«До сих пор сего факта не понимаю — Общаться со мной почему не желают? За то, что совсем не тем интересуюсь. Не тем, что любят все — люблю я другое. Я знаю, что снят этот фильм для девчонок, И этот вампир совсем не хладнокровный. Но крепко девчонку любить должен каждый, Бороться, как Эдвард, с кровавою жаждой. Чтоб думал о девушке целые сутки, Даже если у ней всё время проблемы. К несчастьям её всегда должен быть чутким, Себя не спросив о всех прочих дилеммах».
— Признаю, что поэт он хороший, только бы характер немного скорректировать, — комментировала я. — Ещё и вид рифмовки немного спутал. — Ну бывает! — прокомментировала Татевик. — Забылся и с парной перешёл на перекрёстную рифмовку. — Вот что он про своих любимых певцов сочинил! Это у него такое вот продолжение. Видимо, в ритм не попал, — продолжала зачитывать поэзию Валерона Юля:«Так полюбил я четвёрку певцов — Хоть ежедневно их слушать готов. Их голосам постоянно внимал: Радуют сердце в их песнях слова. Его манил свет луны голубой, Так стал Ленинградом Санкт-Петербург, Он Паганини сыграть попросил, Звёздочку алую так не найти. И есть у него всегда пять причин, Парой не будут русалка, дельфин, Поймает такси, поедет домой, Выпьет за чувство с малины вино. Ночью придёт в ресторан-поплавок, Скажет Петрухе про тонкий Восток, Часто просил: «Ты отдайся, Сим-Сим!», И «Я перед ЗАГСом паспорт свой съем!». Девять хризантем он ей подарил, Не забывать никогда он просил. Падает с клёна осеннего лист, Солдат и моряк хотят так любить».
— Знаете, что говорит моя подруга про песню Леонтьева о югославском солдате и английском матросе? — рассмеялась Арина. — Она педрильская. И как он это слушает? Не находит он намёки на слэш? — Что такое «слэш»? — не поняла Калмыкова. — Это рассказы о романтических и сексуальных взаимоотношениях между мужчинами, — объяснила Гордиенко. — Интересно, что сказал бы Валерон, если бы это услышал? — спросила я. — Не знаю, — пожала плечами девушка с малиновыми волосами. Смеясь, мы не заметили, как прозвенел звонок. Мы с Юлей отправились на пару Якуниной. Опять полчаса ждали, пока она на пару придёт. — Вечно эта корова торчит на своих чаепитиях! — проворчала Катя Прозорова, поправляя свои нежно-розовые волосы. — Не говори! — вторила ей её подруга Марина Ким. — Ещё и валит всех, кто не дружит с ней. Помнишь, как в прошлый раз она меня завалила и ещё обозвала чуркой. Меня чё, из-за этого в Корею депортировать? Не понимаю. — Ещё смотря в какую, — ржал Женька Свиридов. — В Северную а-ля «назад в Совдепию»? Или в Южную, к кей-поп-айдолам? — Да-да, — продолжала Катя, не слушая выпады Женьки. — Мне интересно, по каким критериям она себе людей отбирает? И эти жополизки рады её использовать, чтобы зачёт получить. Только Малинина это сказала, тут же зашла Якунина и, осмотрев аудиторию, спросила: — А где Лизочка? Почему её нет? — Ваша Лизочка фиг знает, где торчит. Поэтому не шпионю за ней, — отрезала я. — И вообще, она же ваша подружка. Чё вы ей не позвоните? Это во-первых. Во-вторых, сейчас нет Лёни Гагарина, но почему-то вы не спрашиваете, где он. Чем Лизочка лучше его? — Замолчи! У нас пара. — Ничего, что вы на неё опаздываете? Учитесь вовремя приходить. Началась очередная пара. Если Якунина вела лекции, то они у неё настолько сумбурны, что я не понимала, что записывала. А практики... Если подружка Анны Викторовны что-то мямлила, то она ей засчитывала ответ; если кто-то, не входящий в клуб её фаворитов, очень хорошо рассказывал материал, то она искала, к чему придраться. Оставшийся час помогала Стёпе Разумову с математикой, пока она принимала ответы. И снова Анна Викторовна