***
— Эмма, лови его там! — прокричала Мэри Маргарет, направляя Эмму в кусты шиповника, и Эмма ловко срулила, подрезая Дэвида. Поросенок все это время метался в общей куче, не зная, за кем ему бежать. — Попался! — спешила Эмма на ходу. — Подмогу мне! Вызываю подмогу, — накинулась она на Дэвида. Генри, улыбаясь во весь рот, аккуратно развернулся, объехав поросенка, догоняя запыхавшуюся Мэри Маргарет. — Я сдаюсь! — выкрикнул Дэвид, поднимая руки, когда на него налетели все трое. — Но без адвоката не скажу ни слова. — Сержант Генри, — отдышалась Мэри Маргарет, — запротоколируйте, пожалуйста, весь процесс. Я думаю, за обеденным столом лучше всего будет это сделать. Подкрепление. Вот, что нам нужно! Только еще разочек закрепим навыки катания. — Вы имеете право хранить молчание. Особенно про то, что было вчера, — дождалась Эмма, когда Генри с Мэри Маргарет отойдут подальше. — Да я понял, понял! Молчание, — провел Дэвид рукой у рта, застегивая его на замочек. — Но лучше бы ему маячок нацепить. В телефоне, знаешь? Родительская функция. Я думаю, он еще не раз это провернет. Если понял, что так прокатывает. — Да я думала уже, — нахмурилась Эмма, собирая в хвост выбившиеся волосы. — Скажу ему, что так надо. Наверное, так будет лучше. — Надо же, — посмеялся Дэвид, покачивая головой. — Беглец! У тебя научился? — глянул он на Эмму, но резко изменился в лице. — Это что у тебя? — аккуратно взял он ее под руку. — Откуда такие синяки? — Я упала, — улыбнулась она, будто совсем не больно. — Откуда ты так упала? — прищурился он. — Со стула, — недоуменно ответила она, не разгадывая причину недоверия, что определенно улавливалось в его вопросе. — Со стула? Вот так упала? — Да он сломался, — посмеялась она, вспоминая остальные детали. — Я проехалась по стене. Вот… и все… — добавила она тише. — А что? — Выполняю функцию шерифа. И друга, — наконец-то улыбнулся он. — А как у вас с Реджиной? — А почему ты спрашиваешь? — замерла Эмма. — Вы выглядите какими-то уставшими, — мягче добавил он и опять улыбнулся. Морщинки у глаз. — Ну, мы вчера не так планировали день. И все выходные. Поэтому, — пожала Эмма плечами. — Не выспались еще. — Ну, по ней видно! — кивнул Дэвид, обернувшись в сторону Реджины и Зелены, живо о чем-то беседующих. — Она последние пару недель только такая. Ты ей не даешь выспаться? — Дэвид! А это что за функция у тебя? Ты, вообще-то, под арестом. Так что давай шагай-ка, — слегка толкнула Эмма его в плечо. — Допрашивает меня еще, — пробурчала она под хохот Дэвида.***
— Дело не в этом, Зелена! — с жаром ответила Реджина, больше не сдерживая ни мыслей, ни эмоций. — Я понимаю, что мальчик сейчас уязвим, требует вечного внимания и прочее, прочее. Отношение Эммы к нему я тоже понимаю. Но дело не в этом! — А в чем же тогда? — нетерпеливо ерзала Зелена на кресле. — Просто… — выдохнула Реджина, впервые произнося это вслух. — Просто с ним она другая. Как только он рядом, она сразу отдаляется. Физически, я имею в виду. — Я не понимаю. Уезжает что ли? — Нет! Она как будто бы стесняется или скрывается. Я не знаю, как еще сказать, — замолкла Реджина, подбирая слова. — Я, конечно, не спец в таких ситуациях с детьми, Реджина. Но может она, не знаю, не хочет наоборот его смущать? –поморщилась Зелена. — Чем смущать? — накинулась на нее Реджина, будто Зелена во всем этом и виновата. — Чем? Мы даже не целуемся! Да мы даже не обнимаемся с ней, когда он в доме. Я же просто ее за ногу держала. — Оу, какие подробности, — двинулась Зелена ближе. — Да не так! — резанула Реджина воздух ребром ладони. — Я просто держала ее за лодыжку… — Интересные у вас игрища, однако… -…А тут забежал он, и Эмма чуть не спрыгнула с дивана. Чуть на потолок не забралась. — А он про вас вообще знает? — склонила Зелена голову на бок. — Мне откуда знать? — недовольно отвернулась Реджина. — Ну так спроси! Да чего уж там! Скажи ей обо всем! Это же странно. — Если я ей так скажу, она точно подумает, что я ревную, — чуть наклонившись, прошептала Реджина. — Но ведь ты и так ревнуешь, — прошептала ей Зелена в ответ. — Но я не хочу, чтобы это так выглядело. — Странная ты, — сдавшись, отвернулась