза и попытался воскресить в голове последнее, что видел.       Он помнил, как проснулся и увидел Розу. Она рассказала, что его брат Альфонс воспользовался философским камнем, чтобы трансмутировать свое тело и вернуть его к жизни после того, как его убил Энви. Ал исчез, и камень вместе с ним. В обмен на эту жертву к Эдварду вернулись его рука и нога. Но это стоило Алу жизни. И этого Эдвард просто так оставить не мог. Он велел Розе уходить и подготовил все так, чтобы вернуть Ала. Последнее, что он помнил — как активировал круги трансмутации, нарисованные на его теле, чтобы отдать свою жизнь за возвращение Альфонса. Перед ним открылись Врата Истины, а после… Он ничего не помнил. Но, если все сработало, то почему он до сих пор жив?       — Видно, что-то пошло не так, — простонал Эдвард, прикладывая правую руку к лицу, и тут же заметил кое-что странное. Во-первых, на нем явно была не та одежда, что раньше. Вместо привычных вещей он обнаружил на себе белую рубашку под светло-коричневым жилетом, коричневые брюки и тренчкот им в тон, а на ногах — темно-коричневые кожаные ботинки. Из привычного ему остались его обычные белые перчатки и пристегнутая к поясу цепочка с карманными часами государственного алхимика.       Он посмотрел на правую руку и снял перчатку. Вместо нормальной ладони, из плоти и крови, за которую отдал жизнь Ал, он видел опять родной протез. Так же он понял, что не чувствует левую ногу — ее тоже заменила металлическая конечность. Как же так сработал обмен, что он мало того, что жив, так еще и вновь с протезами? И где тогда Ал? Куда он делся? Почему он в другой одежде? Неужели он прошел через Врата, как Хоэнхайм? Если да, то чем же тогда он пожертвовал за такой переход? В его голове кружило слишком много вопросов, на которые он никак не мог получить ответы.       Вздохнув, он поднялся и проверил, как движутся протезы. Он был рад понять, что они ничуть не хуже, чем раньше. Как будто Уинри их только что проверила и смазала маслом. Он пару раз ударил по воздуху и махнул ногой, чтобы убедиться, естественно ли движется его тело. Убедившись, что автоброня полностью слушается его, парень задался вопросом, может ли он использовать алхимию. Он попробовал преобразовать автоброню в клинок — вышло идеально. Проведя еще пару простых трансмутаций, парень был рад, но и смущен тем, что эта способность тоже осталась при нем. Проход через Врата Истины точно должен был стоить куда больше, чем две конечности и одежда.       Поняв, что ответов на вопросы ему в скором времени ждать не стоит, Эдвард решил пока что поискать, где ему переночевать. Он более внимательно огляделся, ища признаки цивилизации, и заметил лежащий неподалеку рюкзак. Он не помнил, чтобы у него такой был, но пришел к выводу, что, раз он уже в чужой одежде, то почему бы у него не быть и чужого рюкзака. Внутри него как нельзя кстати лежали все его вещи — черный костюм и ботинки, парочка фотографий, которые упросила взять с собой в дорогу Уинри, и аптечка для автоброни от нее же. Накинув рюкзак на плечо, он решил пойти по дороге к горам, надеясь найти подле них город или деревушку.       После пары часов ходьбы он нашел, что искал. Указатель на ближайшем здании говорил, что парень пришел в деревню под названием Хогсмид. Уже наступили сумерки, поэтому некоторые лавки уже закрывались. Эдвард прошел по улочкам, ища гостиницу. По пути ему везде встречались люди, одетые в странные яркие мантии и шляпы. Это точно не Аместрис, подумал Эдвард и тут, зазевавшись, случайно врезался в какого-то громилу.       Черт! Эдвард открыл рот. А он огромный!       — Ну, привет, — прогудел великан на языке, который парень явно не знал, но отчего-то понимал. — Ты прости. Не хотел сбивать тебя с ног, — мужчина протянул изумленному Эдварду руку, больше смахивавшую размерами на лопату, и поднял его на ноги. — Я — Рубеус Хагрид.       — Эдвард Элрик, — выдавил парень, обнаружив, что весьма свободно разговаривает на том же языке, что и мужчина. Как будто это был его родной язык, но парень точно знал, что это не диалект Аместриса. Да что тут творится?       — Хагрид, кто же твой новый друг? — на том же языке спросил тихий голос.       Из-за великана появился высокий старик — возможно, самый старый из стариков, что когда-либо видел Эдвард, — одетый в фиолетовую мантию, расшитую звездами, и шляпу ей в тон. У него была длинная седая борода, а на крючковатом носу лежали очки-полумесяцы, скрывавшие за собой ошеломительно синие глаза.       — Говорит, его зовут Эдвард Элрик, профессор, — быстро ответил Хагрид.       — О, — только и ответил старик, улыбаясь и разглядывая Эдварда поверх очков. — Не желаете ли выпить с нами, мистер Элрик? Я угощаю.       Эдвард решил, что будет грубо отказываться, и неохотно согласился. Его завели в паб под названием «Три метлы» и усадили за уединенный столик. Старик и гигант заказали какое-то сливочное пиво, которое принесла милая женщина, Мадам Розмерта, оказавшаяся хозяйкой этого заведения. Старик тут же заплатил ей и пожелал доброго вечера. Получив в руки кружку и почувствовав идущий от нее чудный запах, Эдвард только в этот момент понял, как сильно хотел пить. На вкус все вышло еще лучше.       — Спасибо, эм… — Эдвард замолчал, глядя на старика.       — О, прошу прощения, — тот хмыкнул. — Меня зовут Альбус Дамблдор, но многие зовут меня просто профессором.       — А чего именно вы профессор? — спросил Эдвард.       — Хочешь сказать, ты не знаешь, кто он? — Хагрид выглядел изумленным. — Это же самый известный волшебник нашего времени!       Эдвард подавился пивом.       — Простите, вы сказали «волшебник»?       Хагрид недоуменно посмотрел на него.       — Верно, — Дамблдор улыбнулся, понимающе глядя на него. — Я — директор Школы Чародейства и Волшебства «Хогвартс». А вы, молодой человек, чем, простите, занимаетесь?       — Я — алхимик, — медленно ответил Эдвард, решив, что, раз эти люди верят в магию, то алхимия у них сильного удивления не вызовет. — Но это наука. Волшебство — это же… Безумие! Оно невозможно.       Хагрид на вид явно не верил своим ушам.       — Как ты можешь говорить, что магии не существует, если сам алхимик? Алхимия и магия идут рука об руку, да, профессор? Вы же не думаете, что он — магл? — спросил он Дамблдора.       Старик покачал головой.       — Тогда бы он не смог войти в эту деревню, — разумно ответил он.       — Что такое «магл»? — спросил Эдвард.       — Человек, не обладающий магическими способностями, — на автомате ответил Хагрид, все еще смотря на Эдварда широко распахнутыми глазами.       — Похоже, нам надо будет многое обсудить, юный алхимик, — радостно улыбнулся Дамблдор, дав знак Мадам Розмерте принести еще сливочного пива.       Спустя пару кружек, разговоров обо всем и пришедшегося весьма к месту предложения переночевать Эдвард вышел с двумя мужчинами из деревни и направился к находящемуся рядом замку, который оказался той самой школой, о которой они упоминали. Хагрид в скором времени с ними попрощался и пошел к хижине на краю леса, а Дамблдор и Эдвард пошли в замок. Идя по многочисленным коридорам, Эдвард восхищался движущимися лестницами и говорящими картинами. Он понял, что, если это, конечно, не сон, попал не просто в другую страну, а в, возможно, иной мир или измерение. Хоэнхайм пытался рассказать ему о чем-то подобном. Но разве отец не оказался в месте, которое он называл Лондоном? Почему же он, пройдя через врата, не обнаружил себя там же, где и отец? Отложив на время все эти вопросы, Эдвард зашел в кабинет Дамблдора и спросил, в какой же мир его занесло.       