В нигде
Если ты спросишь, раскаиваюсь ли я за то, что совершил? Нет! Смотри: я никого не убил, ничего не украл и никого не изнасиловал. Так за что мне каяться? Я хотел как лучше, а получилось как всегда у меня и бывает. На меня пытаются надавить, а я не признаю своей вины. Решай сам: эгоист ли я, моральный урод, нагло тебе лгущий, или меня можно пожалеть, и, если ты, конечно, не против, выслушать одну неприятную историю… От меня, кажется, отвернулись все. Просто дежурная неприятность, в девяноста процентах случаев доводящая до смерти. Я закрываю глаза, прокручивая весь тот абсурд, что происходил с декабря на август или с августа на декабрь. Если ты правда хочешь знать — я все равно не скажу, потому что не знаю, какой сейчас день. Хотя… Это началось зимой, да. Я открываю глаза, и пролетевшие, как на пленке, кадры сменяют одинаковые стены и пустота. Ты привыкаешь к ней: сначала тебе кажется, что в ней есть какие-то люди и еще можно ужиться и что-то исправить, потом ты хочешь бежать, потом терзаешь себя за прошлое, потому что выбора у тебя особо и нет. Вот и я терзаю. Ну что ж, мой друг, не стану томить тебя, как раньше, дашь мне выговориться или опять уйдешь, не желая смотреть на такое жалкое зрелище, как я?Утро Полины
Итак, начнем с того, что в симпатично оформленной кухне белый айфон проигрывал сопливый мотивчик. Судя по истерическим вибрациям минута к минуте было ясно, что он вот-вот разрядится. Руки Полины, как забытая песня под упорной иглой. Звуки ленивы и кружат, как пылинки над ее головой. Сонные глаза ждут того, кто войдет и зажжет в них свет. Утро Полины продолжается сто миллиардов лет. За окном действительно стояло фиолетовое утро, и окна новеньких городских домов отбрасывали солнечные блики. Дверь прихожей так и осталась нараспашку, а я и эта сумасшедшая, кажется, оба из-за шока не понимали, что же происходит. В ее руках плясал канцелярский ножик, а зеленые глаза сверкали все в тех же слепящих бликах. Ее брат, мой друг, Паша, просил меня навестить ее, и я ожидал чего угодно, но не сцен из хорроров. Ее имя Полина, и эта песня была просто ну очень в тему. — Поль… Поля! — нервно повторил я. — Не надо. Я пришел. Как хотел Паша. Я не знал, показушность ли это или кто-то серьезно довел ее. Точно! Где-то на подкорке промелькнуло в тот миг, что я знаю эту девушку, хоть и редко вижу. Я расскажу тебе о ней, но позже. Пока тебе достаточно знать, что в универ она приходила чисто покурить и поспать на лайтовых парах: девушка с виду аккуратная, но с бардаком в голове. Помню, нашел на полу бутылку вина. Видимо, Полина стырила ее у родителей и хотела использовать это самое вино в качестве анестезии. Ты можешь считать меня маньяком, но, черт возьми! Я пил остатки, только бы у самого не дрожали пальцы, только бы выдать что-то вразумительное. Угнетало еще то, что это далеко не первый ее раз, судя по другим порезам, что я увидел на ее руках. — Поля, я совсем не знаю тебя, но ты… Ты очень красивая. Зачем тебе это? Потом я дрожащей рукой поставил пустую бутылку и еще раз с ужасом посмотрел на Полину. Она молчала, и вот, когда я отчаялся, мое сознание опять отбросило меня на шаг назад и повторило все еще раз. Итак: я пришел сюда с дружеским (или не совсем) букетом, мой друг Паша хотел свести меня со своей сестрой Полиной, и я был в целом не против. Что я увидел?! Ты знаешь. И, наверное, на нас смотрели соседи и считали поехавшими: она не заперла дверь, я не закрыл за собой. Странно, но вино сделало меня лишь трезвее, и я уже собрал слова в кучу, но, оказалось, хватило и предыдущих, Полина тихо спросила: — Правда? Я правда красивая? — Правда, — покивал я, осторожно поглаживая ее по плечу. От этого прикосновения она как будто расцвела… Ты, конечно, можешь думать, я льщу себе, вероятно, она просто испугалась… В любом случае ножик выскочил из пальцев и звеня упал на кафельный пол. Следом вырвался терзающий меня вот уже, казалось, не минуту, а несколько часов вопрос: «Зачем?» Она томно вздохнула и стала бормотать как в бреду, испепеляя меня взглядом: — Я не сплю уже несколько суток, я ничего не чувствую и… Меняю курс таблеток от нервов. — Эти слова она едва смогла проговорить, голос слабел, и постепенно вполне понятные интонации переливались в шепот. — Я хотела почувствовать хоть что-то. — Это из-за проблем с родителями? Одиночества? Бросил кто-то? — Я все пытался докопаться до причины, хотя ты, наверное, думаешь, что это нагло, но тогда я ничего не мог с собой сделать. Никогда не мог подумать, что она способна изувечить себя, да и Паша говорил о ней хоть редко, но только хорошее. — Нет, — еще тише слетело с розоватых губ, — у меня полно друзей. И тут я тоже вспомнил, что видел, как она действительно тусовалась с