***
— Дэвид, у кого сегодня ночное дежурство? Да, кто патрулирует? Назначь ему сегодня задание. Надо проверить одно место около одиннадцати ночи: у станции технического обслуживания и по периметру где-нибудь там поблизости. Поступила информация, нужно ее проверить. В протокол не заноси сразу: сначала доложи мне, лично. Все ясно? И не забудь про запрос на бюджет. Жду его завтра. Новый звонок. — Сидни, ты достал контакты той специалистки? Она была со мной на конференции по менеджменту в сфере образования. Которая из Бостона. Да, скинь мне все, что нашел. Особенно то, что ее может заинтересовать в ответ. А еще я просила сводку за прошлую неделю, и ее все еще нет. Новый звонок. Закручивается телефонный провод. Ответить на письмо параллельно. Приглашение на встречу от мисс Мюррей в новую рабочую группу. Принять. Запрос на изменение расписания комиссии по приему курсовых работ. Отправить на анализ состыковок в планах. Да, черт, там же еще где-то надо выкроить время на формирование бюджета. Где входные данные? Выскочило сообщение поверх вороха открытых окон приложений. Эмма_1983_1: Хей, Миллс! Миллс Р: Привет, Свон :) Эмма_1983_1: Любишь сюрпризы? Миллс Р: Честно? Эмма_1983_1: :) Вот скажи: а когда ты перестанешь это спрашивать? Честно! Конечно, честно! Миллс Р: Я не люблю сюрпризы. Предпочитаю знать заранее. Эмма_1983_1: Да ладно! А как же спойлеры? Миллс Р: Это же совсем другое! Это другая категория! Эмма_1983_1: Да? Че за категория? Миллс Р: Та самая, где сюрпризы ожидаемы, потому что я к ним готова. К чему все эти вопросы, Эмма? :) У Мэри Маргарет кончилась батарейка, и вы закончили обсуждать ярмарку-фестиваль-базар? Эмма_1983_1: Они с Генри пошли к Дэвиду «узнать, как доблестные шерифы выполняют свои обязанности». Слушай, я вообще не про это. Глянь в окно! Кресло на колесиках закружилось, отъехав в сторону, когда Реджина подскочила с места. Там, внизу, у дерева стояла Эмма, радостно ей помахивая. Кажется, что-то выкрикивала. Реджина распахнула окно, и на нее хлынул душный летний жар. Она пыталась поймать слова, но ничего не долетало, кроме запахов расцветающих деревьев. — Что ты там кричишь, Эмма? Улыбка в ответ. Еще одна попытка докричаться. А жестами ты понимаешь? — махала Реджина рукой, подзывая ее ближе. А это что еще за жест, Эмма?! Тут, вообще-то, территория мэрии, — глушила Реджина смех. Эмма двинулась с места, и Реджина вернулась на рабочее место, отлавливая улизнувшее кресло по дороге. Эмма_1983_1: Сюрприз!!! Доставка обеда на рабочее место мэра. Реджина бросилась убирать бумаги со стола, перекладывая их с места на место, папку на папку, зачем-то смахивая пыль с лакированной черной статуэтки, сдвигая визитницу, но вовремя себя остановила. Из приемной донесся звонкий голос. — Э… Здрасьте! О. Сидни? А я к Реджине. Тут у нее дверь? — Мисс Свон! Погодите! К ней нельзя без записи! — не долетело в ответ, потому что дверь уже распахнулась.***
— Боже! Что тут такое? — закончила Реджина тщательное пережевывание, перемешивая вилкой остальное. — Так, просто, — оторвалась Эмма от любования Реджиной, радуясь тому, как закрываются ее глаза от наслаждения. — Салат. Тут еще стейк, — придвинула она еще один ланчбокс. — Эмма! — посмеялась Реджина. — Я не ем столько. Я вообще не привыкла обедать. — Привыкай, — пожала Эмма плечами, легко улыбнувшись. — А это сэндвичи на перекус, — еще одна коробочка. Яркий ланчбокс в красивом оформлении. Реджина видела эти картинки, она их знает. — Да, это те самые, прикинь? — перехватила Эмма ее взгляд. — Мэрлин их в свое время пустил на тираж, и вот… Оказалось, Мэри Маргарет и Дэвид купили парочку. Забавно. Завтраки США. Ничего, что я тебе туда обед положила? — Прекрасно! Это прекрасно. А ты будешь? — Нет! Ты что! Это тебе, — махнула Эмма рукой. — Ты ешь, я пока рассмотрю тут все, — отшагнула она от здоровенного стола, принимаясь расхаживать по офису. Шкафы, папки с ничего не говорящими ей шифрами, сейф, пара кресел. Стол во главе всего, и Реджина за ним. Все так же жмурится, медленно пережевывая. Она всегда так ест, — усмехнулась Эмма. Тщательно, медленно, смакуя вкус, думая о чем-то параллельно, прерываясь порой на вопрос, вызывая на дискуссию. — Как тебе работается? — прервалась Реджина и сейчас. — А. Нормально! Ты же знаешь Мэри Маргарет… Вчера обдумывали концепцию, исписали три тетради, даже аппликацию сделали, да, Генри помогал тоже. Закончилось тем, что все трое намазывали клей на пальцы и ждали, пока он высохнет. Сегодня рано утром поехали по салонам печати, потому что баннер надо огромный заказать, хотя макет-то еще ведь не готов, но надо узнать все заранее. Но почему-то уехали в другое место, и теперь смотри, что у меня есть! — Человеческий мобильник? — подскочили брови наигранно высоко. — Да… Реджина, не смейся надо мной, — спрятала Эмма новый телефон обратно в карман. — Мне и правда давно надо было его сменить. Ну, а по пути… По пути обратно Мэри Маргарет позвонила Анне и уболтала ее устроить на мероприятии, баннер для которого еще не готов, да и концепцию решили переделать, еще одно внутреннее мероприятие. Чисто детская площадка. Со всякими там забавами и прочей фиготой. Анна уже подбирает себе фокус-группу. А потом Руби к нам заскочила, где-то между завтраком и еще одним завтраком. — И что потом? — отодвинулась Реджина от стола, закончив с салатом. — Потом я по-тихому свалила, — продолжила Эмма неуверенно, разглядывая какую-то статуэтку на столе, вертя ее в руках, — и работала над иллюстрациями. Закончила с первой частью, — поставила она статуэтку обратно. — Хороший стол! Дубовый? — стукнула она по деревянной поверхности. — О, да! Очень крепкий. Крепче твоего стула, — улыбнулась Реджина, с удовольствием проследив