от нее Зелена. — Как по работе, так сразу всех на ковер, с глазу на глаз, личный разговор. А как личные отношения, так лучше написать смс или письмо. Или позвонить раз в сто лет. Или вообще игнорировать проблему. — Мне еще раз извиниться, чтобы ты прекратила мне припоминать? — Да ладно, я уже не дуюсь. Так, бурчу по инерции. Я же не знала, что у тебя тут своя Санта-Барбара, — махнула Зелена рукой. — Что будешь с этим делать? — Ждать. Он же у нее не навсегда. Я просто надеюсь, что это только с ним так, — повертела Реджина голый стебелек в руке. Неожиданно оказавшийся рядом поросенок принюхался к ее руке, и она скормила ему остатки. — Надо же, как бывает, — задумчиво высказалась Зелена. — Как люди меняют свое поведение в зависимости от ситуации или других людей. Как-то это называется… — глянула она в сторону. — Индикатор. — Нет, не так. — Показатель! — Как-то по-другому, не помню… — Определитель? — Что называется? — подскочил Дэвид к столу, выискивая кувшин с лимонадом. Следом подошла и Эмма с таким же намерением. — Когда опускаешь что-то куда-то, и оно красится, — потерла Зелена пальцами. — В розовый или голубой. Как-то так. — Лакмус! — скоро ответила Эмма. — Лакмусовая бумажка. — Да, точно, — улыбнулась Зелена, игнорируя прожигающий взгляд Реджины. — Вещество, определяющее кислотность среды, — сделала Эмма глоток. — Вот тут точно кисло, — улыбнулась она и отставила стакан, усаживаясь рядом с Реджиной. — Химию, что ли, обсуждаете? — уловила последние слова подошедшая Мэри Маргарет. — О! Эмма! Точно! Ты же шаришь! — суматошно начала она выискивать сначала свою сумочку, а потом что-то в ней. — Смотри, смотри! — протянула она Эмме телефон. — Что это? Мы с Дэвидом все голову ломаем, что это может быть такое! Он говорит, что это что-то другое. А я-то точно помню, что это химическое, по твоей части. Ты же у нас мастер по всем этим делам, по уравнениям и реакциям, что там еще было, я не помню… — продолжала щебетать она, пока у Эммы, уставившейся в экран телефона, медленно открывался рот. — Это формула или что? Как там называется? Взаимодействие элементов, вызывающее высвобождение энергии; изменение, рождающее что-то новое, до этого не существующее; химическая реакция, которую не остановить, если она уже началась. Бесповоротное. Неумолимое. Неотвратимое. Эмма глотала воздух ртом, собирая все это в одно. Простая формула. — Мы с Дэвидом нашли ее под мостом, прямо под тем, помнишь? Дай, думаю, спрошу у тебя, потому что Дэвид говорит… Эм, ты меня слушаешь? Но мы что-то сразу забыли сфоткать, а потом она чуть не стерлась, и я заново ее обвела. Знакомо тебе? Эмма подняла голову, так и не найдя никаких слов, молча протянула телефон Реджине. Знакомо, еще как. Реджина посмеиваясь, разглядывала знакомые символы, один из которых прятался у нее на браслете, ближе к тонкой коже запястья. Вот, значит, кто их все время обводил. Никто ничего не ответил Мэри Маргарет. Реджина смотрела на Эмму, пока Эмма смотрела на нее, и в этом взгляде они разделили эту формулу еще раз. — Ну что вы смеетесь? Я ничего не понимаю, — призвала их Мэри Маргарет. Со стороны заборной двери раздался велосипедный звоночек, и еще один. — Ребята приехали! — тут же забыла Мэри Маргарет, о чем шла речь до этого. Новый скачок. — Сейчас вынесу им что-нибудь и скажу Генри, чтобы готовился. — Что скажешь? Куда готовился? — вскочила Эмма. — Ой, Эмма, ну что ты сразу всполошилась! Покатается с ребятами, ничего не будет. Тут безопасно, все друг друга знают, машины не гоняют. А дети хорошие, нормальные… — В смысле, «нормальные»? — Ну, хорошие дети. Из хорошей семьи. Только недавно сюда переехали, ходили ко мне на занятия, потом лето настало, а они так ни с кем еще и не подружились. Погодки, Грета старше, вечно вдвоем. Этот пирог будет еще кто-нибудь есть? Нет? Дэвид, принеси два стакана еще, я им лимонада налью, — продолжала Мэри Маргарет сборы, но, почуяв взгляд Эммы, притормозила. — Надо социализировать ребенка, Эмма! Он за тобой всюду хвостом. Ну чего ты так смотришь? Реджина, ну скажи ей, ты же у нас тут по образованию. Реджина только улыбалась, наблюдая, с какой частотой меняется лицо Эммы из состояния «какого черта!» в состояние «куда здесь вставить слово?» — Дэвид, ты тоже ей скажи! — Ну, в чем-то она права, Эм… — Зелена, ты тоже хочешь сказать что-то? — дошла очередь и до Зелены. — Ой, нет. Спасибо. Мне и так хорошо, — расплылась Зелена в улыбке, поудобнее устраиваясь в кресле. — Вот видишь, Эм, все согласны! Ребенок должен общаться с другими детьми иногда. А мы тут по-взрослому посидим, ничего с ним не будет, нечего такое лицо делать. Так будет пирог кто-нибудь или нет?***