какими-то девчонками и парой приставучих пареньков. Мне становилось все непонятнее, думаю, и тебе… Хотя нет, ты-то, наверное, понимаешь. Это я тогда страшно тупил. В зеленых глазах блеснули слезы. Поля не плакала навзрыд, это случилось ну совершенно случайно. И она сказала: — Друзей было много, но никто не знал о моей проблеме, а я рыдала по ночам. — После короткого всхлипа она добавила: — Ты вот теперь знаешь… Я с детства плохо сплю. А потом как-то ударилась головой и стала такой. Ты ведь тоже решил, что я сумасшедшая? Так только Паша не думает, а все остальные… — Поля… Я так не думаю. — Польза, — поправила она меня, назвав какую-то очень странную кличку. — Называй меня Польза. Все так обращаются ко мне. Ты очень хороший… Друг моего брата. Матвей. Мэт. Я давно наблюдала за тобой. Я буду называть тебя, как одного парня из фильма. Черт… У нас тогда кончилось вино. И зарядка. Ну, а Полина вскоре не смогла говорить, захмелела: слишком много вина и таблеток. Ее веки стали тяжелеть, и я не на шутку побоялся, что сейчас потеряю ее. Помню, взял ее на руки и, пошатываясь, понес в спальню, на большую родительскую кровать. Когда я уложил ее и укутал в одеяло, она улыбнулась и сказала: — Прости, что так поступила. Я сама не знала, что творю. Я посплю немного? — Спи… Я попробую кого-нибудь позвать. — Не надо. Со мной все будет в порядке. Ложись рядом. Только прошу, не уходи от меня… В тот момент я зашторил окна, прогоняя утро от Полины. Пользы… Польза уснула, прижавшись ко мне всем холодным стройным тельцем, а я курил вейп, перебивая аромат вина, и смотрел в потолок. Так я и познакомился с Полиной.Мы с Пользой
Эту часть истории я расскажу очень коротко, мой друг по несчастью. Потому что именно тогда мне впервые показалось, что я счастлив. До этого я не думал о счастье или чем-то таком. Слышал от динозавров, что в Совке люди не думали о завтрашнем дне и были очень даже счастливы. Ну, вот и я не думал. Просто смысл был разный. Я-то тупо не знал, что станет со мной, да и вообще нужен ли я здесь, среди всех этих печальных и без повода веселых людей, а там все за всех уже давно было решено. Тогда, в другую эпоху, друг. Но я отвлекся. Если еще раз во мне заговорит философ — дай по морде. Что ж, вот смотри: никто не узнал про тот досадный инцидент, даже родители Полины… Пользы. Сама Польза теперь не отлипала от меня ни на шаг, и мне даже почему-то нравилось это. Уже давно не подросток, а девушки нет, тут же тебя охлабачивает симпатичная особа с порою даже милыми тараканами в голове. Она все что-то рассказывала о себе, почему стала такой, расспрашивала обо мне и будто выжидала какого-то момента. И пускай она не была моей девушкой, мне нравилось так думать и примерять образ спасителя. Ах да! Почему Польза. Терпение, мой друг. Как-то незадолго до Нового Года в ВК пришло сообщение от нее. «Родители свалили, приезжай в гости». И я, после всех этих разговоров и шатаний друг за другом, рассчитывал на романтический вечер с довольно посредственным, но таким привлекательным продолжением. Хотя тогда ничто не исключало просто дружескую встречу. Тем не менее, оделся хорошо: вельветовые брюки назло надоевшим джинсам, белый джемпер с высокой горловиной, а еще на мне был красный шарф. Не знаю, что такого было в этом шарфе, но после встречи с Полиной всегда носил его. И вот, я опять стоял на пороге злополучной квартиры с незакрытой дверью, а какая-то бабка в курилке жаловалась на громкую музыку. — Полина… Польза! — полушепотом окликал я ее, проходя из комнаты в комнату. Полина стояла на кухне в одних тоненьких белых шортиках и маечке, из-за чего хорошо были видны все ее порезы. Сокурсницы или другие девчонки, например, на пляже посчитали бы их уродливыми, а мне было все равно, да и просто как-то жаль бедную Пользу. И если бы хоть одна пышногубая дура, увидев ее в открытом купальнике и с порезами, хоть что пикнула… Опустим, друг. За окном зима и скоро две тысячи двадцатый. И вообще, тогда я любовался, как она заботливо жарит цыплят из картонной коробочки. Она случайно заметила меня. — Мэт, ты пришел… Сколько радости… Клянусь, она бы пережарила этих цыплят, если бы я не пришел. — Ты скучала? — Да, будто с того дня тебя не видела. А виделись мы только вчера. Я опять не спала, хоть и обещала, но знаешь, о чем я сегодня думала ночью? Откуда же мне было знать? Но она будто играла со мной в угадайку. И вот, не дождавшись ответа, надув розовые губки сказала: — Я так и не отблагодарила тебя. И за ту встречу, и за то, что не послал меня потом. Ты не похож на моих одноразовых друзей. Ее хорошенькая фигурка вроде случайно оказалась в моих объятиях, наши губы осторожно, ну понимаешь, тоже как бы случайно, соприкоснулись. За ухом меня стали щекотать