смену выражений на лице Эммы: быстрое удивление, борьба с легким смущением, усмешка в ответ. — Я правильно понимаю, что ты мне предлагаешь заняться сексом на твоем рабочем месте? — вернула она Реджине. — Эмма! — подскочила Реджина, не ожидавшая ничего такого в ответ, да еще и так быстро. — Не так громко! — По громкости — это не ко мне предьявы, — не желала останавливаться Эмма. — Да что с тобой такое сегодня? — приблизилась к ней Реджина, сокращая расстояние между ними на сантиметры. Чтобы было слышно только им, и больше никому. — Сейчас же прекрати, — пробежался от нее шепот, касаясь уха Эммы. — Мне надо еще работать до позднего вечера. — Пообещай мне, — прошептала Эмма в ответ. — Что пообещать? — Что ты доешь свой обед… И вечером придешь уже голодная. Вечером, Реджина, не ночью. — Я обещаю. А мы будем делать то, что уже давно планировали? — Обязательно. Сразу после ужина. К которому ты тоже привыкай. — Я приготовлю нам тако.***
Капля сорвалась с крана, но не булькнула: пропала в пене. Пена пошипела, принимая каплю, съеживаясь на пару пузырей, но ее перебило бумажное шуршание. — А вот это? Вот, посмотри, Реджина! Очень странная тема. Про каннибализм. Ну, то есть тут пошире: тут вообще про поедание одних существ другими, — протянула Эмма пачку листков Реджине, — но каннибализм возводится в самое-самое табу. — Удивительно, что только это, — хмыкнула Реджина, перелистывая, стараясь не намочить, распечатанные страницы еще неизданной книги, которая была отправлена художнице под подпись о неразглашении. Та самая художница, что поставила подпись, вытянула руку из воды, наблюдая, как рушится шапка пенки. — А что ты сюда насыпала, Реджина? Как там оно называется? — Оно называется «после долгого рабочего дня, когда старательно компостировали мозги все, кому не лень», — задумчиво произнесла Реджина, вчитываясь в текст. — С экстрактом белой гардении, — добавила она таким же тоном. — Вот! Послушай, — оживилась она. — Как твоя дама из Амстердама разделяет случаи поедания особей своего же вида. Если, условно, заяц хитростью заставляет съесть своего врага-лиса другого лиса, то это выставляется как норма. Потому что заяц же, как показано в сказках, жертва, а значит, все это по справедливости! — приподняла она брови. — Очень справедливо, — баловалась Эмма с пеной. — Да не говори! Тут табу нарушено, происходит сдвиг нормы. Лис испытывает стыд, так его наказывают. Она пишет, что эффект достигается еще и тем, что это вроде как животные, но поскольку они разговаривают, то становятся сознательными… — Как люди! — Точно! Интересно, ведь во всяческих мифологиях разные боги благополучно друг друга пожирают, и ничего, — возвела Реджина глаза к потолку. — Но это ведь еще хуже, чем животные. — Вот именно! А вот тут она выделяет еще одну подкатегорию поедания — инструмент запугивания и получения власти, — вернулась Реджина к тексту. — Типа, не понравился — съел? — Да, что-то в этом роде, — забежала Реджина дальше по тексту. — Она предполагает, что так авторы сказок взывают к первобытному страху. Быть съеденным — значит перестать существовать. Смерть. Съесть — значит изничтожить, выстроить иерархию. — Тако не хочешь, Реджина? Изничтожить пару последних штучек, — улыбнулась Эмма, пряча руки под водой. — Эмма, — склонила Реджина голову на бок, и не пойманные заколкой пряди волос легли на пену. — Я после этого вообще теперь не хочу думать про еду. Хорошо, что мы уже поужинали. — Ничего, — беззаботно произнесла Эмма, — завтра за обедом тебе напомню. Ай! — выставила Эмма руки перед собой. — Брызгаться-то зачем? Прекрати! — полетели брызги в ответ. — Эмма! Какого?.. Я же накрашена! Сейчас же остановись! Защита оказалась сильнее нападения. Волосы намокли, расплылась подводка. Короткое перемирие, оценка урона. Реджина расклеивала намокшие страницы и замерла, зацепившись глазами за абзац. — Что? Что там такое? — остановилась Эмма в процессе выковыривания резинки из мокрых волос. — Тут еще одна категория. Дама из Амстердама нашла один пример сказки, где поедание является причиной ревности. — Серьезно? Как это? Реджине и самой было интересно. Так интересно, что она не сразу расслышала вопрос. — Реджина! Что там написано? — Тут сказка. Короткий сюжет в пару предложений. Юноша съел свою любимую, потому что не хотел ее ни с кем делить, — затихла она. — Дай мне! — забрала Эмма листочки. — Анализ, бла-бла-бла… Желание единения, полного склеивания… Жуть какая-то! — перевернула она страницу. — Как ты это будешь рисовать? — в задумчивости произнесла Реджина. — Ну, как-нибудь. Я же не должна рисовать это явно. Ну, ты знаешь. Как я могу, — тише добавила она. — Да. Точно, — хмыкнула Реджина. Капля упала, плюхнувшись о воду. — Я ведь и тему смерти уже прорисовала. Отправила в приемку, жду ответа. Как раз будем созваниваться на неделе. Меня больше заботит, как я буду прорисовывать выводы, последнюю главу. Там нет никаких образов, так что… — А что там? — потянулась Реджина к еще не тронутой пачке. — Там всего лишь один вопрос. То, что многие старые сказки не получили такого распространения в Голландии, или чем она там раньше была, — это хорошо или плохо? — Как-то однобоко, — цыкнула Реджина. — Что, вся книга только для единственного вопроса? А что она сама думает? — Ну, там куча рассуждений, за и против, взвешиваний и прочего-прочего… — Эмма. — Да нет там никакого ответа. Никакого ответа нет: ни между строк, ни на последней странице. Вода уже давно остыла, а они сидят в прозрачной, уже без пены, воде и спорят, и спорят. Потому что… — Разумеется, это к лучшему! Зачем тащить всю эту грязь за собой? Передавать из поколения в поколение? Вот и прекрасно, что все это было утеряно. — А что насчет