Старик долго и подробно расписывал ему все детали, и парень изо всех сил старался запомнить как можно большее из внезапной лекции. Это было сложно, но взамен Эдвард рассказал директору о своей становящейся все более осмысленной теории про разные миры. Он рассказал о своей стране и об алхимии, отличавшейся от той, к которой привыкли здесь. Дамблдор на удивление легко принял все это и, похоже, согласился, что другие миры или «измерения», как он их назвал, имеют право на существование. Он никогда не слышал об Аместрисе, но признал, что эта страна очень похожа на известную ему Германию. Также он сказал Эдварду, что в этом мире действительно есть город, называемый Лондон, но при этом он никогда не слышал о человеке по имени Ван Хоэнхайм. После этого они долго и упорно обсуждали алхимию. Дамблдора быстро впечатлили познания молодого человека, и он решил предложить ему работу.       — Кто, я? Преподаватель? — с большим удивлением спросил Эдвард.       — Да, — Дамблдор кивнул. — Я хочу, чтобы ты преподавал алхимию. В этом мире она не всем близка, и мне известно, что лишь немногие ученики интересуются ей. Но с тобой в роли преподавателя мы сможем изменить ситуацию к лучшему. Кто, кроме тебя, столько знает о ней? Кроме того, в этой школе одна из лучших библиотек в мире, в которой ты можешь найти что-то, что может помочь тебе вернуться в свой мир. Как преподаватель ты всегда можешь в любое время приходить и брать интересующие тебя книги.       — Но, сэр, — возразил Эдвард, спотыкаясь о смешные и неправильно звучащие слова. — Это… Школа чародейства и волшебства. Я не знаю никакой… Магии. Да и мне всего семнадцать!       — Да, это проблема, — согласился Дамблдор. — Но ее можно легко решить. Летние каникулы только начались. Уверен, ты более чем способен закончить базовое обучение магии до начала семестра и пройти все испытания. Конечно, у Министерства возникнут вопросы из-за твоего возраста, но я вновь уверен, что ты сможешь пройти все тесты, чтобы получить лицензию учителя. Да, ты будешь нанят только как студент-преподаватель, пока не достигнешь двадцати лет, но, если будешь стараться и покажешь в Министерстве все, на что способен, они сделают исключение и назначат тебя официальным преподавателем уже после одного-двух лет работы. Что-нибудь еще тебя беспокоит?       Эдвард вздохнул. Он должен был прийти в восторг от того, какие перспективы перед ним открываются, но чувствовал, что Дамблдор имеет право знать, кого он нанимает учить детей. Он понимал, что старик все это время был честен с ним, и потому заслуживал подобного же обращения в ответ. Он снял правую перчатку и закатал рукав, показывая протез. Дамблдор молча посмотрел на него, а потом улыбнулся.       — Я и не знал, что эта рука у тебя отсутствует. Этот протез сделан маглом, верно? Но собрано на удивление хорошо. Думаю, никому не стоит знать о нем — кроме, возможно, Министерства и Мадам Помфри, нашей медсестры. Не думаю, что из-за него у тебя возникнут проблемы.       — У меня их два, — пробормотал Эдвард, поднимая левую ногу и показывая автоброню. — Они одинаковые. Я буду бесполезен, если какой-то из них сломается. Мой механик… Недоступен.       — Не нужно волноваться. Мы сможем починить их заклинаниями. Как ты потерял руку и ногу? — заинтригованно спросил Дамблдор.       — Во время гражданской войны, — легко соврал Эдвард. Он так часто это говорил, что почти сам в это поверил.       — Понятно, — ответил Дамблдор. — Во время проведения алхимии?       Эдвард не ожидал подобного вопроса, но, не желая опять лгать, кивнул.       — Можно и так сказать.       Дамблдор понял, что парень не желает больше говорить на эту тему, и сообщил, что, раз он собирается ближайшие два месяца обучаться магии, то ему стоит купить все необходимое. Они вместе поужинали в кабинете, и, еще выпив, Дамблдор проводил Эдварда в одну из гостевых спален, в которой он мог остаться на лето.       