светло-каштановые волосы, заботливо стриженные под каре. Вроде все случайно, а вроде мы уже не друзья. Хотя будь у нас первое свидание и целый том идиотских признаний, я бы рассказал, но стал бы ты это слушать? — Я и тогда почти не спала, — вдруг призналась она, снова отбрасывая в прошлое, выкладывая цыплят на тарелку. — Не долго. Потом я слушала, как ты дышишь, Мэт. В комнате пахло яблоками, я помню. И я помню. Помню ее огромные зеленые глаза, когда она говорила мне все это прямо в губы. Она как будто помешалась на мне. Как будто только и ждала своего принца — спасителя, и мой друг Паша как король из Шрека подозвал меня. — Почему все время Мэт? Тогда я был немного груб, но вот уже целую выкинутую из повествования неделю она шлялась за мной по универу, курила сигарету в тонком мундштуке, забив на угрозы преподов, и называла «Мэт». — Матвей — Мэт. Полина — Польза. Не понял? — удивленно посмотрела она на меня. Я отрицательно покачал головой. — Ты что? Даже не смотрел «Стиляг»? Боже! — воскликнула она ну прямо картинно. — О чем мы вообще тогда говорили эту неделю? Обсуждали мою дурость, а теперь целуемся? Ага. Очень в стиле Пользы. Знаешь, друг, а ведь мы правда говорили только об этом… Ну, еще, правда, несколько фраз о нас, но тебя это не касается. Да и спорим на… Щелбан! Ты голодный, мой дорогой собеседник. А мы с Пользой тогда уплетали цыплят, она все говорила: — Предки не скоро приедут, кушай, Мэт, попробуй домашней еды, Павлик говорил, что после универа вы в одних Макдаках питаетесь. И что? Она была права! Но я хотя бы поддерживал себя в форме. Моя скучная мать все равно никогда не умела готовить. А Польза… Ее цыплята были похожи на стрипсы из KFC, и если путь к сердцу мужчины лежит через желудок, я знал, что точно не откажусь от еще одного поцелуйчика. И я не отказался, только потом. Это было по сути наше первое свидание, но чего мы только не переделали, ведь потом Пользу посетила очередная спонтанная мысль: — Родоки нескоро приедут, — повторила она. — Посмотрим «Стиляг»? У меня скачан на ноуте. Ты все поймешь, — игриво улыбнулась она. «Стиляги»… — какая-то проходная комедия с красивыми актерами и платьями года так две тысячи седьмого, которая с первых кадров навеяла на меня лишь скуку. Но если хочешь знать, Польза из фильма — это возлюбленная главного героя, красивая кукла, и вот уже в середине фильма он играет для нее на саксофоне посреди танцпола, а потом они пляшут под заводную музыку. — Кукла, — точно прочитала мысли уже другая Польза, моя, а не из фильма, — когда я маленькая посмотрела этот фильм, очень хотела быть похожей на ту чувиху, но родители разрешили только куклу. В ярком платье, с большими алыми губами, пышными волосами. А потом… Помню, как в фильме все сменялись кадры, точно мои воспоминания следовали один за другим. Там уже ракурс сменился на парня по имени Фред и песню о том, что ему не нужна американская жена. И я как-то забил на эту историю, просто приобнял Полину, которая так хотела быть Пользой из фильма, и стал шептать что-то, а она уже ближе к концовке призналась: — А потом девочки стали смеяться надо мной… Ну, почему у меня не Барби, а вот эта вот старая кукла и… Сломали ее… Кинули в лужу… Я мог многое забыть, скомкать, рассказывая это, но то, как Польза описывала издевательства над ее куклой, я запомнил в деталях, точно она рассказывала о том, как у нее на глазах убили человека. Концовка. Я, конечно, подло обманул тебя, что вкратце расскажу про нас с Пользой, да и счастлив никогда не был, да и концовка эта не рассказа, а всего лишь фильма. Там все танцевали и Полина, когда стемнело, предложила мне тоже. В коробках за окном мерцал свет, хотя виднелся он густым пятном из-за снегопада. Полина когда-то занималась гимнастикой и, попросив меня закрыть глаза, переоделась в белое трико. Меня же эта шалунья нарядила в отцовский костюм и даже специально нашла самый нелепый галстук с полосками, чтобы я хоть немного был похож на стилягу. На фон, правда, она поставила совсем не рок-н-ролл… Руки Полины, как забытая песня под упорной иглой. Звуки ленивы и кружат, как пылинки, над ее головой. Сонные глаза ждут того, кто войдет и зажгет в них свет. Утро Полины продолжается сто миллиардов лет. И все эти годы я слышу, как колышется грудь. И от ее дыханья в окнах запотело стекло. И мне не жалко того, что так бесконечен мой путь. В ее хрустальной спальне постоянно, постоянно светло. То, что мы пытались танцевать, было похоже, наверное… Не знаю, мы просто кружили по тесной комнате, и странно, что у Полины не нашлось чего-то веселее этой песни. Мы танцевали, как учили в школе: шаг вперед, шаг назад. Самое забавное, что именно это сыграло с нами злую шутку, Поля случайно наступила мне на ногу, и мы рухнули на родительскую кровать. Вот такие: вспотевшие, веселые, и я точно знал, что сейчас не упущу возможность и, если ее предки свалили надолго, то следующее утро с Полиной будет куда лучше предыдущего. Я осторожно приблизился к ней и положил руку на талию. Я четко помню вопрос: — Еще поцелуй? А она отпрянула в испуге и только сказала: — Так нельзя. Давай потанцуем еще. Давай потом. Хотя вру. Не просто сказала, а выдала как из пулемета, метко изрешетив меня. Мы не ссорились потом. Потом она сказала, что скоро придут родители и что хочет увидеть меня еще, и танцевать тоже хочет, и…Ирония судьбы