культуры? Это ж целый кусок, Реджина! Тебе не жалко? — Мне? А мне-то с чего жалеть? — Ну вот прикинь: какие-нибудь сказки, которые тебе нравились в детстве — взяли и исчезли! — Мы не про мои сказки говорим, а про голландский фольклор. Мы же не про это. Хотя нет, пусть будет так! — азартно сверкнули глаза. — Представь, что вся эта страна сейчас такая именно и исключительно потому, что когда-то очень своевременно растеряла весь этот ненужный менталитетный хлам. Естественный отбор! — ликовала Реджина, замечая, как медлит Эмма с ответом. Но все же находит, что сказать. — А что, если бы они наоборот получили бы более развитое развитие?! — Развитое развитие? — замерла Реджина, прищурившись. — Не придирайся к словам. Ты поняла, о чем я. О том, что в этих сказках все равно присутствует хоть какая-нибудь, но мораль. — Ты как будто бы не читала ничего из этого! — воскликнула Реджина. — Людям не обязательно познавать мудрость через гадость. — А мне кажется, люди достаточно сами себе не дураки, чтобы понять, что им надо понимать. — Ничего не поняла, — зажмурилась Реджина, мотая головой. — Я тоже. Сейчас… — Нет. Все! Поняла. Вот ответ. Во-первых, — приподнялся указательный палец, — мы не можем говорить за всех людей. Во-вторых, некоторые из этих людей — дурни! — пальнула Реджина. — Да что такое с тобой? — возмутилась Эмма. — Реджина, да ты же завелась! — Конечно! Потому что каждая история оставляет свой след. Ничто не проходит даром, — с жаром выдала Реджина. — Никто не хочет себе плохую историю. Поэтому ее и переписывают время от времени! Эмма вытащила руки из воды, обхватила себя за плечи, но стало еще холоднее. — Лучше уж хоть какая-нибудь история, чем ее отсутствие, — проговорила она, разглядывая ладонь. — Мы все еще про сказки? — разглядывала Реджина ее лицо, остывая. — Или про что мы вообще? — Ты мне скажи, — печально улыбнулась Эмма и опять потерла плечо. Зеленовато-желтая отметина. — Ты там что-то про историю еще начала. Нет? — Пойдем из воды. Ты мерзнешь.***
— Послушай, извини. Я правда завелась, — отвела Реджина взгляд в сторону. — Зато было забавно, как ты говорила всякие умные слова с подтекшими глазами, — улыбнулась ей Эмма, встряхивая волосы, проверяя их на сухость, но тут же перестала улыбаться, замечая лицо Реджины. — Я завелась, потому что почувствовала себя… не знаю. уязвимо как-то. — Все нормально, — тише добавила Эмма. — Все нормально, Реджина. — Оставайся у меня, — полувопрос-полупросьба, заставший Эмму на пути натягивания одежды. — Оставайся! — Тебе же на работу рано. — Я не буду тебя будить. Только завтрак приготовлю. — Реджина. Слушай, я не могу так. Не сегодня. Ребята и так с ним весь вечер сидели. Давай попозже? — Не можешь же ты идти вот так вот после того, как просидела в ванной три часа, — замотала Реджина головой. — Я такси закажу. — Я отвезу тебя! Хотя бы так. — Ты ведь сама в ванной сидела столько же, — усмехнулась Эмма. — Попозже. Попозже. Завтра я вновь приду к тебе с обедом, и мы пересечемся в своих рассказах о том, как идут дела. Размеренно ровно или бешено подскакивая. Про мои фестивали-ярмарки, про твои пары и консультации, про ремонт, который пора закончить и, может быть, про починку почтового ящика. Ребята предложили помощь. Кристофф и его знакомый, я опять не запомнила имя. Ты, может, даже лучше знаешь, кто у тебя в городе такой с бородой и с Кристоффом. Да нет же, бесплатно, Реджина! Когда ты уже привыкнешь? Да, поболтаем про все наши дела, про свободные дни. Мы переплетем их, выстраивая общие планы. Уже завтра мы будем спорить о чем-нибудь еще, затрагивая то, к чему больно прикасаться. Уже скоро. А пока… Давай обнимемся до этого момента.***
— Добрый день, мисс Свон. — Привет, Сидни! Новая прическа? Классно выглядишь! А мэр на месте? Конечно, на месте. Обед ведь, — короткий дерзкий смешок. — «Прическа? Классно выглядишь?» — посмеялась Реджина. — «Конечно, на месте?» Что это значит? — Да. Не важно, — плюхнулась Эмма на стул, затаскивая рюкзак на стол. — У него лицо просто такое забавное. Он вечно какой-то напряженный. И прямой такой. Как гвоздь. — Эм-ма, тише, — на полусмехе. — Да точно, как гвоздь. Он всегда такой? Ты его приучила? Вот твой обед, кстати. А еще надо кое-что обсудить… Пикник на берегу, подальше от промышленной зоны. Может быть, даже на пару дней: с ночевой. Там, куда можно добраться только на велике, но Дэвид нашел дорожку. На джипе продерутся. Да, еще не купальный сезон, но так пахнет морем, что оно как будто всюду. Скорая, легкая речь, порхают руки. — Соглашайся! — улыбнулась Эмма. — Черт, Эмма! Я не знаю, как мне распишут эти выходные, — оборвались планы, даже не начавшись. — Я не могу ничего обещать. — Ну. Ладно, — не сдавалась Эмма. — Мы дождемся тебя. Подождем, когда станет известно, — бережно раскрыла она ланчбокс, достала две вилки. — Да, подождем. А если нет, то в следующие выходные… — Скажи мне, — пристально вглядывалась в нее Реджина все это время. — Скажи, ты спала сегодня? — Вот как ты узнала! — оторопела Эмма. — Мне кажется, у тебя все еще вчерашний день, — прищурила Реджина глаза. — Врешь ведь, — прищурила Эмма глаза в ответ, поправив очки. — Ладно, — усмехнулась Реджина. — Скайп. Сдал тебя с потрохами. — Вот предатель! — шлепнула Эмма ладонью по столу. — А если серьезно, то у тебя такой вид, будто бы тебя лихорадит. Твоей обычной лихорадкой. Эмма резко отпрянула, моргнула пару раз. — Как ты это видишь? — Не знаю, — слегка прикусила Реджина губу. — Видно по тебе, — изучала она лицо Эммы, сама не понимая, в чем именно это выражается. Особенный блеск в глазах? Очки, а значит, линзы не смогла надеть. Речь еще быстрей, чем обычно? Что-то такое. — Почему ты не спала? — Работала, — придвинулась Эмма