придралась к Марине Ким, когда та рассказывала закон. Чем она ей не понравилась? — Ким, ну что опять ты пользуешься интернетом? Сколько раз говорено, что надо пользоваться справочной литературой. Кореянка от такой наглости растерялась и не знала, что ответить противной преподавательнице, и я заступилась за сокурсницу: — Всё ищется в интернете. И вообще, если ваша подружайка вам что-то промямлит, то вы ей просто так поставите зачёт. Если кто-то не из ваших подружек хорошо ответит, то вы придерётесь ко всему. — Да что ты вообще знаешь, Милованова? — злобно спросила Якунина. — Ещё и с чурками всякими дружишь. Что ты заступаешься за эту узкоглазую? — То, что вы говорите — уже статья. О разжигании межнациональных конфликтов. Хотите в тюрьму? — вмешалась Прозорова. — Все чурки должны валить в свои Чуркистаны. — Якунина от гнева уже не знала, что несла. Пока она поносила всех нерусских, обзывая их чурками, уродами, мартышками, так и закончилась пара. Ушла с неё с отвратительным настроением. За мной шли Катя Прозорова и Марина Ким. Догнав меня, кореянка сказала: — Надь, ты настоящая староста. Ты наш герой. Так и надо проучить эту Якунину. Достала уже. Вечно придирается. Больная какая-то. — Вы с Юлькой молодцы, что отказались с ней дружить. Мерзкая тётка. С каких это пор она решает, кто достоит её любви, а кто нет? — вставила Катя. — Надо оценивать знания, а не отношение к человеку, — снова я повторила эту же фразу. Ехала в маршрутке с отвратительным настроением. Мало того, что этот Валерон навязался на мою голову, ещё и эта дура Якунина устроит всей группе взбучку на сессии. Боюсь, что у нас будут большие проблемы, и в институте мы не задержимся. Пора писать жалобу от лица всей группы и собирать подписи. Это уже стало последней каплей. Почему мы должны терпеть преподавательницу, которая лишает людей прав на образование? Приехала домой, где меня с аппетитными куриными котлетами и запеканкой из цветной капусты ждала Женя, пришедшая с пар раньше. У неё скоро дипломирование, и она готовится составлять по выбранной теме целый водяной проект, как она говорит. Мне нравится, что она не пользуется своим положением, хотя один преподаватель поставил ей просто так автомат. Чисто из-за её беременности. Она считала, что так нечестно, но была рада, что ей сократили работу. — Привет! — улыбнулась Колобова. — Привет... — проговорила я. — Переодевайся. Обед готов. Переоделась и зашла на кухню, где меня ждал вкусный обед. Когда закончила есть, соседка спросила меня: — Надь, у тебя что-то случилось? Я вижу, что ты расстроена. Расскажи, что произошло. — Жень, я не хочу тебя грузить. — Ты мне не доверяешь? Или ты меня бережёшь от волнений потому, что я беременна? Надь, что за детский сад? Лучше расскажи, и тебе станет легче. — Понимаешь, у меня пара проблем в институте. Если ты считаешь, что мне станет легче, то я всё расскажу. Мне в любви признался Валера Кравченко. Помнишь, мы ещё над его стихами иногда посмеивались? Так вот, он признался мне в любви. Я его отшила, но он продолжает напирать. С чего он решил, что мы должны быть вместе? Он ещё и моих подружек раскритиковал и сказал, что он бы запретил мне с ними общаться. Типа плохо на меня влияют. — Ох, как бы это не дошло до сталкинга, — прокомментировала Женя. — А вообще не начинай с ним отношения, если он тебе не нравится. Ты же не хочешь, чтобы тебя ко всем ревновали, запрещали общаться с подругами? Я бы такого парня послала, даже если бы это была последняя надежда. — И ещё поцапались с Якуниной. Она наехала на Марину Ким из-за того, что та якобы не так ответила. Я заступилась за Марину, но Якунина ещё приплела