У Генри включен телефон на самый громкий сигнал, на нем шлем и наколенники. В Сторибруке нечего бояться: тут все свои, все у всех на виду. Слухи и сарафанное радио работают лучше всякой оповестительной системы на случай чрезвычайного происшествия. У Генри велосипед с проверенной системой тормозов и веселым колокольчиком. Теперь у него новые друзья, которые случились очень быстро. Мэри Маргарет взяла шефство и здесь. Генри, Грета, Ганс. Угадайте, что у вас общего? А еще? Вы все здесь новенькие, но Грета и Ганс уже кое-что тут знают. Покажете все это Генри? А он вам потом про Бостон расскажет! Генри моргнул два раза, глянул на Эмму, дождался ее улыбки и оттолкнулся ногой от асфальта, улавливая баланс.***
— Так что мне надо делать? — со всей серьезностью спросила Зелена. — Кладешь руку сверху на колоду и думаешь о вопросе, который волнует тебя больше всего на данный момент, — со всей ответственностью ответила ей Мэри Маргарет. Реджина осторожно повернула голову, чтобы встретиться с Эммой взглядом и поймать ее едва заметную улыбку. — Кто винишко будет? — появился перед ними Дэвид с трехлитровой банкой в руках. — Реджина, будешь? Обещаю не штрафовать, — улыбнулся он. — Тише, Зелена думает, — шикнула на него Мэри Маргарет. — Серьезно? — таращилась Эмма на банку. — Мы отправили парня кататься, чтобы пить вино и гадать на картах?! — Налей Эмме, Дэвид, — не отрываясь от гадания, бросила Мэри Маргарет. — Чтобы она уже прекратила это свое это. И всем нам тоже налей. — Не буду я вино пить, — упиралась Эмма. — Не хочу пьянеть. — Да там градусов-то не так много, — покрутил Дэвид банку. — Домашнее, на вишне. — Нам еще ехать обратно, а я даже билеты не смотрела. И вообще… — Куда вам еще ехать? Вы ж только приехали! — воззрилась на Эмму Мэри Маргарет и тут же вернулась к Зелене. — Тяни три карты, любые тяни. — Так нам надо обратно, Мэри Маргарет. Мне и Генри. — Зачем? У него там ни школы, ни друзей. А ты все равно онлайн работаешь. Оставайтесь! — Ты не шутишь? — оторопела Эмма, только сейчас понимая, о чем шла речь. — Как это «оставайтесь»? — Ну так, на недельку хотя б оставайтесь. Что тебе каждые выходные туда-сюда мотаться? — Он опять сюда рванет, — вставил Дэвид. — А тут и Реджина, и мы. Оставайся! С Генри! — широко улыбнулась Мэри Маргарет и опять вернулась к Зелене. — Ты хорошо подумала? Зелена, с тремя картами в руках, вертела головой: от Мэри Маргарет к Реджине, от Реджины к Эмме. И обратно к Реджине, к ее перекошенному от шока лицу. Мэри Маргарет, проследив за ее взглядом, развернулась к Реджине всем телом. — Здорово же мы придумали, Реджина? Скажи ведь, здорово! — Очень. Очень здорово. А можно мне вина, Дэвид?***
Издалека раздавалось вещание Мэри Маргарет о том, что ждет Зелену в ее будущем, и что было в прошлом, да там и осталось. Дэвид закидывал углей, чтобы подогреть ужин. Солнце больше не раскидывало тепло, все больше сторонилось. Воздух густел. Скоро гроза. Будет или нет? Эмма нашла Реджину у взлохмаченных кустарников шиповника. — Ты не выглядишь довольной. Поэтому ушла? — печально улыбнулась она. — Спряталась? — Это глупо, — отщипнула Реджина листочек и принялась его теребить. — Это так глупо, что даже и говорить не хочется. — Что глупо? — взяла Эмма ее за руку. — Глупо то, что я чувствую себя какой-то идиоткой, и не могу понять, почему. Все как-то не так, понимаешь? С самого, я даже не помню, откуда! — всплеснула она руками. — Я же не так… — Ты не так все планировала, — закончила за нее Эмма и потянула за руку к себе. — Я знаю, да. Зато смотри, как хорошо теперь. Я смогу видеться с тобой каждый