ближе к столу, забираясь на стул с ногами. — Работала и работала. Кажется, привыкла работать ночью. Когда тихо и слышно только мои мысли, — набивала она рот едой. — Реджина, давай ешь! Я слышала, в этом городе у мэра все расписано по минутам, и с обедом так себе дела. Реджина взялась за вилку, но после первой пробы отложила ее, перед этим постелив несколько салфеток: уголок в уголок. — Ну, что? — спросила Эмма, бросив мимолетный взгляд из-под очков в ее сторону. — Что что? — Сейчас скажешь что-нибудь, — усмехнулась Эмма, — из категории «очень серьезно», — указала она взглядом на вилку. — Это предложение по делу, — сложила Реджина руки перед собой. — Макет бывшей детской, которая все еще пустая. Я думала об этом и раньше, но сейчас поняла, что именно хочу. — Так что же? — пробилась заинтересованность через лихорадочный блеск. — Хочу студию. — Студию? Чтобы танцевать? Какую студию? — Чтобы рисовать. Студию для рисования. — О. Круто! Ну ладно, конечно! Без проблем! Как ты хочешь, чтобы она выглядела? — придвинулась Эмма ближе. — Как бы ты хотела, чтобы она выглядела? — застыла Реджина, вглядываясь в ее глаза. — В смысле? Я не понимаю. Ты хочешь, чтобы я сама придумала? Тишина на несколько секунд. Слышно, как Сидни в приемной отвечает на звонок, фильтруя планы мадам мэр. Мадам мэр барабанила пальцами по столу, собирая слова в предложение. — Я хочу, чтобы ты продумала макет рабочего кабинета для художницы, в котором тебе было бы комфортно работать, — медленно проговорила Реджина. — Для себя… — Погоди-ка, Реджина… — Чтобы ты приходила туда, когда захочешь, и рисовала бы, сколько захочешь… — Но… — Чтобы у тебя было место только для тебя. Только твое. Сидни положил трубку, и тишина ввалилась в кабинет мэра. — Я правильно понимаю, что ты хочешь, чтобы я… — медленно разгонялась Эмма. — Да. Все так. — Но я же буду тебя будить… или мешать тебе… или… а как же? — заторопилась Эмма. — Нет! Нет, конечно же. В доме два входа. И у тебя будут свои ключи. А я не буду тебе мешать. Приходи, когда хочешь! — Воу, Реджина! Это, — зависла Эмма на время, — да это же очень серьезно, — единственное, что выдала она, неловко посмеявшись. — Разве? — метнулись брови вверх. — Ну ладно, это серьезно, ну и что? Это мое предложение. Ты просто подумай. Я не давлю, — отъехало кресло от стола. — Это просто предложение. Мы можем попробовать. Ты, ты можешь попробовать. В комнате есть место для чернил, красок, для кистей, для всех твоих огрызков-карандашей. Можно поставить мольберт у окна: там он будет смотреться прекрасно, там дневной свет, а ночью доносится шелест качаемого ветром дерева. Ты можешь там быть: есть, расхаживать, когда мысль еще не дошла, когда вот-вот явится что-то новое. Нет, я не буду мешать, я знаю, как оно происходит! Никто не будет мешать: ни фестивали-ярмарки, ни погони за тем, кто опять вчера сбежал без спроса, но, к счастью, не выключил телефон. Там место лишь для тебя. И если лихорадка отпустит, но сил не осталось, ты можешь там ночевать. Разбросать свои сны по полу или отпустить, распахнув окно. А если приснятся кошмары, то я буду рядом, в соседней комнате. — Эмма, — остановилась Реджина. — Не молчи. Я чувствую себя идиоткой. — Я просто… просто ждала, когда ты закончишь. Знаешь, я совсем не… Это правда очень здорово! Просто… отвыкла от этого всего. От заботы, уединения. И я не о том, когда одиночество как спасение, а к другому: когда можно выдохнуть, сесть, заразиться идеей и раствориться в потоке. А закрывая глаза, не бояться уснуть. — Привыкай заново.***
Привыкай. Так же, как ты говоришь мне в обед, принося с собой еды на целую армию. Мы ведь давно уже не сражаемся ни с теми, ни с этими. И даже больше не воюем друг с другом, не делим территорию, не рвем штаты на площади, а письма-жалобы на клочки. Мы уже давно не ругаемся. Вчера не считается: ну да, опять обсуждали книгу, немного поспорили. Но ведь было здорово, скажи? Подискутировали, как я люблю говорить, с жаром, который оставил оттенок на том, что случилось после. Диван слишком мягкий: на коленках просто невозможно. На следующий раз нужно что-то другое. Ты говоришь, «привыкай», когда встречаешь с ужином, жалуясь, что открыла дом не с первого раза. Знаешь, тут хитрый замок, я же тебе писала. Ты молча ждешь, пока я швыряю сумку к тумбе, скидываю туфли, продолжая ругаться. Потому что… — Какие же остолопы! Как можно было проворонить такой здоровенный кусок? — сверкнули глаза. — Реджина… — подняла Эмма сумку с пола, запихала на тумбу, куда изначально ей было предназначено. Подхватила Реджину под руку, уводя за собой, слушая дальше. — Там же черным по белому написано, прямо на главной странице: внесены изменения! Изменения внесены, Эмма! А бюджет! — А что бюджет? — А то, что миссис Сименс собрала свод только к семи. К семи. Ты думаешь, почему я опоздала? — Потому что не запомнила мою просьбу с обеда? — Нет! Как я могу забыть, что обещала? Потому что доблестная служба по безопасности населения отправила свою часть только в шесть тридцать пять. — Доблестная служба? Дэвид что ли? — Ну, конечно же, Дэвид. Свинушок, слов других нет. На кухне свет приглушен и что-то еще незнакомое, странное. Реджина заметила бы больше, если бы не… — Это моя вина. Сказала «завтра», а что такое завтра? В следующий раз пришлет без минуты полночь, а я… — Реджина… — Да? — Пиджак. Сними пиджак, пожалуйста. И присаживайся, — отодвинула Эмма стул, приглашая Реджину к столу. Свечи! Посуда расставлена, столовые приборы. Вот, что тут странно. Ни бумаг, ни ноутбука, ни журнала, ни работ студентов. Ни чашки кофе на одну персону до поздней ночи. Ужин на двоих. — Что это? — присела Реджина, заглядывая в блюдо посередине стола, забыв про бюджет и про очень важные изменения в законодательстве штата, которые обсуждались всю неделю, внесены утром, но почему-то не замечены теми, кто… В общем, уже не важно. — Это… ну, как его там? Слушай, Реджин, я не помню. Столько хватит тебе? — застыла тарелка перед ней. — Я просто рецепт записала, а название почему-то нет. Что-то на «ч». Как он там говорил? — приостановилась Эмма. Зависла лопатка на столом. — Кто «он»? — проследила Реджина взглядом за тем, как хлюпнулся кусочек чего-то вкусного с лопатки прямо на стол. — Энрико! Твой Энрико. Тут точно есть говядина, и перчик… — Энрико? Мой? — нахмурились брови в недоумении. — Ну ты даешь, — рассмеялась Эмма, — да твой же работник. Кто траву стрижет. Да, там еще бобы! — А, — протянула Реджина.