Я недоговорил тогда, потому что не было смысла, приятель. Все последующее время, вопреки той нелепой ситуации мы с Полиной общались, как ни в чем не бывало. Даже целовались. Хотя я толком не знал, кто мы: друзья или любовники. Вроде были милые прогулки в парке, покатушки по городу на белом Убере, пара кафешек с милыми официантками и дорогими сэндвичами. Все как у порядочных пар в конфетно-букетный период. Но тебе же все равно не интересны все эти подробности? Самое важное ты уловил. Другое судьбоносное событие произошло ближе к Новому Году, когда мы зависали в скайповской конфе с Павликом и парой его знакомых. Уже не помню, о чем мы там трепались, вроде бы, воображали крутую вписку на даче у Паши в честь праздника, хотя все эти вписки обычно кончались залипанием в смартфоны и бухлом под куранты. Последним мы и закупились в последний же день. Если ты пьешь — ты позавидуешь, наверное: два Моргана и большой Егермейстер. Польза, конечно, ничего не знала об этом, да и ее бы просто не пустили с нами. Не подумай — я звал, она отказалась, и тогда я на секунду почувствовал себя неуютно: я мог праздновать с ней и ее родителям, или мы могли бы с моими, или… Тридцать первого числа мы с компашкой из конфы загрузились в одолженный Пашей у бати Шевроле и двинули к дачному поселку с каким-то совковым названием. Сначала унылое шоссе и пелена, шутки, что в этом году хоть снежками будем кидаться, а не грязью, как в прошлом. Потом заваленные сугробами сельские дорожки, медленно и как-то угрюмо розовеющее небо и начавшийся по телевизору шквал дурацких передач. Что интересно, я не расскажу тебе, ни как мы разгребли дачный участок, ни как потеряли, а потом нашли ключи, все это — куча словесного мусора, а тогда еще и потерянного времени, которого теперь у нас с тобой, кажется, бесконечность. Так вот, я хотел о телепередачах. На часах двадцать три. "Голубой Огонек" и "С легким паром" осточертели зрителям, хоть и шли по каким-то каналам с довольно низкими рейтингами. — Чувак, эта вечеринка отстой, я ненавижу всех этих людей, — сказал мне какой-то малознакомый пацан, раньше всех вскрывший бутылку с капитаном на этикетке и принявший, судя по запаху, уже половину. И я не мог с ним поспорить. Мы все сидели в тесном доме и пытались ловить интернет, а на фоне зомбоящик показывал сначала рекламу чипсов, потом рекламу средства для пищеварения, а потом «Пусть пошумят!». На экране в просторной красной студии возник новоизбранный, пришедший на смену приторному мальчику ведущий — Александр Тимарцев. Этот Тимарцев давно был знаком нам по паре интернет-проектов, носил кепку поверх лысины и каждую передачу открывал фразой: «Когда происходит сложная ситуация — мы пытаемся об этом молчать, но когда молчать уже невозможно мы начинаем говорить. Громко». Как ловко он скрывал часть названия передачи «шуметь». Все пялились в телефоны, а я зачем-то смотрел: и на то, как в шоу где чаще обсуждали «насильников» и «жертв», внезапно сменилась обстановка и люди: видеоблогер Коля Селфи, те самые бабки, что называли нас наркоманами и проститутками, какие-то адвокаты, бизнесмены, продавцы чего-то там, обсуждали смешные видосики с котятами из интернета и поздравляли друг друга с праздником. — Эй, парень… — вдруг шепнул мне Павлик. — Че, как там у вас с Пользой? Я обернулся и увидел самодовольное и чуть пьяненькое, но такое вылизанное барбером лицо моего друга. — Нормально. Общаемся. Вообще-то Паша мой друг, но тогда, знаешь, у меня без причины было совершенно угнетенное состояние, нежелание общаться с кем-либо из всех этих парней и девушек. Паша, как я уже сказал, не исключение. — Да брось! Давай, рассказывай, как там у вас это… — Вы там че, про Морозову что ли? — помню, окликнул нас кто-то, чавкая закуской. Запомнил я это потому, что Пашу всегда злило, когда кто-то называл его сестру по фамилии или еще как, и по нему всегда было видно, даже волоски на негустой бороденке как будто дыбом вставали, а брови опускались. Эту мимику я хорошо знал. Паша не успел сказать, а какая-то девчонка, знавшая Полину, после шота Егеря развела руками: — Ну, девушки разные бывают. А Польза