На следующий день Дамблдор отправил Эдварда вместе с Хагридом в магическую часть Лондона — в Косой Переулок. Дав парню как следует осмотреться в таком чудаковатом месте, Хагрид первым делом повел Эдварда выбирать волшебную палочку. Юному алхимику претила сама мысль, что он будет совершать «магию» с помощью какой-то палки, как какой-то уличный фокусник, но он быстро изменил свое мнение, взяв в руки первую палочку и увидев, как от этого вдребезги разбилась баночка чернил. Парень с опаской посмотрел на нее и решил, что эта вещь, по-видимому, какой-то проводник энергии — вроде круга трансмутации. Казалось, прошли часы, прежде чем мистер Олливандер, заведующий магазином, смог найти палочку, от прикосновения к которой ничего бы не взрывалось и не улетало. Узнав об автоброне, Олливандер предложил парню палочку для левшей, заявив, что в родной руке она будет лучше слушаться. Сделанная из ивы с сердцевиной из волоса из гривы единорога, эта одиннадцатидюймовая палочка тут же вызвала серебристые и золотые потоки света, стоило Эдварду взять ее в руку.       Разобравшись с этим, Эдвард и Хагрид закупились другими важными вещами — всем необходимым для зельеварения, перьями, чернилами, пергаментом и книгами, причем последних парень брал как можно больше. В основном все они были по алхимии — он хотел узнать, как относятся к ней и как используют ее в этом мире и что может ему пригодиться, чтобы подойти под довольно высокие ожидания Дамблдора. Однако Эдвард отказался покупать себе мантию волшебника, сказав, что ему и так удобно. Позже он зашел в один «маггловский» магазин и взял себе пару вещей, похожих на те, что уже были на нем.       Когда Эдвард вернулся в Хогвартс, Дамблдор представил его двум преподавателям — Минерве Макгонагалл и Северусу Снейпу. Также директор пожелал, чтобы парень рассказал им о своих протезах, пообещав, что остальные узнают об этом исключительно по желанию юного алхимика. Решив, что директор, видимо, больше всего доверяет именно этим преподавателям, Эдвард посвятил их в свою уже не настолько тайную тайну.       Весь следующий месяц он прилежно учился под их руководством, заодно узнавая от Дамблдора все об истории и культуре волшебства. Первая неделя прошла мучительно медленно — Эдвард просто не мог свыкнуться с тем, что магия существует на самом деле. Несколько раз поговорив наедине с директором, парень как-то пообвыкся, но не прекратил попыток найти логику и связь во всех этих «заклинаниях» и «чарах». Дамблдор говорил, что после загадочного перемещения между измерениями магия не должна его удивлять, и Эдвард, смирившись, решил, что, пока он остается в этом мире и пытается стать учителем, научную логику стоит отложить. Приняв правила этого мира, он обнаружил, что учеба дается ему на удивление легко. Макгонагалл позже признала, что парень буквально схватывал все на лету, и даже Снейп был впечатлен, когда Эдвард всего за месяц блестяще прошел программу как первого курса, так и второго. К началу июля он уже приступал к тому, что изучали третьекурсники.       — Мне тошно это признавать, директор, но, хоть парень и был невыносимым скептиком, он все же невероятно способный, — сказал за обедом Снейп, пока Эдвард проводил время в библиотеке.       — Усвоить материал трех лет обучения чуть более, чем за месяц… Это невероятно, — согласилась Макгонагалл. — Я никогда не видела никого с подобным стремлением учиться. Меня поражает, что он вообще умудряется спать!       — Верно, — Дамблдор кивнул. — Он точно намерен пройти испытания Министерства.       — Когда они собираются их устроить, директор? — спросил Снейп.       — За неделю до начала учебного года, — ответил Дамблдор. — Думаю, к тому времени он уже сдаст СОВ.       — Не удивлюсь, если и ЖАБА тоже, — пошутила Макгонагалл.       За неделю до прибытия сотрудников Министерства Эдвард как раз закончил программу шестого курса и приступил к седьмому. Молодой человек весьма впечатлил инспекторов и блестяще прошел все их проверки, чем и заслужил право преподавать в Хогвартсе на правах студента-преподавателя. Ему сказали, что если он хочет стать официальным преподавателем в таком возрасте, то он должен будет отработать два года и пройти еще один экзамен. Поскольку Эдвард пока что не имел права полноценно преподавать новый предмет, Дамблдор известил Министерство, что в таком случае алхимик будет помогать новому учителю по Защите от Темных искусств, а в свободное время — вести свои занятия.       