- Садовник! — Да, он! — улыбнулась Эмма. — Пока мы с Кристофом и с этим, как его там, не помню, короче. Пока мы чинили ящик, а Энрико стриг, я думала, чего бы сделать. Чтобы вкусное и не тако на этот раз, — облизнула Эмма палец, которым собрала со стола вкусный кусочек. — Анна стала расспрашивать про тако, будто она собралась готовить, — хохотнула она, — а Энрико сделал перерыв и подошел к нам. — Перерыв он сделал, — закатила Реджина глаза. — Да ладно тебе! — усмехнулась Эмма. — Он же сбрил все во дворе. Ну короче, мы разболтались… Эмма говорит «привыкай», и это сделать легко, меняя темы, оставляя работу там, где положено — за порогом. Ты ведь сама когда-то так учила, Реджина. За столом нет ни новостей, ни сводных отчетов, ни ругани. Обычные простые вещи, которые становятся такими важными, что просто смешно. О том, что ящик почтовый стоит прям как Сидни: ровно и строго. Надеюсь, тебе понравится. Там была куча писем, они все на тумбе под сумкой. Сегодня я рисовала не ночью: это забавно! Но как-то скучно. А в супермаркете на меня опять косо смотрели, я не привыкну к этому никогда: кто-то здоровается, а я не знаю их или не помню. Да хватит уже про деньги, Реджина! Все нормально! Ну ладно, вместе сходим в следующий раз, не ворчи. А, кстати… — Энрико поделился еще одним рецептом, я приготовлю в следующий раз. — Я растолстею с тобою, — отодвинула Реджина пустую тарелку. — Так толстей, — улыбнулась Эмма, давно закончившая со своей порцией. — Толстей, если хочешь. Какие проблемы? — Ну, — протянула Реджина, отодвигая ответ дальше, потому что простые фразы, произнесенные Эммой до этого, застали ее немного врасплох, — проблемы такие, что так я не буду влазить в свою одежду… А то единственное ателье, где есть только одна нормальная портниха, которая перешила мне всю одежду, когда я стрессанула пару лет назад на защите и резко похудела, уже не работает, Эмма. И мне придется ехать в Огасту, ну да, в Огасту, потому что тут вообще, вот вообще ничего нормального нет! Не улыбайся так, я же вижу. И только Зелена может сказать, в чем мне хорошо, она-то точно врать не станет. Жаль: она пока до сих пор не в духе. И ведь я вообще-то ей помогла, а она еще дуется. Вот ты захочешь поехать со мной в Огасту на все воскресенье, потому что в субботу точно, чую, точно поставят приемку работ? И что мы сидим на кухне? Пошли в гостиную, поваляемся. Так поедешь со мной? Вместо пикника на берегу. — Эмма, ну что ты смеешься? — мягко улыбнулась Реджина. — Ты ворчунья такая, — покачала Эмма головой, прикрывая глаза, утопая в диване. — Я не ворчунья! — шлепнула мягко ладошка по коленке и осталась там. — И вруха, — распахнула Эмма глаза. — Открыто ваше ателье. Я сама видела, пока сегодня разыскивала Генри. Эмма просит Реджину привыкнуть, но что-то дается Реджине с трудом. Она слушает, слушает про Генри: о том, как Эмме не нравится, что Мэри Маргарет с ним сюсюкается, и как смешно Генри морщит от этого нос, но вслух не говорит. Как он открывает новые территории: и путь от дома до центра Сторибрука теперь самый частый. А Грета учит его ездить без рук, так что шлем всегда на нем. Реджина слушает, как «парень» делится с Эммой сокровенным, заставляя Эмму заглянуть в себя. Перед сном за рисованием комиксов, перед самым «спокойной ночи», ждет и, как всегда, выдает напоследок самое тревожное и страшное. Парень с ней делится тем, что Эмма может с ним разделить. Он рассказал ей о том, как ребята спросили, где его мама и папа. — Что он ответил? — затаилась Реджина. — Сказал, что приехал со мной. Вопросы отпали пока что. Но все равно вижу, он переживает. А вчера парень Генри пообещал, что «всего лишь часик, Эма, я клянусь тебе Пиратом». А сам укатил черт знает куда. Реджина слушает, как Эмма сама прокатилась на велике Дэвида, выслеживая Генри по маячку. Эмма знает эти дорожки, только теперь будто открывает для себя их заново. Смотрит на прошлое с другой высоты. И пока она ехала, вспоминала детство и все те же самые вопросы, какими Генри задается сейчас. На передержке. Даже если тебя уже забрали, навсегда-навсегда, то все равно остается мысль — могут вернуть. И ты не веришь: проверяешь, проверяешь, тестируешь. А Ингрид терпит, и в конце — ты сдаешься. Не так, а по-хорошему, без белого флага. Но мысли те улетучились, когда Эмма нашла всех троих на окраине Сторибрука, у строящегося частного дома. Хорошо, никто не вызвал шерифа. Или плохо: так бы Эмма нашла его мигом. У строящегося частного дома, где куча песка! Куча! Песка! В кроссовках, в носках, даже в карманах. — Вот что нужно делать, чтобы песок попал в карманы, Реджина, скажи? — воскликнула Эмма, закапывая тему, что скользнула-царапнула, в куче песка. — Не знаю. Загрести его туда специально лопатой? — следила Реджина за ее лицом. — Может быть, — посмеялась Эмма. — Знаешь, он говорит про тебя. Спрашивает кое-что. — Что именно? — насторожилась Реджина. — Попросил меня рассказать ему историю. Про Форествиль. Прикинь, оказалось, что