это Польза. А у вас что с ней? И тут я понял, что сейчас все разговоры пойдут только о ней, и не дай Бог тебе оказаться в такой же ситуации: молить всех богов, чтобы кучка малознакомых тебе людей, включая друга, не начала доставать тупыми и такими предсказуемыми вопросами. От неловкости и смущения я решил как следует надраться. Поддерживая сплетни, я наливал себе то ром, то эту микстуру со вкусом спирта, то опять ром, просто, чтобы было легче поддакивать. Сначала осторожно, фальшиво лыбясь, как и все, потом втихаря все больше и больше, может, даже чисто из жадности: чтобы этим животным меньше досталось! Вскоре в голове случился выстрел, и я понял, почему эти маленькие рюмочки называют шотами. Хотя нет… Автоматная очередь. Я слишком быстро перестал замечать, как смех и шум телевизора сливаются в монотонный звук, только почему-то хорошо запомнил, что, когда начали бить куранты, все уже шептались о том, что мы с Полиной не вылазим из спальни ее родителей, а они особо-то не против. Мы были пьяны, и все во все верили. Ах да, еще я оказался психом по мнению парня в толстовке, раз замутил с сумасшедшей сестрой Павлика, а Павлик… Прости друг, я комкаю предложения, но все тогда плыло в дурмане, помню, я залил в себя остатки этой гадости и последнее, что услышал после неразборчивых выкриков: — Заткнись! На стену брызнула кровь расплывчатой фигуры. Раздался девичий визг и несколько матерных ругательств откуда-то слева. Ящик поздравил нас с две тысячи двадцатым. А я… Черт, хочется материться, но не хочу оскотиниться совсем, тем более, ты только что узнал, об этом… В общем… Потом меня резко отрубило. Я пил раньше: бывает так, что медленно клонит в сон, расслабляя, а бывает, когда коктейль из выпитого вырубает тебя точно светильник. Я не хочу говорить дальше, но вот сейчас, сейчас тебе стало интересно! Я точно знаю. Мне плевать, что ты немой, я вижу по глазам. Потом меня тащили на ближайшую станцию. Как я это понял? В уши ударил свист подходящей электрички, и я проснулся. Меня держали два паренька. — Где Паша? — попытался промямлить я. В ответ, как ни странно, помню, услышал: — Тебя родоки обзвонились. Езжай домой, проведешь время с пользой.Девушка, которая смотрела на поезда
Я снова спал. Не знаю сколько… И сколько спал, и сколько звонков и сообщений пропустил. Однако, проснулся я, когда железный голос пробубнил «Станция „Мухино“, конечная». Сказать, что в тот момент я офигел — это слишком мягко, потому что я не знал даже о существовании такого города, но из пыльного окна на меня угрюмо смотрела бетонная панель «Мухино 228 лет». Отлично! — думал я. У меня страшно болела голова, во рту стояла тошнота, а в башке все звучали отголоски безумной ночи. А еще меня каким-то макаром смогло заинтересовать: почему меня не высадили контролеры? Побоялись иметь дело с пьянчугой? Или сами запили в честь праздника? Знаешь, друг, в тот момент мне хотелось тупо лежать в пустом вагоне с погашенным светом и смотреть на звезды. Романтика, и я еще даже каким-то извращенным образом умудрился представить Полину рядом. Но потом в вагон вошли охранники и «вежливо» попросили сойти. Платформа пустовала, а старые, покрытые изморозью часы показывали три или четыре утра. В такое время, кажется, даже обратные электрички не ходят. И я тогда думал, что влип, знал, что родоки убьют меня, Польза наверняка захочет расстаться и прекратить играть в отношения. Или не играть… Я так и не разобрался в ее чувствах, да и тогда было вообще не до них. И я бы тупо сидел и замерзал, глядя на то, как среди звезд планирует спутник, если бы не… — Вам помочь? Тогда я впервые встретил еще одну героиню моей истории. Позади меня стояла девушка. Когда я обернулся, едва смог разглядеть ее. Только хорошо запомнил, что волосы у нее были курчавые и золотистые, и стояла она, облокотившись о сверкающий фонарь. Низенькая, нелепо так одетая. Тогда мне было смешно от мысли, что она может мне чем-то помочь, такая даже сигаретой не поделилась бы, поэтому я и отмочил: — Нет. Не видишь? Я просто тут сижу. — Ну, смотри, я тоже просто тут стою, но вижу тебя в первый раз. Ты бездомный? Знаешь, друг, это звучало обидно, но я же всегда нахожу способ, как выкрутиться, и тогда я сказанул смачное: — Я хипстер. — Кто? — рассмеялась она. Меня задело еще сильнее и я, ухватившись за первый же изъян, сказал: — Темнота! В интернете надо сидеть, мелкая. — Вообще-то мне как раз сегодня восемнадцать. А вот это прозвучало уже немножко грустно, но я вошел во вкус. Что забавно, вот ты меня слушаешь, а я до сих пор удивлен, что почти наизусть помню первый диалог с этой девушкой. Ты все чем-то недоволен, мне чудится, но слушай дальше. Потом она сказала мне: — Ой, а тебе наверно лет так двадцать? Уже