Приливы одиночества

      Как оказалось, весь этот бедлам был одновременно легче и сложнее, чем Каору ожидала.       Легче потому, что, как она помнила – ее отец не однажды говорил, – что начальник Токийской столичной полиции Урамура-сан был чрезвычайно разумным и интеллигентным человеком. Лишним доказательством послужило то, что он поверил ее рассказу о событиях. Но когда ей наконец удалось убедить Кеншина встретиться с полицейским и рассказать все, что он знал... все пошло наперекосяк.       То, как Кеншин описывал убийство капитана Укидзи, то, что он узнал от фальшивого брата Баттосая, Кихея Хирумы... звучало ужасно. Но шеф Урамура, кажется, поверил во все это и пообещал разобраться во всем – и с арестом людей, которых Кеншин оставил связанными в убежище Хирумы.       Более проблемным оказался ее тренировочный зал. После того, как головорезов увезли в кутузку, стало ясно, что пол полностью разрушен и что замена досок дорого ей обойдется.       У меня нет таких денег.       И я не смогу продолжать давать уроки кендзюцу в ближайшее время, чтобы заработать достаточно, без тренировочного зала. Ученики вряд ли вернутся, если я не смогу конкурировать с другими школами меча, расположенными более удобно. И так сложно быть женщиной-альфой без звания мастера…       Что мне теперь делать?       Однако Каору не высказала своих опасений и продолжала слушать разговор мужчин... только для того, чтобы оказаться в шоке, когда шеф Урамура охотно расстался с информацией о том, кто именно из правительства искал настоящего Хитокири Баттосая.       – Господин Ямагата Аритомо? Оро... мог ли он, возможно, когда-то быть известным как Ямагата Кёске-сан?       – Да, я слышал, что генерал Ямагата в юности был известен как Кёске.       – О… о... он всегда был благородным человеком, вот что я скажу. Возможно, было бы лучше выяснить, почему он ищет сего недостойного…       – Тогда я сообщу ему.       Каору слушала их разговор с возрастающим неверием, пока факты о ее странствующей бродячей омеге накапливались все больше и больше. Тогда, давно, он действительно находился рядом с богатыми и могущественными людьми. Но почему он сейчас не среди них?       Что случилось?       Однако, видя, как Кеншин сдержанно отвечает на вопросы шефа, она решила, что не будет любопытствовать. Прошлое, должно быть, очень болезненно для него, да и какое это имеет значение?       – Скажите, господин Химура, как полицейский, я не могу не беспокоиться... как омега может путешествовать одна, вне защиты семейного круга?       – Оро... ну... технически, у сего недостойного есть семья, но... эм, сей недостойный был признан его лидером. Круг семьи был очень маленьким, и после революции сей недостойный мог свободно идти туда, куда хочется, и при этом сохранять защиту. Однако, поскольку он умер в прошлом году... сей недостойный все еще связан с его вдовой. Но она омега, и сей недостойный видел ее несколько раз, поэтому связь хрупкая – ее почти невозможно заметить, как я полагаю.       Это... объясняет все в некоторой степени, но все же Кеншин был один с призрачным подобием связи со времен революции? Это ненамного лучше, чем отсутствие семьи! О боже, как ему удалось это вынести? Каору просто ужаснулась.       – Семейный круг двух омег, ничего себе! Это прекрасно объясняет то, что я чувствую. Спасибо, господин Химура. Но, если Вы не возражаете против одного дополнительного вопроса... какие у вас планы на данный момент?       – Ах…       – Он останется со мной, – несколько грубо вмешалась Каору, надеясь покончить с этим допросом.       – Камия-сан... – с очевидным опасением произнес шеф Урамура, и в этом одном взгляде Каору увидела его ужас от идеи, что бывший убийца остается с дочерью его старого коллеги.       Да, Кеншин мужчина. Да, он сражался во время революции. Но он помог мне и я хочу помочь ему. Так подумала Каору и посмотрела на альфу перед собой взглядом, излучающим безусловную уверенность и убежденность.       – Ну... ладно, хорошо. Вы сильная альфа в своем собственном праве. – Начальник полиции на мгновение заколебался, но потом, увидев, что она так же решительна, наконец сдался и сменил тему. – Скажите, Камия-сан... что вы собираетесь делать с додзе?       – Я... не знаю…       – К сожалению, полиция никак не может компенсировать вам ущерб, даже с учетом того, что вы помогли задержать преступников. Подобный прецедент поощрил бы мстительность, но ... – и вдруг шеф Урамура взглянул на Кеншина, а затем ухмыльнулся. Крохотные волоски на загривке встали дыбом в нехорошем предчувствии... но затем альфа покачал головой и сказал ей: – мне пришло в голову, что человек, который нашел настоящего Хитокири Баттосая, – это вы, Камия-сан. И генерал Ямагата действительно пообещал значительную награду тому, кто найдет этого человека.       – О…       – Я бы без сомнений расстался с наградой, если господин Химура не исчезнет к тому времени, когда генерал вернется в Токио и не устроит встречу. Все очень честно и в рамках закона, уверяю вас.       Мне это не нравится... он уже так мне помог, но… Каору взглянула на Кеншина, который казался задумчивым, бегло присматриваясь к додзе, и на секунду в его глазах промелькнула вина. Но затем он слегка кивнул ей, и Каору почувствовала себя абсолютно ужасно.       Не ваша вина в том, что со мной случилось. И последнее, что я хочу сделать, это злоупотреблять вашей добротой... но сейчас это лучшее, что мы можем получить.       – Хорошо, пусть будет так, – решительно сказала она.       Вскоре опрос закончился, и они остались одни.       Наконец Каору вздохнула с облегчением. Она была слишком уставшей и больной, чтобы прямо сейчас разбираться с беспорядком и незнакомцами, и, казалось, что Кеншин был с ней согласен – потому что он не торопил ее с посещением доктора Генсая. Вместо этого он заварил ей чай, отыскал что-то, чтобы быстро перекусить, на ужин и начал врачевать ее наскоро перевязанные раны. В этот момент Каору пришлось преодолеть приступ нервозности и полностью снять ги, понадеявшись, что повязки на груди защитят ее скромность, в то время как Кеншин суетился над новыми синяками и рваными ранами, которые она получила в стычке в додзе.       Забавно, что, казалось, Кеншин был более обеспокоен приличиями, чем она, судя по непреходящему румянцу, продолжающему окрашивать его вплоть до шеи. Покрасневший рыжик, одетый в розовое кимоно... по логике, конечный результат должен был быть похож на омара.       Конечно, нет, усмехнулась Каору.       – Я в порядке, не волнуйтесь так.       Он оторвался от своей текущей задачи очистки и перевязки небольшого разрыва прямо под ребрами, его фиалковые глаза смотрели ужасно грустно и виновато. Это создало какой-то странный эффект – старые глаза и такое молодое лицо – сколько ему все-таки лет? Старше меня, но, конечно, даже не близко к поколению отца ... нет, он должен быть моложе моего отца.       – Каору-доно... сей недостойный очень сожалеет о том, что произошло, если бы он был быстрее…       – Нет! - воскликнула она громко и села прямее. – Кеншин, вы спасли меня. Вы поверили мне, когда никто другой не поверил. И если кто и должен извиниться, так это я! Я пользуюсь вашей добротой, чтобы заплатить за ремонт додзе, и не пытайтесь доказать мне, что вы действительно хотите встретиться с этим генералом Ямагатой – я видела ваши глаза! Я не знаю, почему вы избегаете своих старых товарищей, и я не собираюсь допытываться... но... это неправильно с моей стороны просить вас встретиться с ними ради моей выгоды…       Почему он выглядит таким удивленным…? Почему он поверил, что во всем виноват он?       – И…       О боже, я все еще не извинилась перед ним за нарушение табу…       – ...