мистер Бобер живет теперь там? — Да неужели! — Да, представь! И парень хочет еще историй. А я не придумываю истории словами, Реджина. Я их только рисую, ты ведь знаешь? — К чему это ты? — К тому, — взглянула Эмма в глаза Реджине, — что если вдруг тебе захочется наврать от души и для полезного дела, то у меня есть для тебя материал. — Так теперь это называется? — так и не ответила Реджина. Что-то дается ей с трудом. Что-то совсем не дается. — Просто я подумала, — тише добавила Эмма, — что может нам провести время всем втроем? — Может быть. Если оно будет, это время. Удобный ответ. Удовлетворительный. Исключающий прямолинейное вранье. — Что? Что ты еще хочешь сказать? — поймала Реджина блуждающий ее взгляд, устремленный куда-то совсем далеко: в космос. — Ведь вижу же, что не договариваешь. — Я волнуюсь, что он может… ну, знаешь… ревновать. После того, что я ему сказала. Не знаю, — замахала Эмма руками, — вдруг это как-то повлияло на него? Я ведь у тебя каждый вечер. — Не каждый. — Ну, почти каждый. Поэтому я предложила. Что-нибудь. Вместе всем. Ну, а еще он сказал, что только ты так можешь рассказать про Бобра. — А что, кто-то еще ему рассказывал? — вдруг заинтересовал Реджину этот момент. О, да! — Мэри Маргт пыталась, — кивала Эмма головой, — драма в три действия. Дэвид придумал боевик, Анна комедию закатила. Руби отказалась наотрез. Зато научила его щелкать жвачкой. — Ну, тоже неплохо. — Разумеется. Но Генри ждал другого. Он спрашивал много у кого. В первую очередь у Эмы. Мало ли что, может она передумала и теперь рисует вместе со словами. Нет, не с короткими фразами в белых облачках. А в длинную историю перед сном. Но выходит так, что только Реджина правильно знает, что у Эмы нарисовано в блокноте. — Я подумаю, ладно? — закрыла Реджина тему. — Мы ведь и так собираемся все вместе. Куда мы там собирались? — На пляж. Но вот только до этого нас позвали на свидание. — На свидание? А сейчас у нас разве не свидание? — придвинулась Реджина ближе, протискивая бедро между ног Эммы. — Ну не можем же мы каждый вечер обсуждать книги, потом заниматься сексом, потом опять обсуждать чей-то там фольклор? — Можем, конечно, можем, — проговорила Реджина в плечо Эммы, и следующие слова она услышала почти что из ее груди. Так громко они были сказаны, так тесно прижималась к ней Реджина. — Двойное свидание. Прикинь? — радостно будоражилась речь. — Пойдем? Настоящее свидание, как еще одно признание самой себе и тем близким людям, что и так все знают, и уже давно. Но слова могут быть такими сильными. — Реджина, мы же пойдем на свидание? — прошептала Эмма в губы Реджины. Обычные простые вещи, которые становятся такими важными, что даже немножко тревожно, но по-приятному. — Что мне надеть? — прервался поцелуй. — Во двор к друзьям? Даже не знаю. Боюсь, придется тебе искать новую портниху.***
Эмма_1983_1: Я перед встречей заеду к Анне, оставлю там Генри. Миллс Р: С Анной? Генри? Эмма_1983_1: Ну, у нее там типа тренировочная детская площадка, подготовка к фестивалю, все дела. Я оставлю там Генри на весь вечер, чтобы свидание было «взрослым», как сказала Мэри Маргарет. Миллс Р: «Взрослым?» Чтобы вино можно было сразу хлестать? Эмма_1983_1: Да, вино тоже будет :) Потом я к тебе и сразу к ребятам. Они будут нас ждать у себя, потому что Мэри Маргарет приготовила нам что-то жутко интересное, прямо в шоке все будут! Миллс Р: Я надеюсь, это не твистер. Эмма_1983_1: Нет, она там что-то печатала вчера и потом разрезала весь день. Это точно не твистер! Миллс Р: И я надеюсь, что это не обсуждение грядущего мероприятия. А то я точно в шок впаду. Эмма_1983_1: Прямо впадешь? Миллс Р: Прямо впаду. Эмма_1983_1: Откачаем тебя вином ;) Мы договорились, что вообще не будем про работу. Тебя это тоже касается, Железная Леди. Миллс Р: Эмма, зачем ты пишешь «Железная Леди» с большой буквы? Эмма_1983_1: Пф! Ты сама так пишешь :P Миллс Р: И я не железная леди! Эмма_1983_1: Железно сказано :) До вечера, не Железная не Леди.***
— Сядешь за руль? Мне надо еще один разговор по плану на сегодня, — подбросила Реджина ключи, и Эмма словила их. Какие еще вопросы? Улыбка во все лицо. — Скучаю по машине, — сказала Эмма больше машине, чем Реджине, потому что Реджина уже вся ушла в телефоне. — Надо бы съездить за своей машинкой. Надоело на велике. Кто б мог подумать? — Что? Сейчас, буквально минутку, — прошептала Реджина в сторону от трубки, прикрывая ее рукой, и тут же вернулась обратно. — Да, именно так я и сказала вчера. А потом еще письмо отправила вдогонку, вы ведь ничего не записывали, верно? Давайте вместе прямо сейчас посмотрим. Отправленное в шесть ноль пять. Вот. Видите? Ну, наконец-то нашлось хоть что-то, в чем мы согласны. Продуктивного вам вечера, — закончился разговор. — Забавно, — улыбнулась Эмма, бросив взгляд в ее сторону. — Что там у тебя забавно? — Забавно, как у тебя меняется голос, когда ты разговариваешь по работе. — А как он меняется? — Ну, такой немного ниже становится. Тяжелее. Так всегда? — Никогда не замечала, — хмыкнула Реджина. — Нет, ну вот послушай… — откашлялась Эмма и, добавив баса, повторила фразу: — Ну вот, наконец-то нашлось хоть что-то там, в чем мы согласны. Сэр. — Брось! — рассмеялась Реджина, замечая, как и лицо Эммы меняется в тон голосу. — Продуктивного вам вечера, — потрясла Эмма головой. — Ладно, уговорила меня. Может и меняется немного. Давай скорее, а то мы точно опоздаем. — Да нормально все будет. Мэри Маргарет по-любому еще не готова. Она там целый день стригла, говорю же.***