Эдварду показали его новую классную комнату — она располагалась в подземельях рядом с кабинетом профессора Снейпа. За портретом в кабинете располагалась его спальня. Эдвард поблагодарил директора за такое участие к своей судьбе, но все равно отказался носить мантию, предпочитая носить «маггловскую» одежду, напоминавшую о доме. Кое-кто из женщин подсказал ему портного, умудрившегося сшить красный плащ, какой был у парня раньше. Он даже вышел смахивающим на мантию, разве что с капюшоном.       Теперь перед Эдвардом стояла задача подготовить материалы, по которым он хотел обучать алхимии, чтобы Дамблдор мог разослать список книг и необходимых вещей всем ученикам. Купленные в Косом Переулке книги он нашел бесполезными и вернул в магазин — все, кроме одной: «Алхимии как она есть», написанной доктором Ван Лихтом, немецким алхимиком. Только в ней он нашел действительно правильно описанные процессы и мысли. Он сильно удивился, узнав, что книга эта была более чем двадцатипятилетней давности. Он решил сделать ее своим основным учебником и попросил Дамблдора упомянуть в письмах, чтобы ученики взяли с собой тетради для записи алхимических уравнений. Директор посмотрел на выбранную им книгу и улыбнулся.       — А, работа доктора Лихта, — сказал он. — Я учился именно по ней. В те дни он считался создателем современной алхимии, и пока что еще никто не превзошел его труды. Он отлично сработался с моим коллегой, Николасом Фламелем. Вы с доктором очень похожи, даже внешне.       Эдвард напрягся.       — У вас не найдется его фотографии? — спросил он.       — В самом деле, одна есть, — кивнул Дамблдор, поднялся с кресла и взял рамку с ближайшей полки. — Вот она.       Эдвард неуверенно посмотрел на фотографию, боясь, что его подозрения подтвердятся. Все оказалось именно так, как он и подумал. Рядом с молодым Дамблдором на фотографии стоял его отец, Ван Хоэнхайм. Он пробормотал его имя себе под нос, и это не укрылось от внимательного взгляда директора.       — Полагаю, вы с доктором знакомы? — спросил он.       — Это мой отец. Видимо, он сменил имя. Не особенно удивительно, — пробормотал Эдвард. — Я знал, что он проходил через Врата и оказался в Лондоне. Но я почему-то оказался и в другом месте, и в другое время. Вы не знаете, где он сейчас?       Дамблдор грустно улыбнулся ему.       — Боюсь, это мне неизвестно. Доктор Лихт упоминал, что у него остались два сына, и он переехал в маленький городок в Германии прямо перед тем, что маглы называют Второй Мировой Войной. Больше я о нем ничего не слышал. Может, он и не был великим волшебником, но прекрасно знал алхимию и сильно улучшил наши знания о ней. Мы вместе с ним помогали Николасу улучшить его философский камень.       — Хоэнхайм понятия не имел, как им пользоваться, — прорычал Эдвард.       — Может быть, — согласился Дамблдор. — Но он ничего и не собирался с ним сделать.       — У него не было на то причины, — мрачно сказал Эдвард. — Этот камень приносит беды везде, где ни окажется. Только дурак захочет им обладать.       — Поэтому мне доверили его спрятать, — Дамблдор вздохнул. — Николас хотел, чтобы я как следует позаботился о камне. Скоро Хагрид заберет его из камеры в банке Гринготтс и привезет сюда. Я попрошу профессоров Снейпа, Макгонагалл, Флитвика и Стебль, как и Хагрида, поместить камень в надежное место и наложить на него как можно больше защитных заклинаний. Кстати говоря, я хотел бы попросить тебя и Снейпа об еще одной услуге.       Эдвард оторвал взгляд от фотографии.       — Какой же? — спросил он.       — Я бы хотел, чтобы ты помог Северусу присмотреть за новым учеником. Слышал историю о Гарри Поттере, Мальчике-Который-Выжил?       Эдвард кивнул. Все в Хогвартсе последнюю пару недель только об этом и говорили. Теперь он понял, почему.       — Хотите, чтобы я за ним шпионил? — устало спросил Эдвард.       — Не шпионил, — поправил его Дамблдор. — Просто приглядывал. Северусу порой может быть не до этого, а ты, как студент-преподаватель, сможешь без труда быть рядом с ним. Можешь даже помочь ему с учебой, если потребуется. Ему уготовано совершить великие вещи, и мы не можем потерять его.       Эдвард внутренне вздохнул.       — А Снейп сам не справится с этой задачей? — спросил он.       Директор хмыкнул.       — Нет, Эдвард, Северус более чем способен на это, просто не слишком рад подобному. У него когда-то случилась неприятная история с отцом этого мальчика.       Теперь Эдвард вздохнул уже вслух.       — Ладно, — проворчал он. — Я за ним пригляжу. Что-нибудь еще?       — Да, — кивнул директор. — Я хотел сообщить тебе, что, раз ты еще не официальный преподаватель, занятий у тебя будет немного и они будут считаться дополнительными для учеников с третьего по седьмой курсов. Желающие запишутся на них в первую неделю, так что преподавать ты начнешь позже остальных. Но, поскольку ты будешь помогать Квирреллу на ЗОТИ и искать способ вернуться домой, полагаю, ты все равно окажешься весьма занят. Еще я бы предложил тебе всю первую неделю посещать занятия Минервы и Северуса, чтобы взять на заметку то, как они преподают.       — Понял, — кивнул Эдвард. — Присматривать за Поттером, помогать Квирреллу, не преподавать до второй недели и посещать занятия Снейпа и Макгонагалл. Еще что-нибудь?       Директор улыбнулся.       — Нет, пока что все. О! Погоди минутку, — он залез в ящик стола и вытащил большой плоский прямоугольный сверток. — Это пришло сегодня. Это мой тебе приветственный подарок. Надеюсь, он тебе понравится.       Эдвард взял в руки сверток и тут же его открыл. Внутри оказался недавно оконченный портрет — от картины до сих пор пахло красками. На ней был изображен Альфонс, правда, уже более взрослый и сидящий перед доспехами, похожими на те, в которые была заключена его душа. Ал улыбался и махал рукой. У Эдварда сердце сжалось; он на миг задохнулся от чувств.       — Я видел среди твоих вещей ваши фотографии и попросил друга нарисовать его портрет подходящего возраста. Надеюсь, я ничем тебя не обидел. Я знаю, как сильно ты по нему скучаешь и как отчаянно хочешь вернуться в родной мир. Я надеялся, что ты сможешь повесить этот портрет в своем кабинете, чтобы закрыть проход в спальню. Прости, что позаимствовал это, — сказал директор и передал Эдварду пару фотографий.       — Спасибо, сэр, — выдавил Эдвард. Он даже не злился, что Дамблдор так просто забрал самые ценные вещи в его жизни. — Это… Многое для меня значит. Спасибо.       Эдвард вышел из кабинета директора и смог донести портрет до подземелий, даже не свалив его и не разбив. Он хотел тут же по-магловски повесить его в кабинете, но проблемой стал его рост — вернее, его отсутствие. Это безумно взбесило его. К счастью, именно в этот момент к нему решил заглянуть Северус Снейп. Преподаватель зельеварения помог новому коллеге повесить картину, хоть и пробормотал что-то недовольное про упрямость парня и нежелание пользоваться магией.       — Чей это портрет? — спросил Снейп.       — Моего младшего брата, Альфонса, — Эдвард грустно улыбнулся. — Дамблдор заметил, как я по нему скучаю, и заказал эту картину.       — Директор сильно печется о своих подчиненных, — монотонно пробормотал Снейп. — Я хотел поговорить о его просьбе присмотреть за тем мальчиком, Гарри Поттером.       — Собираетесь спихнуть все на меня? — шутливо хмыкнул Эдвард.       Снейп слегка нахмурился.       — Я бы очень хотел, но нет, — сухо сказал он. — Дамблдор позволил мне открыть тебе один секрет, который мы хранили уже много лет. Мы боимся, что Темный Лорд не погиб, как все считают. Директор чувствует, что он попытается вернуться и восстановить свои силы. И первой его целью станет мальчик, за которым нас просили присмотреть.       — Значит, нам его еще и охранять нужно, — фыркнул Эдвард. — Ему же всего одиннадцать. Во что он может вляпаться?       — Полагаю, ты-то в таком возрасте никаких глупостей не совершал? — монотонно протянул Снейп и скептично изогнул бровь.       Эдварду не хотелось это признавать, но преподаватель был прав. Именно тогда они с Алом попытались вернуть их мать. Он посмотрел на улыбающегося брата на картине и рассеянно потер правое плечо, где автоброня переходила в плоть. Снейп заметил это и кивнул.       — Так я и думал, — вздохнул он.       Эдвард пропустил подколку мимо ушей.       — Это все? — спросил он. — Вы просто хотели предупредить, чтобы я серьезней отнесся к нашей задаче?       — Нет, — спокойно ответил Снейп. — Я также пришел предупредить, что от мальца стоит ждать неприятностей. Если он похож на отца, то так и будет.       Эдвард удивленно улыбнулся.       — Будет учинять неприятности — я ему их устрою, — заметил он, поскрипывая автоброней. Снейп позволил себе слегка улыбнуться.       — Кстати, я и за тобой буду присматривать, — заявил он.       — Почему это? — удивленно спросил Эдвард.       — От тебя тоже стоит ждать беды, как и от Поттера, — Снейп ухмыльнулся, произнеся эту фамилию. — Ты все же частично студент, а я должен следить за всеми учениками.       Эдвард закатил глаза.       — Но я же еще и преподаватель, — сказал он, обводя рукой кабинет. — Или это такой жест доброй воли, чтобы я точно не приносил никому проблем?       Снейп вновь позволил себе улыбнуться.       — Как мило, — с сарказмом сказал он. — Но Дамблдор назначил меня оценить твои возможности.       — Директор сомневается, брать ли меня на работу? — слегка беспокойно спросил Эдвард, но попытался это скрыть. — Или это просто процедура?       — Процедура, — вздохнул Снейп, садясь на кресло. — Когда я нанимался здесь на работу, меня оценивала Минерва. Это лишь на первый месяц твоего преподавания. Мне надо будет учесть, как ты справляешься со своими обязанностями, поддерживаешь ли ты дисциплину на занятии и как ведешь свой предмет. Уверен, проблем у тебя не возникнет — ты же за два месяца прошел шесть с половиной лет обучения. Думаю, преподавать тебе будет легче легкого.       Эдвард улыбнулся. Подобные слова от Снейпа много значили — преподаватель зельеварения не так уж часто кого-то хвалил.       — Так тот Поттер, — вздохнул Эдвард, возвращаясь к теме. — Вы знали его родителей?       — Да, — вздохнул Снейп. — Я учился вместе с ними. Его отец был очень известен — он прекрасно играл в квиддич — но считал себя лучше всех и постоянно пренебрегал правилами. Его мать же была одной из лучших волшебниц моего поколения. Я никогда не понимал, почему они сошлись. Она была так умна… — он резко замолчал, но Эдвард успел заметить тоску в его голосе.       — Вы ее любили, — сказал он.       Снейп умудрился смерить его яростным взглядом, хотя и побелел, как полотно.       — Наверное, было тяжко так проиграть кому-то столь ненавистному, — продолжил Эдвард, игнорируя злобный взгляд.       — Закрой. Свой. Рот, — угрожающе сказал Снейп. — Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.       Эдвард пожал плечами.       — Верно, — признал он. — Но я же сказал правду?       Снейп молча кипел от злости, буравя алхимика взглядом, но поостыл, заметив задумчивое выражение лица Эдварда.       — Я знаю, каково это, — вздохнул парень. — Я понятия не имею, через что вы прошли и как это ко мне относится, но я понимаю, каково это — потерять того, кого любишь. Кого-то, ради которого готов отдать все, лишь бы вновь увидеться с ним. По крайней мере, я могу хотя бы вам посочувствовать.       Снейп посмотрел на Альфонса на картине, мирно дремавшего рядом с доспехом.