национальность и орала, что всех нерусских надо депортировать. Потом пара закончилась. Не знаю, что теперь делать... Похоже, она всю нашу группу отчислит. Кроме своих подружаек. Надо писать на неё жалобу. Я понимаю, что у ректора препод всегда прав, но мы должны отстоять свои права на учёбу. — Да и ладно! Надь, не парься ты так. Напишите жалобу, и тогда эта курица вылетит из института. Может, на неё уже несколько жалоб накатали... Мне стало намного легче после слов Жени. Всё не так плохо, как кажется. И почему я так заморачиваюсь из-за пустяков? Проблема вполне решаема, если ректор окажется адекватным. Весь вечер печатала жалобу на Якунину, тщательно подбирая слова для претензии и ссылаясь на соответствующие законы в РФ, и выложила все её прегрешения: как она выделяет себе любимчиков из группы, как она занижает оценки «недрузьям» и как она придирается к нерусским. Решила, что пора бы руководству института обратить внимание на то, кто у них преподаёт. Всё-таки пригодилось мне законодательство, пока я в свободное время к её парам готовилась, чтобы хоть «полплюса» получить. На следующий день пришла на учёбу со спокойной совестью. Думала, что Валера в очередной раз выдаст новый фокус. И не прогадала — Кравченко снова продолжал настаивать на том, чтобы я с ним дружила. Он сказал мне: — Надь, ну ты подумай. Я же всё-таки хочу быть с тобой. Кроме тебя мне никто не нужен. От его приставаний мне хотелось просто убежать. Неужели человек не понимает, что чувства, навязанные силой, никогда не выливаются во что-то хорошее? Неужели ему не приятно, когда любовь взаимна, а чувства искренние, а не стребованные уговорами. В ответ я у него спросила: — Чего ты от меня хочешь? — Я хочу, чтобы ты была со мной, чтобы ты была как за каменной стеной. — Тебе нравится навязываться? Неужели ты считаешь, что если навязывать свои чувства, то это не выльется ни во что хорошее? Тебе разве не будет приятно, когда любовь от девушки будет искренней и взаимной, а не стребованной и навязанной? — Я просто хочу, чтобы ты поняла, что я люблю тебя и хочу семью и детей, что ты со мной будешь чувствовать себя хорошо, что мне нужен не только секс. Я знаю, что ты всё равно меня полюбишь. Вы все так делаете — поначалу мы вам не нравимся, а потом вы понимаете, что лучше нас нет никого. — У меня нет желания связываться с тем, кто запрещает мне общаться с подругами, кто меня ревнует ко всем, кто считает меня не человеком, а помесью кухарки, уборщицы и инкубатора. По тебе это видно. — Это для твоего же блага! Ты должна это понимать. — Я знаю, что мне нужно для моего блага, поэтому заткнись и отвали! Найди себе девушку в церкви. Не желая слушать Валеру, села за парту и слушала музыку. Как раз играет любимая Xandria. Лучше их буду слушать, чем очередные бредни Кравченко. — Ещё и всякую фигню слушаешь! Лучше Кадышеву послушала бы, — проворчал Кравченко, когда я достала наушник, чтобы поздороваться с пришедшей на пару Юлей. — Единственная фигня, которую я слушаю, — это ты, Валерон, — отрезала я и, не дожидаясь от него ответа, вставила наушник в ухо. На протяжении учебного дня каждую перемену ходила с распечатанной жалобой по аудитории и собрала практически все подписи от своих одногруппников. — Наконец-то, эту жабу прищучат! Задолбала уже! — ликовала Катя Прозорова, оставляя фамилию и автограф. Отнесла в деканат юридического факультета жалобу и всю учебную неделю ждала пары Якуниной, чтобы узнать, какую месть против нас она предпримет, если узнает, что на неё пожаловались. Но опасения оказались напрасны — через неделю после инцидента началась пара, которую ведёт Якунина. Вместо