— Итак! — ликовала Мэри Маргарет, потирая ладошки. — Наше очко. Объявляю следующий раунд! — радостно проорала она. — Кто придумал эту дурацкую игру? — громким шепотом проворчала Реджина в сторону. — Реджина, — покосилась на нее Эмма. — Она просто не любит проигрывать, — ответила она остальным. — Мы проигрываем всего на одно очко, — тут же включилась Реджина в диалог. — И я нормально могу проигрывать. — Игра не дурацкая! — вставила Мэри Маргарет. — Если тебе интересно, Реджина, я скачала ее из интернета, — старалась она звучать нейтрально. — Из тамблера. Эмма мельком глянула на Дэвида, боковым зрением заметив, как тот старается подавить улыбку. Дэвид, это не смешно! Вообще не смешно, особенно сейчас. — Да, из тамблера! — подтвердила Мэри Маргарет еще раз. — Ладно, это хорошая игра, — недовольно согласилась Реджина. — Просто, — подцепила она распечатанные правила ногтем, — название какое-то странное. — «Хорошо ли ты знаешь свою вторую половинку?» Мне кажется, прекрасное название. Хохот Дэвида заставил обеих вздрогнуть. Только Эмма ждала этого, все время с ухмылкой наблюдая за его краснеющим от напряжения лицом. — Дэвид! Что ты смеешься? — обиженно протянула Мэри Маргарет и тут же выдала все, пока он ее не опередил: — Ну ладно! Я скачала игру с тамблера, но со своей странички. Это я ее туда положила. Я сама ее придумала. Но ведь хорошая же игра! Реджина, ты ведь сама сказала! Только что! — оправдывалась она, глядя на всех по очереди. Дэвид давил смех, но получалось плохо. — Интересно, есть ли тут вопросы, проверяющие вранье? — взялась Реджина за правила, как будто до этого не изучала их с доскональностью юриста больше десяти минут. Эмма молча забрала у нее правила и шлепнула ими Дэвида, чтобы тот, наконец, угомонился. — Какие же вы забавные, девчонки, — вытирал он глаза от проступивших слез смеха и тут же замер. Все трое молча уставились на него. — Ладно, давайте как-то посерьезней, может. У нас ведь следующий раунд. Да? — глянул он на Мэри Маргарет. Да, следующий раунд: ласковое прозвище. «Нет», — умоляла Эмма глазами Реджину, но как только прозвучало «ванильная неженка», «кокосовая» себя ждать не заставила. — Ты покраснела, — шепотом на ухо, пока Дэвид и Мэри Маргарет обменивались своими «лапочка» и «любимая». — Ты тоже, — с удовольствием прошептала Эмма в ответ. За раундом «домашние привычки» стало веселей. — Мэри Маргарет вечно теряет свои тапки и если не находит, то надевает мои. — Очень удобные, между прочим! — закивала Мэри Маргарет. — Но так нечестно! Я же не влезаю в твои тапки. — Ну, Дэ-эвид, я же не специально их теряю. — А Эмма растягивает вещи. Специально. Футболку особенно. — Да не растягиваю я ее специально! — возмутилась Эмма, но тут же рассмеялась. — Да, я видела: сидишь на диване и специально растягиваешь. Думаешь, я не вижу? Я вижу все, — ткнула Реджина ее в живот. Эмма отвела взгляд, прогоняя из головы любимую привычку Реджины касательно одежды дома, пытаясь скорее найти замену этим образам. — Реджина, когда сильно устает, включает телик, но просто щелкает каналами. А потом бросает это дело и принимается за книгу. Да, заворачивается в плед, в свой любимый, — заглянула Эмма Реджине в глаза, и почему-то говорить дальше расхотелось. Захотелось просто застыть в этом моменте, разделяя этот взгляд. — Итак, — вдруг подскочила Мэри Маргарет. — Это была всего лишь разминка! За медаль «лучшая пара вечера» надо еще побороться. Карточки на время! — бешено тасовала карты Мэри Маргарет. — Какие еще карточки? — приподнялась Эмма. — Побороться? Будет медаль? — оживилась Реджина. — Тшшш… Тихо всем! Выпала карточка с категорией, — трепетная долгая пауза, — машины. А следующая карточка, — еще одна пауза, дольше первой, — неожиданные милости. Эмма, Реджина! Вы начинаете! — перевернула она песочные часы. — Что там еще раз по правилам? — разглядывала Эмма карты с плохо вставленными, некачественными принтами из поисковика. — Эмма, соберись! — схватила Реджина ее за коленку. — Время идет. — Ну… — заметался взгляд Эммы. — Короче, когда Реджина хочет чихнуть за рулем, она сбрасывает скорость, включает аварийку, кладет мою руку на руль и только потом чихает. Что? — поймала она взгляд Реджины. — Это правда! Что, скажешь, не правда? — Эмма строит из кофейных стаканчиков, которые она никогда не выкидывает, — не сводила Реджина с Эммы взгляда, — целые пирамиды. И когда она вставляет туда очередной стаканчик, то приговаривает: давай, дружок, полезай. Дэвид опять начал хохотать. Теперь можно. Мэри Маргарет сложила ладошки перед собой, с умилением глядя то на Эмму, то на Реджину, но вовремя вспомнила, чей черед. — Дэвид, когда помоет машину, гладит ее по крыше. Вот так, — похлопала она по голове Дэвида, приглаживая его волосы. — Мэри Маргарет каждую осень кладет листок под капот. Да, я все знаю, любимая, — глянул он на Мэри Маргарет. — И когда кладет, говорит ему так тихо: встретимся весной. — Реджина подпевает радио, когда думает, что я задремала, — подготовилась Эмма заранее. Реджина широко раскрыла рот, но тоже вспомнила про убегающее время. — А Эмма высовывает руку из окна, ловит ветер и говорит, что она рыбка. — Я сделала так только один раз! Один раз, Реджина. — Но сделала же, — пожала Реджина плечами. Какая разница, если это даст очко? — Реджина убирает крошки с сидений, даже если их там уже давно нет. — А Эмма может есть, рулить и еще и разговаривать. И даже ямки при этом объезжает. — Но… сейчас же… — неуверенно приподняла руку Мэри Маргарет, пытаясь напомнить, чья сейчас очередь, но Дэвид взял ее за руку, притягивая к себе, усаживая на коленки. — Смотри, как весело, — прошептал он. — А Реджина никогда не обгоняет по правой полосе… — Потому что так неправильно! — Зато моргает впереди плетущимся дальним светом… — Потому что так — правильно! — Может пять минут так за ним ехать и моргать. Хотя правая полоса свобо-одная. — Зато Эмма не