день, на обед к тебе забегать. Разве это не здорово? — приобняла она Реджину за талию и притянула ближе, устраиваясь на ее плече. — На обед? И вечером? — переспросила Реджина, тая в руках Эммы, обхватывая ее за плечи. — Всегда, когда захотим. На недельку, а может, и на вторую. Ведь у Мэри Маргарет и Дэвида большой дом и сто комнат, ты и сама знаешь. Да, надо съездить за вещами все равно, но Мэри Маргарет что-то там уже наобещала из своего гардероба, хотя я не хочу носить ее вещи. Так что сгоняю разок в Бостон, вернусь уже к вечеру. Что захочешь на ужин? — улыбнулась Эмма в ее плечо. Реджина не видела, но поняла по голосу, по тихому смеху, таящему на ее коже. Крепче сжать, не отпускать. Поэтому все хорошо, Реджина, и даже лучше. И что я сразу не согласилась? Ведь и Генри здесь хорошо. Генри. Словно косточка в лимонаде. Хвостик, тянущий назад. — Реджина, полегче, — выскользнула Эмма из объятий, посмеиваясь. — Плечо все еще болит. — Прости, я забыла. — Пойдем лучше обратно. Я докажу тебе, что в картах есть звезда.***
— Реджина, и почему ты раньше с нами Зелену не знакомила? Она говорит, что и на ярмарке была, и что ей очень сильно понравилось! — тасовала карты Мэри Маргарет. — Даже не знаю, — проговорила Реджина в сторону. — Может, потому что раньше мой почтовый ящик стоял ровно. — Ящик? Какой еще ящик? — Она шутит так, — мотнула Зелена головой. — Расскажи лучше про ярмарку еще раз. — Да! Про ярмарку. Я же еще одну хочу сделать! — засияв, обратилась Мэри Маргарет сразу ко всем. — Реджина вам уже говорила? Эмма, я тебе писала про это. — Да, я видела! Крутая затея. Ты знаешь, кстати, я могу помочь тебе. Дизайн, стиль, — перечисляла Эмма под загорающийся взгляд подруги, — да даже раскруткой через соцсети. — Это! Просто! У меня нет слов! Чудесно! Эмма, я так рада, что ты здесь! — не останавливался поток слов. Эмма смущенно улыбнулась, склонив голову, и только тут заметила тревожный взгляд Реджины. — Бо-же-мой! Так, завтра прямо с утра все и продумаем. Эм, а тебе нормально будет? Ты же там что-то рисуешь сейчас? — Не «что-то», а иллюстрирование для будущей публикации книги с научным уклоном, — поправила ее Реджина. — Эмма, ты точно будешь успевать? У тебя ведь волонтерские задачи. И недоделанные проекты. — Да все будет нормально! Нечего переживать, — неловко посмеялась Эмма. — Я и так фигней страдаю большую часть времени. — Ну, а ты, Реджина? — перескочила Мэри Маргарет на следующую по порядку. — У тебя там как дела? Ты какая-то жутко занятая, к тебе никак не попасть. Ну-ка рассказывай нам! — подлила она ей вина, и Эмме заодно. — Да, Реджина, расскажи, чем ты так занята вечно? — вкрадчиво добавила Зелена. — Про что вам рассказать? — растеряно посмотрела Реджина на каждого из них. Про студентов и приближающиеся экзамены, про совет города, про рабочую группу штата? Ее вообще сейчас не это все заботит. — Там у тебя с Мюррей какие-то терки были? — почти искренне поинтересовалась Зелена. — Поправка в законе об однополых браках. Наверное, не пройдет, — покрутила Реджина стакан в руке, наблюдая, как домашнее вино стекает по стенкам. — Нечего рассказывать. Хотят собрать еще один совет, на уровне штата. Боюсь, что и меня туда затащат. — Дак это же продвижение по службе, — присвистнул Дэвид. — Круто! — Да ничего особо крутого, — хмыкнула Реджина. — Устроят совещание, чтобы решить, что нужно еще три совещания. Так и будем тянуть, пока не станет поздно. — Я не знаю, — громко бухнула стаканом Мэри Маргарет. — Приняли бы уже этот закон, да и все! Чтобы все по-честному и по-справедливому. — У всех свое видение «честного» и «справедливого», как видишь, — потрясла Реджина головой. — Да просто ваш губернатор — сыкло, — выдала Зелена. — Ой, у вас зато такой красавец, — переключилась на нее Реджина. — Ну так-то у нас гражданские союзы еще с прошлого года! –развязала Зелена развеселую игру «убеди, кто круче». — Так это ведь другое совсем, нет? — отозвалась Мэри Маргарет, и игра началась. Больше всех кричала именно она, резче всех высказывалась Реджина, Зелена подкидывала дровишек. Эмма молча цедила вино, иногда переглядываясь с