неё в аудиторию зашла высокая худенькая женщина лет сорока с русыми волосами, собранными в высокий пучок, дополнявший её деловой костюм кофейного цвета. — А где Анна Викторовна? — спросила Лера Макеева. — Она уволилась, — невозмутимо заявила новая преподавательница и представилась: — Меня зовут Леонова Зоя Сергеевна. Теперь право буду вести я. — В смысле? — возмутилась Макеева. — Я на автомат надеялась. Это всё Милованова! Это она её выжила! — А ты хотела нихрена не делать и автоматы получать? — ответила Марина. — Заткнись, узкоглазая! — Зато будешь законы знать, — вставил Женька Свиридов. — Узнаешь все свои права. — Тишину, пожалуйста, включите, — вмешалась Зоя Сергеевна. — Во-первых, Якунина сама ушла. Во-вторых, девушка, если вы не хотите учиться, то я никого не держу — можете не ходить на мои пары, только потом на зачёте вам отвечать за прогулы. Макеева только и могла сжать губы в нитку и сидеть с недовольным лицом. Зоя Сергеевна провела пару. Это были лучшие полтора часа после Якуниной. Леонова так хорошо объясняла материал — разжуёт и в рот положит. Не то, что Якунина — она так сумбурно объясняла материал, что сами не понимали, что записывали. Так и не заметила, что прошла последняя пара. Собралась уходить, и меня возле аудитории остановил Валера со словами: — Знаешь, как уволилась Якунина? — Ушла, ну и хрен с ней! Скатертью дорога! — заявила я и собралась уйти, но Кравченко взял меня за руку и сказал: — Ты должна это знать. — Зачем? — не понимала я. — Это ещё и я её выжил. Надо было её вытравить из института. Ты сама понимаешь, какой она никудышный препод. На протяжении всего семестра я тайно записывал все её выходки на диктофон в телефоне. Когда я подписал твою жалобу, понял, что ничего предпринимать не будут, поэтому сам после тебя отправился в деканат и там показал все её выходки. Ещё её юрфак разбирался с ней. Она едва не отчислила двух китайцев со второго курса психологии. Она по правоведению их регулярно валила. Просто потому, что они китайцы. Они тоже подали на неё коллективную жалобу от лица всей группы. Просто когда заходил в деканат, столкнулся с ними. Один из них, Вэнь Джанджи, староста группы. Теперь её попросили написать по собственному. — Знаешь, ты мне неприятен, но тут ты молодец. Нам удалось решить проблему. Видимо, на Якунину постоянно жалобы поступали, поэтому её уволили за непрофессионализм. Мимо нас прошли два китайца: один с длинной зачёсанной направо чёлкой и короткой стрижкой, второй с короткой чёлкой и длинными волосами, завязанными в низкий хвост. — Привет, Валер! Спасибо! — сказал на ломаном русском молодой человек с длинной чёлкой. — Не знаю, что бы сказал отцу, если бы нас с братом выгнали. Он так надеется, что я получу высшее образование в России, а тут такой облом. Неприятно вышло бы. Он и так работает на рынке «На Садовой», чтобы нашу семью прокормить. — Джанджи, мы обязаны были это сделать. Мы не должны допускать таких преподов в образовательные учреждения. Это ещё и Надя сделала. Это была её инициатива. Я ей невольно помог выжить эту ненормальную. Не знаю, что бы мы делали. И мой отец тоже не пережил бы это. Он тоже работает «На Садовой». Так не хочется огорчать родителей... — Так это Надя сделала? Ты молодец, Надежда. Всё-таки благодаря тебе мы продолжаем учиться. Чхендема , Юншэн? — широко улыбался Вэнь. Юншэн кивнул головой в знак согласия и смотрел в свой телефон, что-то набирая на нём. Сообщение пишет или что? — Не обращайте внимание. Он всегда такой закрытый, — продолжал этот разговорчивый парень. Глядя на Джанджи и Юншэна, понимала, какие это разные люди. И как они ещё умудряются