есть жена, дети и пакет с пакетами за мусорным ведром? Конечно же я ответил, что у меня есть девушка и вообще отлично все и в такой вот отстой я не влезу, а уж Польза тем более. Но незнакомка почему-то все грустила, смотрела на шумно проезжающий «скорый» и, когда стало потише сказала: — Вот тебе хорошо, у тебя девушка есть, а у меня никого и не было. И вообще, поправь свой шарф, он как будто в каком-то болоте валялся. Простудишься же! И уже тогда я понял, что есть что-то в этой дерзкой девчонке. Вроде издевается, а вроде и сочувствует, вон, заботу проявила. А может, это мне не стоило быть такой заразой… — Тебя как зовут-то хоть? — Маргарита… Жаль только эта вся фигня не похожа на книжку Булгакова, а похожа на… — Мухино. Она выдала такую забавную заумную чушь, что я невольно пририсовал ей очки винишко-тян, но над этим диалогом мы почему-то оба долго смеялись, простужая глотки. Но было за этим опять же и что-то грустное. Вот как думаешь, что она забыла на этой станции в проклятые три или четыре часа ночи или утра?.. На нас все смотрела бетонная панель, напоминая мне, что я в каком-то Мухино, а дома буду неизвестно когда и неизвестно что со мной будет. Забавно, что и тогда Рита не огорчилась, а посочувствовала: — Ты, наверное, откуда-то из столицы, да? Я про хипстеров только в инете читала. У нас в Мухино только бомжи. И я честно признался, что так и есть, а она снова вежливо, даже покладисто предложила проводить меня на платформу, откуда в пять утра пойдет обратная электричка. Мы с Ритой потихоньку находили общий язык, и я постепенно понимал, что за той горделивой миной скрывалась печальная девушка из угрюмого городка километров за двести от столицы. Ах да, она сама все только подтвердила, когда мы, взявшись за руки, чтобы не замерзнуть, перешли на соседнюю, такую же пустую платформу и как два озяблых воробушка сели на ближайшую ледяную скамейку. Я спросил после непримечательных диалогов и молчания: — А зачем ты вообще пришла сюда в такую темень? Может, это ты как раз бездомная? — Да нет, — спокойно бросила Рита. — Я пришла посмотреть на поезда. Вот, как раз, смотри! По самому крайнему пути с оглушительным свистом прямиком из Северной Столицы пронесся вытянутый «Сапсан», а Рита сказала, что таких поездов она боится и даже видела, как один парень бросился под такой. — Странное увлечение, — только и мог выдавить я. — А что мне делать по ночам? Отец бы опять нашел повод наругать меня за плохие оценки в колледже, ему всегда что-то не нравится. Помню, тогда сравнил ее с Полиной. Если Полина могла сделать трагедию из куклы, держа это как рану, Рита про все говорила равнодушно и вскоре прозвучали главные слова, из которых я понял суть: — Хотелось бы, конечно, съехать от отца… — А мама? — А мамы нет. Я хотел заглянуть Рите в глаза, но было так темно, что уже не она, а я ждал, когда пронесется следующий поезд. Я не стал расспрашивать, а она добавила: — Прикольно, наверное, жить одному. Ну, как ты, с девушкой. — Я тоже живу с родней, — признался я. Помню ее удивление. Как в мои годы, а она точно определила мой возраст, можно жить с родней. Ох, чую Полину она бы точно на дух не переварила. Полина в этом плане была чем-то очень похожа на меня, а я на нее. Ты спросишь, почему я все думаю о ней? Потому что тогда я скорее даже больше переживал, что она сделает с собой что-нибудь, а история Риты… Грустненько. Прямо фразочка из инета. Хотя если не быть таким снобом, Риту мне, правда, было жаль, а за Полину страшно. Помню, как к заветным пяти утра в депо загорелись огни. Мы еще многое с Ритой не сказали друг другу, мы больше молчали, а я все пытался понять, в чем же магия этого сидения на месте и рассматривания проходящих мимо составов. Тем не менее, из депо лениво выползла первая электричка, и я сказал Рите: — Ну, наверное, пока… — Мы больше не увидимся? О, друг, как она хотела опять подделать равнодушие. Не вышло. Она не хотела меня отпускать. И домой не хотела. Не знаю, кем был ее отец и узнавать не хотел. Явно каким-то извергом. Мы что-то в спешке говорили друг другу, когда электричка прижалась к платформе, и было неясно, сколько до отправления. Помню последнее: — Если хочешь, напиши мне в ВК, может, я помогу тебе с отцом там или еще с чем… — глупо улыбнувшись, сказал я. И Рита так же глупо улыбнулась мне, сказав: «хочу». Я быстро достал телефон, и вдруг понял, что кто-то вытащил симку: не ловила ни связь, ни интернет. Тогда я попросил записать ее мой номер, хоть память не подвела. Она потыкала на кнопки в своем стареньком Самсунге, внезапно поблагодарила за вечер, а потом… Друг, не хмурься, это было нелепо, я не хотел предавать Полину, но… Я сидел в вагоне, а Рита стояла на платформе, и мы смотрели друг на друга через пыльное стекло до того момента пока электричка не тронулась. В дороге я думал, что больше никогда ее не увижу, и что моя жалость к странной девушке из странного городка быстро пройдет. Я сильно ошибался.Все эти люди