может потерпеть пяти минут, бибикает, очень долго, между прочим, может даже и больше пяти минут, и потом еще рукой весело машет, когда на обгон идет. — А Реджина матерится. — Потому что нечего плестись по левой полосе! Она для тех, кто ездит быстро, — махнула Реджина рукой. — Реджина не нарушает правил. Никогда. Пока камеры стоят. — Ну! Эм-ма, — сузила Реджина глаза. — А Эмма зато нарушает правила независимо от камер. — Только на своей машине! — приподняла Эмма руку. — А вспомни, как однажды ты переодевалась на заднем сиденье, потому что намочила джинсы. По причине несоблюдения техники безопасности за рулем, между прочим. — Я? Это ты вела себя плохо за рулем, — вернула ей Эмма, и обе вдруг замолчали, заговорщически переглядываясь. — Ну, — нетерпеливо подпрыгнула Мэри Маргарет на коленках Дэвида, — что там дальше? Ой, Эм, да ты же вся покраснела! — Мы выиграли или нет? — схватилась Реджина за песочные часы. Время вышло.***
— Вот. Какао. Теплый. Сахар? — придвинула Реджина Генри сахарницу. Эмма в ванной комнате, одна, без нее. Жаль. Зато ночью она будет в ее спальне. Они будут вдвоем в одной кровати на всю ночь. Никаких матрасов на полу в бывшей детской. Там теперь новая художественная мастерская. Никаких пряток и догонялок. Это так же отлично, как и то, что Эмма больше не отпрыгивает, не вскакивает, не отшагивает, когда Генри несется из соседней комнаты. Это лучше всяких медалей и наград. Наверное, даже хорошо, что они решили остаться все вместе у нее. Может, даже сказки получатся. Да, так хорошо, — отхлебнула Реджина из любимой кружки. Ведь остался еще один непроверенный момент. Мм, а какао тоже вкусное! Генри раскрыл свою любимую книгу и листал. Просто так листал, не задерживался. Ждал. — Как сегодня все прошло, Генри? — подошла Реджина ближе, наблюдая, как листаются бесцельно страницы. — Нормально, мне кажется, — отвлекся он от книги на секунду. — Нормально? Даже не сносно? — усмехнулась Реджина. — Целый вечер прошел, и ничего не рассказываешь? Ты и в машине почти ничего не говорил. — Да просто… Просто не было ни Ганса, ни Греты. Непривычно. — А кто тогда был? — Я не помню всех. Запомнил только Ану и Криста тоже. — А что делала Анна? Мне рассказали, она приготовила какое-то замечательное представление. Ты знаешь, для чего все это готовится? Эмма тебе рассказывала? Книга закрылась. Генри взялся за какао. Реджина может красиво говорить, интересно рассказывать и задавать еще много наводящих вопросов. Реджина говорит ровно и складно: у нее сильный, громкий голос. И книгу уже не хочется открывать обратно. Тебе же там было здорово, верно? Да, точно! — закивал Генри и вспомнил, как назывались другие ребята, а Ана правда очень забавная. Вот самое смешное было, когда фокус не получился, и все засмеялись, и она тоже. Даже не расстроилась. А потом еще такое было! Но на самом интересном месте все остановилось. — Так что же дальше, Генри? — подтолкнула она его. А дальше, когда Ана показала все фокусы, вышел Крист. Он начал играть на… ну… как будто гитара, но маленькая. Гитарка, — придумал он на ходу, но опять замолк. — А потом что? — оборвала она внезапную паузу. Реджина поняла это не сразу: просто проверила догадку. А когда догадка сработала, все в ней заерзало, неприятно покалывая. Реджина приоткрыла рот, и Генри опять замолчал. Он на нее реагирует: на все ее подбадривающие «верно», на улыбку, на кивок. Достаточно одного простого движения: разомкнуть губы, и он замолкает, таясь. Он ждет ее голоса, теряя свой. Как и сейчас: контрольная проверка. Генри опять молчит, прячется, опустив голову. — Генри, почему ты сейчас замолчал? — пошла она напрямую. — Я не знаю, — честно ответил он, придвинувшись ближе к столу, ковыряя пальцем обложку книги. — Мне же очень интересно, что было дальше, — контролировала она свое лицо, приказывая голосу не скакать. Дальше история забуксовала, потому что Реджина проверила догадку опять. Так и есть: он отступает, теряется, как только ты даешь сигнал. Он тебя боится, сам того не ведая. Ты знаешь-знаешь-знаешь, как это получается. Хватает пары подзатыльников, чтобы усвоить простое правило — когда взрослые говорят, лучше не встревать. Лучше слушаться и сохранить себя. Легче написать, чем сказать вслух. Не раскрывать рта. Ты помнишь-помнишь-помнишь, как рождается этот страх, тянется из живота, изнутри, из самой середины тебя и ползет по горлу, сдавливая его, собираясь комом, полностью поглощая. Заставляя сжаться и тебя. Реджина сглотнула. Еще раз. Генри молчал, поглядывая на нее, тут же пряча взгляд. — Генри, — присела она рядом, чтобы смотреть ему прямо в глаза, — послушай меня, — развернула она его стул. — Никогда, никогда в жизни никому не позволяй себя перебивать. Ты понял меня? Он молча кивнул. Конечно же, он кивнет. А что ты еще от него ждала? Конечно же, он кивнет на все твои «ты понял меня?» А с голосом что? Чей это тон? Черт! Реджина вскочила со стула, оставляя его там, внизу. Такой маленький, маленький ребенок, мечтающий поскорее стать взрослым. Теперь неудивительно, почему. А ведь ему нет еще и девяти. Она смотрела на него, на его непонимающий взгляд, моргающие глаза. Он тоже знает эту простую формулу. Как можно ударить ребенка? Как можно его ударить? Она почти в два раза выше него. Как такое вообще возможно? Ты смогла бы? — Генри, — позвала она мягче, — это очень важно, понимаешь? Никому не давай себя перебить. Пере-бить. Никому не отдавай свое право голоса. Таким, которые умеют его забирать: перебивая, меняя тон, поднимая руку, нависая сверху. Реджина отшагнула, будто испугана она, а не он. Не бойся меня! Не бойся, — захотелось ей закричать, и она сжала кулаки. Ты знаешь, как это получается, дорогая. Черт бы все побрал!