дружить? От мыслей о китайцах оторвала прошедшая мимо нас Лера Макеева со своими злобными комментариями: — Так это сделали вы? Уроды! Как у вас совести хватило выжить Аню Якунину? Ещё и китайцы тут! Покоя от вас нет! Скоро всю Сибирь заполоните, узкоглазые! — Твоя Якунина хреновый препод, — ответила я. — То, что ты так орёшь на этих людей, которые тебе ничего плохого не сделали, не делает тебе чести. Ты просто истеричка, как и твоя Анечка. Неудивительно, что вы так крепко дружили. — И вообще, таким не место в институте, — вставил Джанджи. — Да что вы вообще знаете? — спросила Макеева. — Она вас всех ненавидит за то, что её мамаша связалась с каким-то кавказцем. Он приставал к ней и насиловал её. Аня от него залетела и сделала аборт. После аборта осталась бесплодной и с тех пор всех мужиков ненавидит. Подруг ищет потому, что ей одиноко. Свинья ты неблагодарная, Милованова. Не умеешь ты ценить хорошее отношение. И ты, Валера, урод. Я знала, что ты шовинист, но не думала, что до такой степени. А вам, узкоглазые, мне сказать нечего. Первый раз вас вижу! И надеюсь, что последний. Лучше бы смирились, что вам в России делать нечего. Валили бы в свой Китай. И так вас слишком много. — Молчи, чхунхуо ! — не остался в долгу Вэнь. — Не хочешь учиться — в уборщицы всех берут, насколько я знаю. — Заткнись, курица! — отрезал Валера. — Тебе не помешало бы задать хороших тумаков. Первый раз в жизни согласилась с шовинистским высказыванием Кравченко. Пора и вправду задать трёпку этой халявщице. Как же руки чешутся, и так хочется почесать свои кулаки об лицо Леры. — Да пошли вы, дебилы! — не осталась в долгу Макеева. — Кравченко, ты всё-таки мразь. И ты, узкоглазое отродье, тоже. Валера хотел ударить обидчицу, но Юншэн схватил его за руку и сказал на ломаном русском: — Не бей! Потом она тебя подставит. Валера сдержался и не стал с ней драться, но по его лицу я видела, как он разозлён. Мы вчетвером отправились к выходу. Когда мы шли, я локтем толкнула Леру и, не дожидаясь её реакции, шла вперёд с гордо поднятой головой, не оглядываясь. — Я забыл спросить, а как вас зовут? — задал вопрос Джанджи, когда мы стояли перед входом в институт. — Надя Милованова, — улыбнулась я. — Это я написала коллективную жалобу на Якунину. — Очень приятно, я Вэнь Джанджи, а это мой двоюродный брат Цай Юншэн. — Очень приятно, — улыбнулась я. — Это твой парень? — не понял Вэнь. — Что-то он как-то странно на нас косится. Он ревнует тебя к нам? — Он мне не парень. Не хочу с ним встречаться потому, что он ревнивец и считает, что он всегда прав. И он указывает мне, с кем дружить, а с кем не дружить. Думала, что китайцы поддержат Валерона, ибо считала их до мозга костей патриархалами, но Джанджи сказал мне речь, перевернувшую моё представление об этом весьма многочисленном народе: — Если ты не хочешь быть с человеком — не будь с ним. В чём прикол, если любовь невзаимная и навязанная? — Ты прав, Джанджи! — улыбнулась я. — Один раз я так обожглась, но теперь не позволю этому повториться. Когда китайцы сели на свой автобус, Кравченко опять принялся меня отчитывать за тот поступок, где я не видела своей вины, а именно общение с другими парнями. — Ты опять общаешься с другими мужчинами. Ты должна знать, что ты моя. Зачем тебе эти китайцы? — Отвали! — скомандовала ему я, только нецензурно. — Найди себе другую тёлку! А с кем мне общаться, разберусь без тебя. Подъехал мой автобус, и, не слушая Валерона, прыгнула и поехала восвояси. Дома разогрела себе обед и, перекусив, села готовиться к парам. Домой с практики вернулась Женя и, переодевшись, сев пить чай, сразу же начала спрашивать: — Привет, Надюх! Что там с этой придурочной преподшей? — Прикинь, мы её выжили! — рассказывала я, не скрывая радости. — Так не только нас она затрахала. Ещё китайцы из группы второкурсников на психологии на неё коллективную жалобу от лица своей группы подали. Не знаю, кто ещё подавал жалобу, но её выперли. Вэню Джанджи и его двоюродному брату Цаю Юншэню от Якуниной досталось так же, как Марине Ким. Просто потому, что они китайцы. Ещё Валера в деканате предъявил аудиозапись, где Якунина оскорбляла Марину. Как раз пришёл тогда, когда я жалобу туда отнесла. — Откуда у неё такая ненависть к китайцам? — Да у неё ненависть ко всем нерусским, у которых тёмная кожа. Просто у Якуниной мамаша на первое место ставила своего кавказского хахаля. Тот Анечку регулярно потрахивал. Без её на то согласия. Она от него залетела, сделала аборт и больше не может иметь детей. Мужиков ненавидит. Особенно нерусских. А подружек ищет потому, что ей скучно и одиноко. Личной жизни нет, а общаться с кем-то хочется. — Печальная у неё судьба. С одной стороны, её можно пожалеть, но с другой... почему она срывает злость на людей, которые ей ничего не сделали? — Сложно это объяснить. Как у тебя дела в институте? — Всё без изменений. Насчёт Андрея? Я уже забываю, как он выглядит. Что-то в последнее время он в технарь перестал приходить. — Интересно, где он знания получает? — Да хрен его знает. Пошли работать. Мне ещё заказы выполнять. А тебе переводить. — И к парам готовиться. Наступил следующий день. Всё время держала музыку в ушах, поэтому никакой Валерон мне не был страшен своими приставаниями. С нетерпением ждала время обеда. Очень хотелось снова попить чай с девчонками и побеседовать на разные свободные темы. Наконец наступило обеденное время, и мы с девчонками как обычно вчетвером ели. Как только сели за стол, сразу же начала выкладывать все недавние события, произошедшие у нас в группе: — Я составила коллективную жалобу и собрала подписи. Все, кроме подружек Якуниной, подписали. Ещё и Валерон устраивал тайные записи на диктофон и принёс их в деканат как компромат на Аньку. Её уволили, а нам теперь спокойно живётся. — Вот так вот! Молодцы вы! Особенно ты, Надюх, — радовалась за нас Арина. — Валерон тоже молодец, что принёс компромат, но ты. Настоящая староста. — Если бы она у нас вела пары, мне бы ещё больше досталось, — прокомментировала Татевик. — Моя национальность считается одной из кавказских. Вот бы она повеселилась, когда меня бы валила. Я бы напомнила ей хахаля её мамки. К нашей беседе присоединились Катя Прозорова и Марина Ким, принеся с собой по салатику, стаканчику растворимого кофе и драже «M&M’s». Сев за стол, кореянка задала нам вопрос: — Обсуждаете эту дуру Якунину? Много крови она мне попортила. Её проблемы, что её трахал отчим, и она от него сделала аборт и не может иметь детей. Мы-то тут причём, а, Татевик? Саакян только посмотрела в свой пластиковый контейнер с салатом, не зная, что ответить. К нам присоединились ещё одни едоки: Вэнь Джанджи и Цай Юншэн. Сколько еды они понабрали... Столько ни в одного русского мужика не помещается, сколько они рассчитывают слопать: у каждого по два салата, по два пирожка и по две шоколадки. И по кофейку они захватили, чтобы не всухомятку обедать. — Приятного аппетита, парни! — заявила я и представила друг другу: — Девчонки, это Вэнь Джанджи и Цай Юншэн. Парни, это Юля Калмыкова, Арина Гордиенко, Татевик Саакян, Марина Ким и Катя Прозорова. Прошу любить и жаловать друг друга. Это, девчонки, ваши товарищи по несчастью, — обратилась я к Прозоровой и Ким. — Вас не разорвёт? — вставила Катя, видимо, решившая отвлечься