Смерть — она чудна

Сквозь пальцы сыплются очередные препараты, состав которых никому не ясен. Совсем простые на вид, белесые, круглые, выпуклые с двух сторон. Для чего они выпущены? Он даже не помнил этого, но знал, что действие такого количества таблеток заставит внутренности изнывать и рваться, а сам он будет валяться на полу в бреду и боли. Вот только… боль.. Нет, вот кого-кого, а ее Осаму старался всеми способами избежать. Избежать ли? Скорее затмить, мнимо не замечать, сжав челюсти. В голове мелькнул чужой голос. Голос, что так знаком, но одновременно забыт в далеких грудах воспоминаний. «Дазай. Очнись, Дазай.» Глаза резко расширились, а рот невольно приоткрылся от нахлынувших воспоминаний. Все они темны, бездонны, прогнившие за долгое время. Вся его жизнь темна и безрассудна. Убийства, пытки — единственная самая главная составляющая жизни этого человека. Можно сказать, лишь это хоть как-то развлекало и потешало юную, но уже надломленную душу. Все, абсолютно все, начиная с раннего детства, оказалось в кандалах боли и страданий. Именно это шло с ним в ногу в течение всех лет. Лицо покрывается легкими каплями прохладного пота, когда рука с десятком таблеток подносится ко рту, что сейчас так беспомощно дрожит на пару со всем телом. И все же смерть — удивительное явление, заставляющие каждого содрогаться, как бы он ее не желал. Люди, что так гонятся за смертью, судорожно ожидают ее, собственными руками зазывая чувство некого упоения и легкого страха, что скорее будоражит их сознание. Один за другим в глотку проваливается препарат, оставляя за собой неприятное послевкусие, от которого так и хочется блевануть. Но он не позволяет себе совершить такой глупый поступок, тут же заглатывая большое количество воды, сдерживая подступающую тошноту. Осаму еще недолго остается сидеть на полу, всего каких-то пять минут, после чего нехотя подходит к небольшому одежному шкафу, где зачастую прячет орудия самоубийства. Если бы к нему частенько не заходили гости, вроде Атсуши и Куникиды, проверяя, почему тот не явился на работу, так еще и на звонки не отвечает, то, скорее всего, прятать ничего не пришлось бы. Уже бывали случаи, когда заботливые коллеги, случайно найдя веревку или окровавленные ножи, выясняли у Дазая, какого черта происходит. В таких ситуациях не подводит чувство юмора того, имевшееся в избытке. Он любил быть уверенным, что все пойдет по его плану, потому в этот раз решил поступить так, чтобы при любом раскладе он оказался мертв, даже если таблетки не подействуют, что мало вероятно. Ощущалась сильная слабость, а голова переставала работать, будто тоже засыпая. Осаму подцепил дверную ручку, туго закрепляя на ней один конец веревки, а другой, чего и следовало ожидать, на своей шее. Суть в том, что если кто-то его побеспокоит и откроет дверь, веревка затянется, тем самым придушив детектива. Руки перестали слушаться, а ноги начали подгибаться, заставляя Дазая опуститься на пол. Уже сидя, он закрепил веревку на себе. Таблетки во всю начинали действовать: это может было понять по сильно ухудшившемуся состоянию и затуманенности разума. Глаза закрылись сами собой, тело обессилило и упало, а сознание отчего-то боролось с подавляющим действием лекарств, медленно убивающих тело. В ушах звенело, а из-за давящей удавки хотелось кашлять. Темнота заполонила все, заставляя оставить надежду на жизнь. Кажется, за дверью стало шумно. Несколько выстрелов, чувство удушья усилилось, когда веревка с силой затянулась. Слышна неотчетливо чья-то ругать. Снова выстрел, но на этот раз уже очень близко. Веревка рвется, отпуская из своих путов жертву. Но на это уже все равно, ничего не чувствуется, кроме боли и дикого желания уснуть. — Знаешь, а это больно — умирать. Но так спокойно… — вытягивает из себя слова Дазай, узнав лицо бывшего напарника, лицо которого сейчас видится совсем другим — настоящим.