Дэвидом. — Эмма! — резко прервалась Мэри Маргарет. — А ты что молчишь? Ты-то хоть что думаешь? — А я-то тут причем? — остановился стакан на уровне груди, сжались пальцы сильнее. — Ну, ты за или против? — Да как она может быть против? — хохотнула Зелена, получив от Реджины взгляд, полный странных сигналов. — Да мне без разницы, — коротко ответила Эмма. — Нет, правда, чего вы так на меня смотрите? Я вообще не понимаю этой системы. — В смысле? — двинула Реджина свое кресло ближе к центру. — Можешь пояснить? — Я не понимаю, почему кто-то должен получать от кого-то там сверху, — махнула она рукой в небо, — разрешение. Какие-то бумаги, законы. Почему вообще так? Почему все думают, что так надо? Кто это придумал? — задрожала рука, и Эмма поставила стакан на стол. — Ну даже прям не знаю, кто это придумал, — сгримасничала Зелена. — Закон Соединенных Штатов, может быть? — пожала она плечами — Почему какой-то закон диктует мне, как назвать свои отношения? В какие правильные слова их уложить? Почему бумаги определяют людей, а не люди — бумаги? — кипела Эмма, уже не скрываясь. — Так мы как раз и определяем, какие бумаги будут диктовать закон дальше, — настойчивей добавила Реджина. — Все равно меня эта система не устраивает! Она не логичная, кривая! Да, однобокая! — метался взгляд Эммы по кругу, не находя ни в ком понимания. — Почему я должна просить, доказывать? Выворачивать все наружу! Я притащила хрен знает сколько справок, заполнила три листка анкеты и целый час пробеседовала, чтобы в патронатном доме мне выдали разрешение, которым я буду тыкать каждому любопытному. — Эмма, ну ты сравнила тоже! — воскликнула Мэри Маргарет. — Это же ребенок! Конечно, тут важно, что ты за человек. — Блин, а для брака, что ли, не важно? Я вообще не про это! Это те же самые условности, прописанные на бумаге: ты подходишь или нет? Будут ли нормальными ваши отношения? Почему я вообще должна доказывать, что все мои отношения нормальные? Это то же самое, Мэри Маргарет! Как ты не видишь? — А если ты, ну не ты именно, а кто-нибудь другой окажется плохим, условно, человеком? — переняла эстафету Зелена. — Как будущий родитель, я имею в виду. — А почему бы всем тогда не позаполнять эти анкеты? — ответила Эмма так, будто ответ всегда был при ней. — Всех, условно, хороших родителей, опросить и проверить. По справедливости. Стало тихо. Никто не перенимал эстафетную палочку. Дэвид откашлялся, но так ничего и не сказал. Зелена нарушила тишину первой: — Так, кто за что голосует? — А за что тут голосовать? — бросила на нее Мэри Маргарет растерянный взгляд. — Я так ничего и не поняла, если честно. — Я согласна, — впервые за все время подала Реджина голос. — Согласна полностью: надо проверять всех и каждого, не жалеть ни денег, ни времени, чтобы выявить проблему заранее. Каждого управленца, чиновника, учителя, — проговорила она, глядя в никуда, — и родителя. Верно? — вопрос никому. Эмма хотела что-то возразить, разложить на слова свои недавние мысли заново, потому что вышло не так, нет. Потому что она ведь не про это хотела, она же про всю систему целиком, про правила, которые не для всех одинаковые, и для этого даже есть какое-то специальное слово, но сейчас оно куда-то делось, и в голове вообще стало пусто. Ей срочно захотелось вернуться на пару предложений назад, потому что она вовсе не хотела поднимать эту тему под таким углом и ворошить то, что не собиралась. «Я не хотела тебе про нее напоминать», — мотала она головой, глядя на Реджину. «Черт! Реджина», — просила Эмма взглядом, — «я не это имела в виду, прости». Но Реджина с усилием улыбнулась ей, игнорируя свое онемевшее лицо. Ты что, Эмма?! Тебе-то за что просить прощения? — Только кто этим займется? — продолжила Реджина, так и не дождавшись ответа. — Если все эти люди замешаны в законодательной системе напрямую? Радует, что все еще есть департамент образования для проверки качества процесса, и тот скоро расформируют. Хотя уже четвертый год обещают, — усмехнулась она в пространство. — А поправка не пройдет в этом году. А губернатор — сами знаете, кто, — поставила она точку.***