от мыслей о Якуниной. — Нет, не разорвёт! — рассмеялся Джанджи. — И жопа не слипнется! Судя по реакции, он уже привык к таким расспросам, поэтому не обиделся на Прозорову. Интересно, почему у меня так окружение расширилось уже до восьми человек? Видимо, у меня очень хорошая аура, раз так притягиваю к себе людей. Уже и страница в «ВК» пополнилась новыми друзьями: вчера эти китайские парни предложили мне дружбу, и я её приняла без раздумий. — Надь, я знаю, что ты любишь тяжёлку, — заговорил обычно замкнутый Юншэн. — Послушай Ego Fall. Самая забойная музыка, которую знаю. — Юншэн, ни вен тха тхин ни де чжонтхишу йаогунье? — задал вопрос Вэнь. — Вомен ши чжи тхон дао хе. Во вень тха тхин тхамен суосихуанде инйуе , — улыбнулся Цай. — Что вы там обсуждаете, мальчики? — спросила Прозорова. — Ты очень разговорчивая, — улыбнулся Джанджи. — А обсуждаем мы музыку. Я вообще люблю hip-hop. Юншэн любит hard rock. Но мы двоюродные братья, поэтому так крепко дружим. — Жаль, что я свой корейский знаю очень плохо, — вставила Марина. — Только пару слов: «аньён» и «камса-абнида». Это «привет» и «спасибо». Вот и всё, что знаю. — Ес шат лав ем хосум хаерен , — вставила Татевик, и никто её не понял. — Мин дә үз телемне яхшы беләм , — добавила Арина на непонятном языке. — I very good speak English. This language helps me to work. I’m freelancer. I translate different texts and business letters. I sing hard rock songs and play guitar , — вставила свои пять копеек на английском. Мы всей компанией смеялись, хвастаясь знанием иностранных языков; это веселье испортилось, ибо к нам опять подошёл Валера с претензией: — Надя, ты опять тут развлекаешься? Ещё и парни тут сидят. — Где хотим — там и сидим! — отрезал Вэнь. — Валера, мы тебе благодарны, но не надо этим злоупотреблять. Мы всё помним, только счёт выставлять нам не надо. — Мне не нужна ваша благодарность, — ответил Кравченко. — Здесь сидит моя девушка. Вокруг неё девицы, которые плохо на неё влияют. Ещё вы присоединились. — Я имею право общаться со всеми, с кем захочу. Оставь нас в покое! — отозвалась я. — Не умеешь ты ценить заботу, — проворчал Валера и отправился в аудиторию. — Какую заботу? — не понял Юншэн. — Это ему так кажется, что он о Наде печётся, — объяснила Юля. — Но на самом деле ему просто хочется контролировать её жизнь, ибо он решил, что она его девушка. Он просто верун в бога, поэтому решил очистить её от греха. Но наша Наденька не так проста... Её вообще трудно подчинить. Особенно после того, как её бросил парень. И ещё он запрещает ей с нами общаться. Типа, мы на Надю плохо влияем. Но на самом деле мы просто подрываем авторитет в его глазах. — Дурак! — рассмеялся Джанджи. — Так он и будет один, если будет так заботиться. Мы сидели и обедали. Наши новые китайские друзья так громко чавкали, когда жевали салаты с колбасой, и громко хлебали кофе, заедая пирожками и шоколадками. Неужели они в России так и не научились вести себя за столом и всё ещё едят по китайскому этикету. Понимаю, что им эта еда кажется вкусной, но не всем нужно об этом знать. Тем более, мы не в странах Восточной Азии живём, где такой способ похвалы блюда в порядке вещей. Нашу беседу прервал звонок, и мы разбежались по аудиториям. Наступила новая пара; через полтора часа сяду в маршрутку и ещё через час приеду домой. Дома буду делать что обычно: готовиться к парам и работать. Заодно и расскажу новости Женьке. Она любит слушать мои рассказы об институте. И послушаю ту группу, которую предложил Юншэн. Возможно, у меня появятся ещё песни для игры на гитаре. Не знаю, насколько сложен китайский. Смогу ли я спеть на этом языке?