не-сегодня

Сегодня Ойкава Тоору покончит с собой. Замечательно. Удивительно. Превосходно! Так легко, что хочется оторваться от земли и взлететь на самый последний этаж, чтобы после очутиться на холодном асфальте возле канализационного люка. Но Ойкава не думал ни о чём. Он знал. Знал, когда чистил зубы сегодня, выдавив на зелёную, как плесень, щётку остатки пасты. Знал, когда в очередной раз обменивался с мамой утренней порцией упрёков. Знал по пути в школу, едва ли не падая в огромную лужу на пробитом тротуаре (опять забыл завязать шнурки!). Знал на уроке математики, когда выходил к исписанной доске, не понимая и не слыша голоса учителя. Ойкава Тоору знал, что умрёт сегодня. Ойкава Тоору знал, что его мучениям придёт конец. Не будет ничего, кроме приятной пустоты и боли во всём теле. Не будет ничего, и это хорошо. - Я знаю, о чём ты думаешь, - произнёс один из школьных знакомых, подсевших на обеде. - Что? - со смешком спросил Ойкава. Никто и никогда не знал, что творится у него в голове. - Тебе же жить да жить, - нахмурился смутно запомнившийся парень. - Тебя же ждёт великое будущее. - Ты что-то напутал, - Тоору покачал головой, зная, что его ничего не ждёт и никогда не будет ждать. - Но... Хотелось сбежать. Ойкава закинул яблоко в портфель, не дожидаясь звонка. Уши горели, а сердце дребезжало, как старый мотор. Никто не умеет читать мысли и никто не собирался отговаривать Тоору от того, чего он хотел так долго. Хотя бы одно его желание должно исполниться. - Эй, - дверка туалета открылась, и навязчивый парень застыл на пороге. - Неужели ты? Ойкава застыл с шарфом в руках. - Наверное, это будет слишком мягко, чтобы задушиться, - знакомый вытянул будущую удавку. - И ты неправильно завязываешь узел. А ведь сначала Тоору показалось, что его будут спасать. - А ты большой специалист в этом, да? - усмешка выросла, как сорняк. - Я ездил в тур-походы. - А теперь поезжай-ка вон из моей жизни, - он не стал забирать шарф. На английском было невыносимо жарко. Стены плавились, но оставались целыми, а Тоору будто разваливался на части. Снова. Будто было чему. Тошнило. Яблоко застряло в горле, и Ойкава чувствовал себя запечённой свиньёй на огромном блюде. Даже кости размякли. Листочек с тестом не сгорал на солнце, как вампир, но руки потряхивало. Времена скакали перед глазами, но у Тоору больше не было времени. У Тоору его больше никогда не будет. Это было прекрасно. Не будет боли. Не будет надоедливых людей. Не будет беспричинной тоски и безумного балласта где-то на сердце. Тоору не подписал свою контрольную работу и не был разочарован ни в чём. Потому что сегодня лучший день его жизни. Потому что сегодня он обязательно умрёт. Дул ветер на улице, и, вроде, было пасмурно. Гудел автобус на остановке, а деревья дрожали от горя. - Ты когда-нибудь от меня отстанешь? - крикнул Ойкава, когда заметил знакомую макушку. Парень повернулся к нему лицом, и Тоору вдруг понял, как сплошал. Его недоспаситель не искал своего недоподопечного. Ойкаву никто не собирался спасать. - Ты же хотел повеситься? - весело улыбнулся турист-активист-телепат. Ойкава вдруг подумал, что спрыгнет с крыши, и пожал плечами. Он не хотел быть спасённым. Тоору остановился возле светофора и огляделся по сторонам. Горел красный человек, а казалось, что это сгорало сердце. Если бы у него была сопливая история о любви, то она, наверное, была бы рассказана. Но Тоору ничего не хотел оставлять после себя, хотя, вот, у странного телепата останется шарф. Ойкава ни о чём не жалел, потому что теперь было нечего терять. Горел красный человек. И Тоору вдруг вспомнил, что теперь он свободен, и опустился на зебру. Шаг. И если он почувствует боль, то потом всё станет иначе. Шаг. Но больше не будет “потом”. Есть только “сейчас”. - Тоору! Ойкава не понял, как его толкнули на асфальт, оледеневший от тоски, и зачем. - Тоору, - позвал тихий, почти неслышимый голос. Это был чудаковатый знакомый. - О боже, - вырвалось из груди. Ойкава никогда не видел столько крови сразу. - О боже, о боже, о боже, - он начал шарить по карманам. - Я сейчас вызову скорую. О боже, нет. Пожалуйста... нет, нет, нет. Это я должен, о боже, нет. Телефон валялся в паре метров, распавшийся на части, как Ойкава. Но Тоору не видел ничего, кроме красного пятна на земле. И это пятно ползло к нему, как смерть. - Держись, умоляю. Страх приковал к дороге, как хороший гвоздь. Люди столпились вокруг, перекрикивая друг друга, но глаза Ойкавы прочитали лишь одно слово на погибающих губах: “Тоору”. Он не помнил, как приехала скорая. Он не помнил, как оказался в светлом коридоре и как говорил с психологом. Всё, о чём мог думать сейчас Ойкава, это шарф, намотанный на шею покойника. Никто не знал, что замышляет Тоору. Никто не знал, что орудием будет именно шарф. Ойкава устал думать. Ойкава так устал плакать, потому что он убил человека. Убил чудесного парня, который подсел к нему на обеде и помешал самоубийству в школьном туалете. Этот чудик наверняка был полон жизни и планов. Чем он там увлекался? Походами? Это же так классно. Вот Тоору никогда не уезжал из города. Только к бабушке, но это не считалось. А погибший, наверное, так хотел объездить весь мир, а ещё коллекционировал открытки и... - Это снотворное, оно поможет уснуть, - сказала медсестра. Ойкава кивнул. Это же был лучший день в его жизни? Чёрт. Не сегодня.