Черный мэрс вез в себе тишину, будто начерпал ее с самого конца той нерадостной дискуссии. Никакие уговоры Мэри Маргарет закончить вечер тостом за здравие или хотя бы игрой в твистер, ну один раунд, ну пожалуйста, не увенчались успехом. Какой тебе твистер, Мэри Маргарет, если так легко можно запутаться в себе, в других, в отношениях, в этой жизни? Зачем еще эта странная имитация? Мэрс вез в себе ношу невысказанного, нависающего, словно нахлебался предгрозового состояния и сейчас волок все это за собой. Вез все это и двоих людей. — Точно все нормально? — сделала Эмма очередную попытку. — Конечно! — точно так же, как и раньше, уверила ее Реджина. — Я просто устала, вот и все. — Мне жаль, что так. — И мне. Лежачий полицейский, резкий тормоз перед ним. С панели съехал кусочек бумажки, и Эмма легко его поймала. Билет в один конец: Бостон — Рокленд. Девятнадцать долларов, семьдесят пять центов. — Когда я ехала к Дэвиду… ну, на похороны, я купила точно такой же билет, — рассматривала Эмма цифры. — У меня осталось двадцать пять центов. Я не знала, куда деть эту монету, — проговорила она в сторону, — куда деть себя, тоже не знала. Ехала, а в голове крутились какие-то дурацкие мысли про мертвецов и монеты, про Дэвида, про мою маму. Просто кошмар какой-то! Ты тогда еще мне позвонила. Помнишь? — бросила она взгляд на Реджину, найдя ее успокаивающую улыбку в ответ. — Так и запомнила с тех пор, сколько стоит билет домой. — Тысяча девятьсот семьдесят пятый, — произнесла Реджина в ответ, не отрывая взгляда от дороги. — Что? — Год, когда Маргарет Тэтчер пришла к власти. Обычно я брала билеты заранее, онлайн. Каждый раз, когда планировала поездку сюда или когда уезжала обратно. Да, Рокленд, папа, кружка с кофе. Пятнадцать счастливых минут перед домом. Но когда я была здесь на юбилее, ну, матери, — нажала она на слово, чтобы оно скорее проскочило, но оно застопорилось, как и машина на искусственной кочке, — тогда мы с тобой говорили по телефону. Я была прямо под тем мостом. И ты сказала: бери билет и уезжай. Я взяла. Проторчала там целый день до рейса. Скучала. Баловалась с цифрами: вспоминала события внутренней и внешней истории. Маргарет Тэтчер встала во главе Великобритании в этот год. Железная леди. — Ты все это помнишь? — изумилась Эмма. — А я забыла, — повернулась к ней Реджина. — Но мисс Мюррей зовет меня теперь только так. Между нами. Железная леди. Она верит в мой потенциал и уверяет меня, что Сторибрук — это только точка. Я устала с ней спорить, — тяжело выдохнула Реджина, но тут же улыбнулась. — Забавно, что Тэтчер тоже начинала со сферы образования. Девятнадцать, семьдесят пять. Железная леди лучше, чем бессердечная стерва. Бессердечная я только в университете, — пронесла она безэмоционально. — Реджина, точно все нормально?***
Покосившийся почтовый ящик склонился в одиночестве. Тихо и темно во дворе. Ступени все такие же огромные, даже если включить свет. Тем более, если включить свет. Тени поползли в кусты. Внутри тоже тихо и темно. Реджина щелкала выключателями по памяти, прокладывая им дорогу к постели, в которой спасение только на считанные часы перед сном. Зубная щетка, нижнее белье, майка на смену, ноутбук. Все остальное — всегда с Эммой в рюкзаке: карандаши и блокнот для зарисовок. — Отвезти тебя? — прозвучало странно в этой тишине. — Ты же устала, — остановилась Эмма в процессе запихивания ноутбука в рюкзак поверх всего остального. — Да, точно, — схватилась Реджина за переносицу, потирая с нажимом. — Встретимся завтра? — шагнула Эмма в ее сторону. Не шагнула: прошаркала ногой какие-то сантиметры навстречу. — Конечно. Как и договаривались, — осталась Реджина на месте, и Эмма отшагнула, закинув рюкзак за плечо. Тени ползли обратно из кустов, прилипая ко всему на своем пути. Эмма спускалась со ступенек, глядя себе под ноги. А Реджина смотрела ей в спину: на надутый рюкзак, на опущенную голову. — Эмма! Постой! — призвала ее Реджина, и в этом крике отчаяние обогнало все остальное. — Нам надо поговорить. Слова. Логической ровной цепочкой, с примерами для подтверждения, ведущие к выводам-вопросам. Выстраивались слова, а Эмма не знала, за какое из них уцепиться, чтобы остаться на плаву, не опуститься ниже. Подожди! — растянулся ее рот в кривой улыбке. — Это что, правда так? Нет, наверное, это не так! Я так не могла.