Не помню, как оказался дома, но проснулся от шума в соседней комнате. Это опять вещало самое популярное шоу в ящике «Пусть пошумят» и тот самый парень в черной майке с надписью «Пошумим!» громко рассказывал историю какого-то дурачка, вкачавшего себе масло в руки. Очередного. Поклонника какого-то древнего фрика. У меня по-прежнему раскалывалась башка, и я точно знал, что этот маразм в телеке никогда не закончится, и только в инете можно глянуть пару годных видео. Вот только очень некстати тогда окликнули родоки. Ну, типа, знаешь, где мы так долго зависали и все такое… Не хочется пересказывать, потому что кроме раздражения ничего не вызывало. Просто сказал, что немного выпили, хорошо посидели там… Я припомнил слова Риты о том, что неплохо бы съехать. Рита… Я опять вспомнил о ней. Хотя говорить еще что-то про нее сейчас не имеет смысла. Потому что тогда я упорно пропускал слова моих в общем-то пассивных родоков мимо ушей и убеждал себя в мимолетности этой встречи. Ах да, потом случилось еще одно важное событие. Ровно когда от меня отстали, в Скайп раздался звонок, и на экране возникла такая же бодунная рожа Паши. Хотя нет, он-то не ездил во всякие там Мухино, и для него все прошло куда легче. Первое, что я услышал из динамиков — смех: — Ну, ты, чувак, дал тогда. Укатил в… — Мухино. — Мухино. Ну и трешак. Сказал бы спасибо, зашел бы ко мне. Я тут у тебя симку вытащил, родокам позвонил, сказал, что задержимся. Ты хорошо, что вернулся, а то хоть МЧС вызывай. Паша снова ржал как конь, а я саркастично спросил: — А не твои ли друзья отправили меня в это самое Мухино? — Ну, ошиблись парни платформой, с кем не бывает… — потом, конечно, Паша, неловко скрывая улыбку, признался: — Ну пошутили неудачно. Бухие же. — А не ты ли нос одному из них разбил? После этих слов Пашины улыбки куда-то мигом исчезли, точно он хотел поскорее замять эту ситуацию, и следующее он сказал быстро и лишь бы оборвать звонок: — Позвони Полине, она вообще-то волнуется за тебя, придурок. Как и ожидалось, звонок он тут же сбросил, и потом я тупо сидел и названивал Полине, но ответа не получил ни в первый, ни во второй, ни в десятый раз, и тут я всерьез подумал, что что-то случилось. Интересно, а Паша только родокам звонил и вешал лапшу на уши или ей тоже? Может, она просто отошла, может, гуляет с какой-нибудь из одноразовых подруг… К вечеру я уплетал обед и писал Полине, что так хотела быть Пользой, сообщения в ВК. ВК же подло заявлял, что ее не было онлайн со вчерашнего дня, и это насторожило меня еще больше. Я не спал всю ночь, серьезно, друг, меня правда беспокоило, а на утро… Кажется, наше время с тобой выходит, поэтому сейчас давай вкратце, а остальное на следующем свидании. Утром я ехал на трамвае, наблюдая будничную картину: какой-то безбилетник пытался доказать, что Зинка из ларька с билетами не вышла на работу и не получат контролеры его тысячу. Так или иначе, штраф они выписали, стоило типичному Анатолию Геннадьевичу в черной форме надавить. Я наблюдал за этим лишь бы перебить мысли о Полине, а потом… Потом я не дождался лифта и как дебил несся по лестнице в небо… Вверх, на девятый этаж новенького дома. Полина опять не закрыла дверь, а ее родные опять куда-то свалили, и мне показалось, что все происходящее — замкнутый круг или какой-то день сурка. А самое страшное, тогда я боялся опять увидеть бутылку на полу и канцелярский нож в руках Полины. Ты удивишься, ничего из этого я не увидел. Полина как будто ждала меня. Молча сидела на краю кровати, одетая в хлопковую рубашку в черно-белую клетку и джинсы, разглядывала, кажется, свое отражение в зеркале. А на фоне опять эта навязчивая песня доносящаяся из динамика айфона: Пальцы Полины словно свечи в канделябрах ночей, Слёзы Полины превратились в бесконечный ручей, В комнате Полины на пороге нерешительно мнётся рассвет, Утро Полины продолжается сто миллиардов лет. На самом деле она не плакала, на лице совершенно безразличная ко всему мина, она, кажется, даже не заметила, как я пришел. — Польза, — тихо окликнул я ее. Она молчала. Подойдя ближе, я увидел, что на груди у нее по-прежнему дешевый кулончик в форме сердца, который я уже забыл когда подарил ей по приколу. А еще ее глаза покраснели то ли от недосыпа, то ли она проплакала всю ночь, а теперь не находила себе места. Я осторожно положил ей руку на плечо и сел рядом. Потом ладонь дрогнула и будто не слушая меня стала поглаживать ее волосы. Я спросил: — Все в порядке? — Конечно, — кивнула она, едва выдавив это из себя. — Просто