и, честно говоря, я действительно должна вам, – прошептала она чуть дрогнувшим голосом. Как он мог согласиться остаться, когда ... – Тогда, в додзе... я не хотела, но была так близка к тому, чтобы заставить вас, и вы должны знать, что я бы никогда…       – Каору-доно!       Когда она посмотрела на него, он казался еще более расстроенным, если это возможно.       – Пожалуйста, Каору-доно. Послушайте! Вы не могли сделать того, чего боитесь. Поверьте сему недостойному, это невозможно.       Эм... что?       – Кеншин, я могу быть моложе вас... но я сильная альфа. Моя аура всегда была очень сильной, слишком сильной, чтобы ее контролировать, и я всегда боролась с ней. А ваша аура такая слабая... – Но увидев явное сомнение в его глазах, она замолчала.       – Каору-доно, сей недостойный путешествовал по всей стране, и поверьте ему, когда он говорит... он не встретил достаточно сильного альфы, который мог бы заставить его. С тех пор, как… – он остановился и нахмурился.       – С тех пор… – продолжила она, любопытствуя... но потом, осознав, хлопнула рукой по губам. Я же пообещала не совать свой нос, и вот, пожалуйста... Куда мне провалиться? – Пожалуйста, не обращайте на меня внимания.       Но, каким-то образом... ее неловкость сломала лед, и Кеншин улыбнулся ей, его хмурый взгляд исчез.       – Оро ... ах, это правда, что сей недостойный не любит говорить о прошлом... однако данный вопрос это то, что вы должны знать, полагаю. Если вам станет легче, вот так вот. – Он кивнул один раз и аккуратно перевязал ее ребра. – Вот и все, вот так вот. Теперь, пожалуйста, повернитесь, Каору-доно, сей недостойный хотел бы посмотреть ваше плечо, пока рассказывает.       Каору повернулась без разговоров – и Кеншин наклонился, чтобы осмотреть разрез. Неплохо, на самом деле просто царапина.       Он смахнул засохшую кровь влажной тряпкой, и несколько отстраненно начал:       – Сей недостойный стал учеником мечника маленьким мальчиком, за пару лет до определения своего предназначения, и когда это произошло, мой учитель был не очень доволен. Конечно, для такого сильного альфы с печально известным плохим характером – сей недостойный никогда не встречал никого сильнее, чем он – омега в качестве ученика был самым неудачным вариантом.       Еще слабо сказано! Глаза Каору расширились от удивления, и она хотела было поспрашивать еще, когда Кеншин вздохнул:       – Сей недостойный сожалеет, Каору-доно, но этой ране понадобится несколько швов, вот что я скажу. В противном случае будет шрам – края немного разорвались, и она снова кровоточит, вот что.       – Ничего страшного. Я не против шрамов. Они просто часть жизни.       – Так-то оно так... – пробормотал Кеншин, уныло соглашаясь, потом покопался позади нее, продевая нить в ушко иглы в слабом свете свечи, а затем…       – Ауч, – Каору чертыхнулась и вдохнула, стараясь не вздрагивать.       – Сей недостойный сожалеет, но без лекарств не так просто умерить боль. Можно было бы пойти принести что-нибудь от доктора Генсая…       – Нет! Не стоит. Все не так уж и плохо. Просто продолжайте, пожалуйста.       – Ах... попробуйте расслабиться, и будет не так больно, вот что я скажу. – Он вздохнул, и Каору заставила себя расслабиться, так только могла. Вдох, выдох... ненавижу ощущение иглы, пронзающей мою кожу!       – Итак, что там с вашим учителем? Он как-то связан с тем, что принуждение на вас не действует?       Его воинственная усмешка была столь непривычной реакцией для вежливого странника:       – Вы совершенно правы.       И на секунду Каору увидела не взрослого мужчину, а скорее обиженного подростка, и впечатление усилилось от его мягкого тона.       – Учитель утверждал, что он уже потратил столько времени и усилий, чтобы обучить сего недостойного, что не собирается пускать свою работу псу под хвост – особенно по такой незначительной причине, как предназначение. И возникающая инстинктивная необходимость подчиняться исполняемым командам.       – Ну... он, наверное, был большим оригиналом. – Высокомерен и не в своем уме!       – Оро! – воскликнул Кеншин со смехом, – нет более истинных слов, вот так вот! Но да, он считал, что люди должны уметь управлять своими базовыми инстинктами и могут научиться игнорировать призыв. Если достаточно их мотивировать... так что учитель начал отдавать сему недостойному приказы. Постоянно. Но... ах, оро – он давал сему недостойному нелепые задачи, вроде подсчета каждого рисового зерна в миске и выравнивание их в соответствии с размером, или он намеренно ставил передо мной провальные задачи – а сей недостойный был очень прилежным учеником, поэтому через несколько лет... он научился сердиться, распознавать принуждение и отбрасывать его.       – Это ... – Жестоко, оскорбительно и полностью нарушает доверие ученика. Она резко вдохнула, но потом нахмурилась – но, возможно, это был также единственный способ для омеги развить достаточный боевой дух, чтобы выжить как мечнику.       Но все же…       – Должно быть, полезное умение, – наконец, осторожно ответила Каору, надеясь, что он продолжит.       – О, сей недостойный благодарен, не думайте. Но не советовал бы такой метод никому, вот так вот. Но теперь это все древняя история. С этой раной покончено, Каору-доно. У вас есть другие порезы? Или это был последний из них?       – Просто синяки, исчезнут сами по себе. Спасибо вам. – Она повернулась немного, чтобы посмотреть на его, и увидела его обеспокоенные глаза и чистую заботу, которую излучала его аура, и что-то в ее сердце просто растаяло. – Кеншин…       – Оро? – Он произнес это, немного сбитый с толку.       – Спасибо, что были здесь, сейчас – со мной. – Я так долго была одинока... а теперь нет. Неважно, насколько я устала и больна... я чувствую себя хорошо.       И это из-за вас.       – На здоровье, Каору-доно, – сказал он с легкой улыбкой, словно…       Да.       Вы точно знаете, что я имею в виду – вы тоже это чувствуете.       Химура Кеншин… вы такой сложный человек. Я не могу понять даже того, что на поверхности... но думаю, что хочу понять.       Если вы позволите мне.       – Знаете, я тут хотела спросить... ничего страшного, если вы не ответите, но сколько вам лет? Я имею в виду, я пыталась разобраться в этом весь день – вы выглядите моим ровесником, но если вы сражались в революции, как мой отец…       – Эм… это… – он усмехнулся – весело, но с легким оттенком раздражения, а затем нахмурился – очаровательно, но вместе с тем обиженно, озадаченно, и начал считать на пальцах. И как только он начал, стало понятно, что он считает не так, как было бы логично – годами, а собирает мешанину событий – и его усилия сопровождались бормотанием: "...Оцу, большой пожар... ну, а что потом... Кихетай, да… а, черные корабли…"       При каждом загнутом пальце брови Каору поднимались все выше и выше, а потом она просто не сдержалась:       – Как вы можете не знать своего возраста!?       Фиалковые глаза Кеншина казались такими невинными.       – Оро... сей недостойный никогда не следил. – И затем он улыбнулся, немного извиняясь – его аура успокоила маленькую вспышку ее темперамента, как будто ее и не было. – Сей недостойный практически уверен, что ему двадцать восемь лет, вот так вот.       – Двадцать восемь! – О, слава богу, даже не близко к возрасту отца! – Но как вам может быть двадцать восемь с таким лицом!?       Это было невозможно – не было даже мельчайших гусиных лапок в уголках глаз, ни каких-либо других очевидных дефектов, и это не могло быть просто потому, что он был светлокожим, как европеец, или…       – Эм... тридцать вас устроит?       – НЕТ!       – Вы придирчивы, вот что я скажу, – сказал он со смехом – и последний намек на тоску исчез, и это истинное, подлинное веселье так ему шло.       Из всех его улыбок эта подлинная была редкостью – и в нее одну можно было влюбиться.       О, да.       И взамен она подарила ему свою настоящую улыбку.       Мы все преодолеем.       Вместе.