Я же так не делаю, Реджина, погоди! Но Реджина продолжала дальше, припоминая все, что занесла в свой личный внутренний список, от которого никак не избавиться, который только полнится и полнится. Ты можешь отказываться от законов, Эмма, нарушать их, избегать, игнорировать: что хочешь с ними делай! Перескакивать с темы, которая тебе неугодна, но так важна мне. Можешь слать хоть все правительство страны, кладя на них сверху их же законы. Но тогда у нас должны быть свои. Ты врешь не мне.Ты врешь себе и ему заодно. И убегаешь ты не от законов, Эмма. Не отталкивай меня, не втаскивай нас с ним в одно уравнение. Мне этого не вынести. «Я все поняла» со стороны Эммы. Стеклянная фраза хрупким голосом, бесцветная, ломающаяся при осознании. Я все поняла. Все так и есть, и я не знаю, как с этим мириться. Я все поняла, Реджина, но понятия не имею, что мне с этим осознанием делать. Эмма обещала заказать такси, но, выйдя за ворота, двинулась в ту сторону, которая казалась правильной, перематывая только что случившееся вновь и вновь. «Он знает? Про тебя. Он знает? Ты ему рассказывала? А про нас? Кто я тебе для него?» Что я ему должна сказать? Какой закон мне вычитать, чтобы вложить в его голову, кто ты мне? Какие определения надо знать, чтобы это стало понятно? Что мне ему сказать? Это тебе не на стене фразу написать и не маме в плечо расплакаться. Это тебе не камин-аут одногруппнику, с которым бегаешь курить на каждой перемене. Может, ничего не говорить? А что делать? Вести себя по-другому? А как я себя веду? Отдергиваешь руку, вскакиваешь, отступаешь, отклоняешься. Ускользаешь. Прячешься. Неужели это правда так и есть?***
Во дворе друзей все еще горел свет, хотя кресла пустовали: давно уже все должны были разбежаться по комнатам или собраться на кухне перед сном. Велосипедный звоночек нетерпеливо звякал. Генри у входной двери, велосипед у порога. — Эй, парень! Ты чего здесь? — согнала Эмма тревогу с лица. — Так я жду тебя, — улыбнулся он в ответ. — Уже совсем поздно. — У меня же каникулы, Эма. Мэри Маргт разрешила пождать тебя, только не уходить за ворота. — Хорошо покатался? — переняла эстафету Эмма, звякнув разок звоночком. — Да, это было прям сильно крруто! У парня волосы пригладились, видимо, из-за шлема. Хотя Эмма боялась, что он снимет его за первым же поворотом. И наколенники все еще на месте. Он делится всем-всем, что случилось за целый день, коверкая слова, но не делая остановок на исправления, не стесняясь улыбки. Как это бывает, когда суть важнее словоформ. — Ты знаешь, — тихо проговорила Эмма, когда он закончил, — мне тоже надо тебе кое-что рассказать. Про Реджину. — Что-то плохое? — С чего ты взял? — Ты грустная потому что. Что-то плохое случилось? — Нет. Нет-нет-нет. Наоборот, — взяла она паузу. Да, черт! Генри подтянул колени, готовясь слушать. — Мы с ней… у нас… у нас с ней очень близкие отношения, понимаешь? Она мне очень дорога, — подбирала Эмма слова, умоляя голос не хрипеть, а горло — не сохнуть. — Ладно, — кивнул он. — Нет-нет, ты не понимаешь! Не так! — замотала Эмма головой. Остановилась, хватаясь за голову. — Мы с ней очень, сильно близки, понимаешь? — Как я и Феликс? — нахмурился он, пытаясь разобраться. — Или как ты и Мэрлин? — Нет, по-другому. Не как сестры и не как друзья. То есть, и как друзья тоже, но еще сильнее. Генри задумался на секунду, елозя кроссовкой по траве. — Как Дэвид и Мэри Маргт? — глянул он на нее. — Наверное, — кивнула Эмма, вглядываясь в его лицо. Наверное, во всех координатах отношений для него это — самая близкая точка. Кивнула и затаилась. Генри сморщил нос, поднимая на нее взгляд. — Почему ты мне это говоришь, Эма? — задал он вопрос, к которому она совсем не готовилась. — Потому что это важно, парень, — поджала она губы, уже жалея, что решилась на это вот так, как всегда, когда страшно: с разбегу. — Но я же все знаю и так. — Что ты знаешь? — застыла она, потому что и к этому тоже готова не была. — Знаю, что мы ездим в