Приливы одиночества

      – Ох, Аяме-чан, Сузуме-чан... пойдемте, мы должны навестить Каору-сан, прежде чем я открою клинику! – Доктор Генсай пытался дозваться до своих маленьких внучек. Старшей, Аяме-чан, теперь было уже четыре года, а младшей – три. Как летит время... казалось, что всего несколько недель назад девочки попали под защиту его семьи, но на самом деле прошло почти полгода.       Война Сейнэн была совершенно бессмысленным и кровавым восстанием, и стоила ему сына, а также убитой горем невестки, которая покончила жизнь самоубийством. Так же, как стоила молодой Каору-чан отца…       Он был признанным другом Кошидзиро, хотя и не особо близким. Однако, когда он стал свидетелем того, как соседи, ученики и другие «доброжелатели» дистанцируются от молодой наследницы Камии все эти месяцы... то почувствовал ответственность перед девушкой. Было ужасно тяжело продолжать все в одиночку. А пытаться сохранить школу меча со всеми ее недостатками?       Это было замечательное начинание, достойное глубокого уважения... несмотря на страх, что все может оказаться бесполезным. Если бы только Каору-чан была бетой или, еще предпочтительней, гаммой, она могла бы найти жениха, чтобы додзе обрело необходимое доверие, и легко продолжить наследие Кошиджиро. Однако, будучи одинокой женщиной-альфой… Суеверия и вопросы репутации необходимо было учитывать.       Редкий мужчина принял бы своей женой и доверился бы женщине более высокого ранга. И другой Альфа в конечном итоге мог бы сразиться с ней и покончить с ними обоими. Кроме того, ни один священник не согласится поженить двух людей одного и того же ранга – это противоречит любой религии и общепринятой морали. С бетой брак был бы возможен, если бы только Каору-чан не была такой сильной личностью…       Какое несчастье, вздохнул Генсай, признавая с прискорбием, у Каору-чан не было подходящих перспектив. Но, с другой стороны, если что-то не изменится в ближайшее же время, вполне возможно, что единственным выбором Каору будет продать додзе и начать жить заново…       – Идем, дедушка! – прощебетала Аяме-чан, таща за собой свою младшую сестру. Сузуме-чан сонно потирала глазки и волокла за собой свою тряпичную куклу.       К счастью, Камия-додзе находилось недалеко, и даже маленькая Сузуме-чан могла идти сама. Он был слишком стар, чтобы нести их.       Странно, однако... главные ворота все еще были заперты, как и калитка. Каору-чан все еще спит? Это было крайне неожиданно. Обычно Каору просыпалась рано каждое утро, чтобы потренироваться, несмотря ни на что, и это правило не могло поменяться, даже если она вернулась поздно со своего патрулирования в стремлении выследить этого уличного убийцу Баттосая... нет, что-то не так.       – Дедушка, почему мы не заходим? – спросила Аямэ-чан, и тут же Сузуме повторила: – да, дедушка... почему?       Две пары невинных глаз простодушно уставились на него, и он ответил:       – Дверь все еще заперта. Давайте попробуем боковые ворота.       – Разве мы не должны постучать?       – Тук, тук?       – О, возможно, мы могли бы постучать, но ворота далеко от главного дома. Если Каору-чан все еще спит, она не услышит.       – Но мы все равно должны постучать, это вежливо.       – Вежливо!       Генсай не смог не улыбнуться снисходительно и, скрывая свое беспокойство, кивнул.       Девочки постучали в дверь несколько раз – достаточно, чтобы выполнить долг вежливости... и подтвердить его подозрение, что Каору-чан их не слышит. Однако, едва они решили уйти, дверь открылась, и девушка, ответившая на их зов, была решительно не Каору.       Она была невысокой, ростом примерно с Каору – и у нее были потрясающе рыжие волосы и довольно некрасивый шрам, уродующий левую щеку. Нежные фиалковые глаза сияли добротой и благими намерениями, и эффект только усиливался его ощущениями, определяющими ее как омегу. Возможно, именно по этой причине его первый вопрос был не о ее личности, а: "что случилось с Каору?"       Если дверь вам открывает незнакомец, особенно в кимоно, запятнанном кровью... явно случилось что-то плохое.       – Оро... ах... – незнакомка запнулась, удивленная и нерешительная.       Но Генсай быстро продолжил:       – Пожалуйста, ответьте, я доктор!       И тогда нерешительное сопротивление внезапно истаяло, и омега сделала шаг назад и глубоко поклонилась:       – Пожалуйста, Камия-доно пострадала в драке, вот что я скажу. Сей недостойный сделал все возможное, чтобы вылечить ее, но она, вероятно, получила сотрясение и спит. Хотелось бы узнать мнение профессионала, вот что я скажу.       У Генсая не было времени, чтобы останавливаться на почтительной вежливости странной омеги и ее старомодной речи, которая имела заметный оттенок акцента – очень странное несоответствие между юго-западным диалектом кансай и изысканным киотским... Вы далеко от дома, не мог не подумать Генсай.       Но загадки лучше оставить на более позднее время – сейчас состояние Каору было важнее. А как же его внучки? Аямэ-чан и Сузуме-чан не должны подвергаться тяжести врачебного искусства в таком юном возрасте.       Омега все еще слегка кланялась, избегая его взгляда... и казалось, не могла обидеть и муху, несмотря на меч, который носила на талии. В действительности, Генсай целую вечность не встречал омеги, излучавшей внимательность и безопасное чувство в такой степени. Обычно омеги направляли свою ауру и эмоции только на свой семейный круг, но не на посторонних…       Это напомнило ему один печальный случай: девочка-сирота, оставшаяся на несколько недель одна, после эпидемии. Она отчаянно жаждала компании и людей, о которых можно было бы заботиться. Она ощущалась почти так же.       Вот черт…       И хотя девочки были его обязанностью, и он яростно защищал их... он также был хорошим врачом и посвятил свою жизнь помощи людям.       – Пожалуйста, позаботьтесь о моих внучках, пока я проверю Каору-чан.       Ему не нужно было ждать согласия омеги. Даже такая старая гамма, как он, могла почувствовать, как ее аура меняется на теплое, жадное согласие.       Причина, по которой омеги часто становились домохозяйками и воспитателями, была на самом деле обманчиво проста – аура омеги привлекала детей, как мед мух, и, в свою очередь, они сами обожали малышей. Личность омеги, возраст или относительный опыт не имели никакого значения, потому что эта тенденция настолько глубоко сидела в них, что ее можно было считать частью их базовых инстинктов.       В Оцу Кеншин был раненым войной и сильно контуженным молодым человеком, у которого не было ничего, кроме изнуряющей обязанности жить. Сначала он шарахался от деревенских детей, считая себя слишком испорченным и сломленным, слишком странным – но когда первый ребенок заметил его измученную ауру, они все устремились к нему.       Томоэ смеялась над ним со стороны, следя за этим зрелищем с грустной улыбкой.       Если бы я только понимал, что за тоска скрывалась за ее грустной улыбкой... она хотела свою собственную семью, отчаянно пытаясь спасти все, что могла. Но он просто предположил, что ее холодность и отсутствие ясной, определяющей ауры происходило от того, что она была гаммой. Если бы я знал тогда то, что знаю сейчас ... возможно, она могла бы научиться больше доверять мне.       Кеншин выдохнул и попытался сосредоточиться на настоящем. Сейчас был идеальный шанс ускользнуть, так как его долг перед молодой девушкой-альфой был выполнен. Полиция обязательно проверит Камию на предмет инцидента, и для него было бы опасно оставаться – люди Сацумы знали содержание слухов о Хитокири Баттосае лучше, чем большинство, и среди них могло быть несколько ветеранов, которые могли бы сложить два и два, несмотря на предрассудки и предположения относительно омег.       И если его страхи были правдивы, и кто-то высоко в правительстве искал его, теперь, когда Кацура-сан был мертв и больше не мог его защищать…       Мне действительно нужно уйти, и как можно скорее.       Но двое очаровательных детей смотрели на него с беззастенчивым любопытством, сжимая руки друг друга. За невинностью ребенка у обоих таилась осторожность. Они, должно быть, сильно пострадали не так давно.       