еще одна ночь без сна. Отстойный на самом деле был Новый Год. Как год встретишь — так и проведешь, да, Мэт? — У меня тоже, — помню, сказал я, хоть и не стал рассказывать всех подробностей. Если бы Польза узнала, что я тусовался с какой-то Ритой в каком-то Мухино, точно вскрыла бы меня тем самым канцелярским ножиком. Помню легкий смешок и недоверчивый взгляд. Такой, друг, как у тебя сейчас, когда ты слушаешь все это и знаешь, что времени остается все меньше. Ах да, именно тогда спокойствие удава стало испаряться по капле, и уже немного нервно Польза сказала: — Паша звонил мне, говорил, что вы хорошо провели время, только задержались… — Это была прелюдия: — Почему ты даже не позвонил мне, Мэт? Ты мог хотя бы поздравить меня. Не знаю, если она хотела вызвать у меня чувство вины — у нее это ловко получилось, и эта бомба замедленного действия только продолжила наращивать обороты: — Помнишь, как-то в парке ты сказал, что этот Новый Год мы встретим вместе, в каком-нибудь кафе. Ты обещал мне кое-что, но уже не важно… Я тусовалась с мамкой, отец работал, сейчас оба работают, а я сидела как дура и ждала тебя. Правда. Можешь даже не хихикать. Я вовсе не хихикал. Напротив, мое лицо тогда наверняка приняло такое выражение, будто я убил кого-то. И да, друг, продолжай тихо осуждать меня, продолжай думать, что я — разгильдяй. Я не помнил ни одного обещания, не помнил про кулон и смысл красного шарфа… Или сейчас не помню. Слишком много событий произошло и даже все, что я тут рассказываю, может быть недостоверно. Но одно потом помню точно, я сыграл с Пользой в злую игру, каюсь. Я все не переставал успокаивающе поглаживать ее и в тот момент, когда показалось, что она готова сорваться на истерику, в противовес прошептал ей на ухо: — Следующий мы обязательно проведем вместе. Ну чего ты? Я же не мог отказать твоему брату, моему другу, Паше. — Паша тоже так говорил… — Потому что так и есть. Я телом почувствовал, как перестают дрожать ее руки, хотя дрожали они у нее почти всегда, поэтому она так часто курила, чтобы успокоиться. Вот и сейчас. Достала свой вишневый Ричмонд и сказала, совсем не стесняясь задымлять квартиру и бросать окурки на паркет: — Я вам верю, тебе особенно, Мэт. — У меня просто села зарядка. Верь мне, Польза. — Хорошо… Извини. Она сделала две-три затяжки, но скромная комната провоняла хуже, чем от вейпа. Она встала, метнула недокуренную сигарету в окно, потом манерно повернулась и поправила прическу. Польза смотрела на меня сверху вниз, как королева, и тогда ясно помню ощущение, что я — ее собственность, и если ее что-то еще раз не устроит, она и вправду закатит скандал. А это… Это был нервный срыв. Совершенно тихий, буквально немой, но все же был таковым или мог бы случиться, если бы не я и Паша. Впрочем, не важно, как и все остальное, потому что остаток утра и дня мы провели наедине, что-то говоря, валяясь в постели и держась за руки. Не подумай ничего такого, я серьезно. И самое главное, когда мы прощались, Польза обняла меня и с каким-то особым трепетом поправила мой шарф. Она доверчивая и очень мягкая на самом деле, как бы ни пыталась шокировать тебя и манипулировать. На самом деле, у нее это всегда плохо получалось, гораздо хуже, чем у меня или моего друга Паши. Или мне так казалось. Вечером того же дня мы уже вполне себе буднично переписывались и кидали сердечки, а потом я смотрел видео Ларцева и Коли Селфи, который пережевывал очередной выпуск «Пусть пошумят» и рассказывал, как сходил на него. И эти видосы были неплохой такой жвачкой: смотришь и забываешь и про Полину, и про Риту, и про пассивных родоков, ты просто смотришь и слушаешь. Именно тогда я задумался, что, может, в том же и магия зомбоящика. И, вероятно, я бы провел весь вечер за просмотром видосиков, но ближе к двадцати трем раздался звонок: на дисплее светился незнакомый номер. Я ответил. — Привет, — раздался очень знакомый мне голос. Такой теплый, хоть и низковатый, хриплый. — Рад тебя слышать, — предательски дрогнул мой голос в ответ.Разлука
Просто звонок, просто… А ты все слушаешь и смотришь на меня осуждающе, поняв, что я все-таки тот еще кусок. Хотя выводы делать тебе, я же в самом начале сказал, что никого не убил, не обокрал и не изнасиловал. Я тебя не знаю, а ты не знаешь меня, следовательно, и выводы ты мог сделать любые. Как я и предполагал, нас с тобою разлучают. И знаешь, напоследок скажу, что сейчас я понимаю Полину. Совершенно не могу спать. Не плачу в подушку, но уже давно ничего не чувствую, и у самого как-то возникают дрянные мысли. Просто хочется что-то чувствовать, хочется вспомнить все, а у нас крадут время. Ты уходишь, меня уводят. До встречи. Ты, конечно, можешь не прийти на следующее свидание, я не обижусь.