Сотрибрук каждые выходные, и что ты ждешь этого всю неделю. Что вы с Реджиной говорите, даже когда поздно. Вы так много говорите. И смеетесь. А утром она ждет, когда ты проснешься, и смотрит наверх, и смотрит еще. Она рассказала по секрету, что надо немного пошуметь, но все равно не может, потому что ты спишь, и ей не хочется тебя будить. Потому что она переживает, как ты спишь, и даже помогла мне словцом снов. Он положил руку на колесо велосипеда, уткнулся пальцем в блестящую спицу. — Потому что Реджина не любит готовить, но еда для тебя у нее есть всегда. А ты отдаешь ей самое вкусное. А ведь самое вкусное надо съесть сразу. Но ты всегда оставляешь ей самый последний кусочек. И Реджина, она же не ест сладкое, она не любит, она даже попкорн выбрала только соленый, как это может быть вкусно, я не знаю. Ну вот, Реджина не любит сладкое, но она все равно съела тогда вафлю, чтобы ты обрадовалась. А утром она сыплет тебе сахар в кружку и пробует сама, чтобы проверить… чтобы сладко. Чтобы как ты любишь. Короткая пауза, взгляд в сторону в поисках чего-то. Вернулся обратно к онемевшей Эмме. — Да! В кружку, которую она сама любит, которую никому не дает, кроме тебя. Она говорит, что кружка старая и уже нерабочая, но зачем же она тогда ее держит? И наливает тебе туда кофе. И себе, как тогда ночью, когда я не смог уснуть, когда ты уехала. Она хранила шоколадку, Эма, которую я везде искал, с тобой. Но не стала тебе рассказывать, чтобы ты опять не грустила. Она не хочет, чтобы ты грустила. И ты тоже не хочешь так для нее. И вы все время смеетесь, я не всегда знаю, почему, но ладно. И если она смеется над тобой, это потому что ты милая. Она сама сказала, да. Когда ты готовила макароны с секретом, который она тоже знает. А еще… Сделал он паузу на передышку-вздох воздуха. — А еще Реджина дает тебе свои вещи, и ты их носишь. Она может пить из твоего стакана и есть из твоей тарелки, и ты готовишь теперь так, чтобы не только вкусно, но и очень красиво. Ты даешь ей надевать на себя очки. Тебе не страшно? Мне было бы страшно. Реджина всегда знает, где твои очки, даже если ты не сама знаешь. А еще для Реджины у тебя стоит мелодия. Ни для кого не стоит, даже для Ингрид или Мэрлина, а ведь он для тебя брат. Я не знал, что у твоего телефона есть мелодии, там и игр-то нет никаких, кроме змейки. Эма. Эма, ты же не плачешь? Я не это хотел сказать. Нет, у тебя нормальный телефон… И он пиликает единственно установленной мелодией и пиликает опять.***
«Эмма! Тебя долго нет в скайпе. Ты доехала?» «Я волнуюсь за тебя. Не надо было так резко. Извини меня!» «Нужно было тебя отвезти обратно! Ответь, как сможешь». Рюкзак похудел ровно настолько, сколько занимал ноутбук. Словлена беспроводная сеть интернета. Миллс Р: Эмма, мне не надо было говорить этого всего напоследок! Вот так вот вываливать на тебя. Сама не знаю, что на меня нашло. Миллс Р: Оно как-то накопилось за все время, и я не стерпела. Миллс Р: Это все это дурацкое вишневое вино! Миллс Р: Почему я такая идиотка? Идиотка! Миллс Р: Ты уже час мне не отвечаешь. Скажи, что с тобой все хорошо! Эмма_1983_1: Привет, Железная Леди :) Миллс Р: Ты тут! Ты дома? Все нормально? Эмма_1983_1: Я дома, не волнуйся. Миллс Р: Ты простишь меня? Прости! Эмма_1983_1: Я поговорила с Генри. Эмма_1983_1: Реджина? Миллс Р: Ты не представляешь, какая ты молодчина! Эмма_1983_1: А ты не представляешь, что он мне сказал в ответ. Миллс Р: А что он сказал? Эмма_1983_1: Ты будешь смеяться. Или плакать. Я не знаю. Я плакала. Миллс Р: Что-то плохое? Сейчас я тебе позвоню! Можно стараться говорить шепотом, наворачивая круги по комнате, что тебе выделили в доме-дворце на сто этажей, прижимая ухом трубку к плечу. Можно стараться, но голос все равно будет прорываться на самом важном. На девятом круге погасить свет в комнате, как будто от этого станешь тише говорить. Трубка теплеет и греет ухо, и непонятно, от чего жар: от собственного тела или от слов, которые преобразуются в волны, чтобы попасть на другой конец, где Реджина сидит на пухлом диване, обмотавшись старым пледом. И отвлекается только раз на звук за окном. Дождь пошел.