Но они тоже были отданы на его попечение. Как давно у меня не было возможности проводить время с детьми?       Слишком давно...       Так что Кеншин приветливо улыбнулся и пробормотал:       – Привет, малыши.       – Я не маленькая, мне четыре года! – сразу объявила старшая из пары, и младшая повторила: – не маленькая!       Совершенно очарованный, Кеншин опустился на колени и улыбнулся.       – Значит, не маленькие. Я странник, и кто вы двое?       – Аямэ, а она Сузуме. Сузуме-чан! – Старшая, Аяме-чан, посмотрела на него все еще немного настороженно и продолжила: – вы говорите странно.       – Странно!       – Разве?       – Да!       – Да!       – Возможно, и странно! – бодро согласился он и улыбнулся, что, оказалось, сломало лед – две маленькие девочки захихикали, а затем более смелая из пары, Аяме-чан, взяла его предложенную руку и потащила младшую сестру за собой. Молодая гамма в процессе формирования, скорее всего…       Аура детей была заведомо трудна для прочтения до того, как начинала устанавливаться и развиваться под натиском полового созревания. И хотя родословная определяла ее развитие, были некоторые теории, которые заявляли, что также и окружающая среда и социальные взаимодействия в детстве могли повлиять на него. Но никто не знал наверняка.       Даже Хико предположил, что его новый ученик был просто удивительно скромной бетой или сильной гаммой... а потом у него было, что сказать по этому вопросу, когда он достаточно напивался.       Иногда Кеншин задавался вопросом, были ли трагедии его детства – холера и рабство – причиной его необычного определения. Возможно, они сломали его сильнее, чем он догадывался. Или, возможно, это была просто еще одна из его странностей вместе с уникальной внешностью.       Ну, теперь это уже древняя история.       Вдруг живот младшей девочки – Сузуме-Чан – заурчал очень громко – и она разразилась хихиканьем на этот звук.       – Голодная!       – Оро! Так и есть, и правда. Давайте посмотрим, что там с завтраком, хорошо?       Ответные кивки и веселый смех успокоили что-то глубоко в его душе. Возможно, было бы неплохо присмотреть за ними до тех пор, пока доктор был занят с госпожой Камия... и самое меньшее, что он мог сделать, это приготовить завтрак для всех. Он тоже был отчаянно голоден, так как его последняя трапеза была скудной, и уже давно – вчера утром на обочине дороги.       Кухня додзе была довольно большой, как и подобает в большом хозяйстве. Кладовая, однако, была почти пустой, и даже мешок риса уже заканчивался. Кухонный стол и дровяная печь были покрыты пылью. Признаки запустения были повсюду, рассказывая одну и ту же историю: когда-то Камия были самурайским кланом почетного ранга, и их дом был полон жизни.       Но теперь все это было в прошлом, и одинокий жилец не мог управлять домашним хозяйством в одиночку. И если говорить об этом, она, похоже, не очень любила кухонные обязанности…       Ну, альфы редко это любят – слишком много огня и темперамента в их душах.       В большой сковороде было что-то обгорелое и даже чайник имел следы риса, сгоревшего дотла.       Как это все печально.       Это был дом, который просто ждал, когда кто-нибудь сделает его своим. И вот он, омега, у которого нет собственного дома. Из-за моих собственных ошибок, никогда не забывай об этом. Я не заслуживаю ничего лучше.       – Странник, что случилось? – прощебетала Аямэ-чан рядом с ним, а маленькая Сузуме-чан потянула его за палец.       – Ах, ничего страшного, вот что я скажу. Почему бы нам не приготовить завтрак на улице? – предложил он, вспомнив летний очаг, который видел во дворе. Решительно запретив своему взору бродить по приглашающей его кухне, он взял большую кастрюлю с полки, собрал необходимые ингредиенты и вывел девочек на улицу.       Я не имею права желать чего-либо еще. Я тот, кто я есть - убийца, лжец, слабый и сломленный человек, которому осталось только удивляться, почему он продолжает беспокоиться об этом.