Ступени

Когда Эм сказала, что прошло три недели с их возвращения в Хогвартс, Марлин удивилась. Ей казалось — минуло несколько лет. Каждый день тянулся вечность, напоминал ей о Томе, будто она хоть на секунду забывала. Эммелина, Сириус и Питер по очереди пытались утешить её. Марлин пыталась улыбаться в их присутствии и отказывалась выходить по вечерам из комнаты. Она всё думала: кто из Пожирателей убил её брата? Как это было? Навязчивые мысли не покидали её, проникали в сны. И хотелось вцепиться в горло кому-нибудь из этих слизеринских выродков. Зачем она тогда остановила Сириуса? Пусть Регулус и был его братом, но слизеринцем ведь. Поэтому Марлин так обрадовалась, когда в коридоре задумавшаяся Доркас Медоуз толкнула её плечом. — По сторонам смотреть не учили, а? — тут же закричала Марлин. Доркас обернулась, изогнула бровь так, точно рассчитывала на извинения. Сучка. — Да я к тебе обращаюсь, Медоуз. Та передёрнула плечами: — Остынь, Маккиннон. Лучше бы она молчала. — Не смей говорить со мной так, Пожирательница, — и быстро сократив разделявшую их дистанцию, ударила Медоуз по щеке. Она охнула, — идеальное лицо исказилось — схватила Марлин за руку, прежде чем та успела снова занести ладонь. — С ума сошла? — Да, — выплюнула Марлин. — Из-за таких, как ты. Медоуз побледнела: — Прекрати это. Они всё ещё стояли очень близко друг к другу, и Марлин видела, как Медоуз закусила губу. «Что? Не хочет признавать очевидного?» — Доркас, я… — к ним подошёл Ремус. Видно, заметив, что происходит, напрягся. Одарил каждую внимательным взглядом. — Мм… девочки? Марлин нервно рассмеялась: типичный Ремус — никаких тебе решительных действий и вечная надежда на то, что можно уладить всё миром. Вот же тюфяк. Но тут Медоуз, вероятно, взглянув на Ремуса из-за плеча Марлин, отпустила её руку и сделала шаг назад. — Маккиннон нехорошо, — сказала она. — Нужно взять успокоительное у мадам Помфри, — помедлила. — Я схожу. — Ничего мне не надо от тебя, шваль, — пробормотала Марлин. Она уже не была так зла, как за несколько секунд до этого. Обняла себя руками и смотрела на Ремуса и Медоуз. Недаром Сириус опасался. И почему она тогда не воспринимала его страхи всерьёз? Вот эти двое молчаливо сговариваются в её присутствии, а так быть не должно. Нельзя верить таким, как Медоуз, и Марлин — настоящая дура, раз недооценила масштаб бедствия. Медоуз быстрым шагом скрылась за поворотом, не оглянувшись напоследок. Видно, действительно пошла за зельем. Ещё чего — не будет Марлин пить дрянь для психов. Она хотела уйти, но Ремус остановил её обхватив плечо рукой: — Пожалуйста, подожди, Марлин. — Я всё равно не приму это ваше зелье, — проворчала Марлин, сбрасывая руку Ремуса. — И зря, — вздохнул он. — Хотя бы дождись Доркас… и что она тебе сделала, кстати? Марлин нахмурилась: — Будто не знаешь. Не собираюсь я её ждать и тебе не советую. И быстро развернувшись, пошла в гостиную Хаффлпаффа. Ремус кричал ей что-то вслед, но Марлин проигнорировала его просьбы остаться. Она вообще никого не собиралась слушать. Тем более кого-то, кто был явно неравнодушен к слизеринке. *** — Вот, — начала Доркас, протягивая ему склянку с зельем, но тут же замерла, увидев, что Марлин нет поблизости. — Давай мне. Я передам или попрошу Сириуса, — сказал Ремус. Он видел, что Доркас зла, что она устала. Все губы у неё были искусаны — волновалась. Да и как не начать переживать после таких обвинений. — Постарайся не злиться на Марлин, — попросил Ремус, когда они пошли по коридору. — Не переживай. Я привыкла. И это признание заставило сердце Ремуса сжаться. Какая несправедливость, какая жестокость. — И всё равно, — начал он. Доркас помотала головой, давая понять, что не желает продолжать этот разговор. Будь он кем-то другим — не оборотнем — Ремус бы непременно обнял её сейчас. Но какое он имел право предлагать ей свою поддержку, надеяться на что-то? Он скользнул взглядом по её лицу, спустился ниже и вдруг заметил, что на шее у неё висит серебряная цепочка. «Неужели?» Доркас перехватила его взгляд. По её губам пробежала лёгкая улыбка. — А я думала, ты уже видел. Я ведь ещё тогда написала, что мне понравился твой подарок, — она замолчала. — Что мне жаль… надо было и тебе придумать просто… столько дел было. Казалось, воспоминания об этих делах заставили её нервничать. Ремус подошёл к ближайшему окну, опёрся на подоконник. Им обоим требовалась передышка. — Ничего. Я очень рад. Очень, — повторил он, зная, что не должен говорить такие слова. Когда Доркас не было рядом, Ремус ещё мог притворяться, говорить себе: «Мы просто напарники». Когда она оказывалась так близко, его выдавало всё — учащённое сердцебиение, сбившееся дыхание, вспотевшие ладони. Он не понимал только, как она до сих пор не разоблачила его, и вместе с тем надеялся, что этого никогда не произойдёт. Доркас Медоуз не примет его чувств. Она и не должна их принимать. Доркас достала из-под мантии кулон, провела пальцем по букве «Д». Она сделала это так нежно, что Ремус поспешил отвести взгляд. — Моя радость была больше, — наконец сказала она. — Мне никто никогда не дарил таких замечательных подарков. — Даже Э… — Ремус закрыл рот ладонью, осознав, что сболтнул лишнее. Но мысли о её романе с Розье не давали ему покоя в последний месяц. Он даже зачем-то вызнал все подробности их расставания у однокурсниц и Питера. Доркас мрачно усмехнулась: — Да, да, — потом перевела на него взгляд. — Я надеялась, что ты не знаешь, но это было глупо, верно? Вся школа знает. Все обо всём знают. Ремус не хотел причинять ей боль. Он ненавидел себя за то, что заговорил об этом. — Доркас, я… прости меня. Прости, пожалуйста. Она потянулась, чтобы убрать кулон под мантию, но тут остановилась. Посмотрела на него внимательно. — Ремус, я… ты не должен извиняться. Почти всё, что обо мне говорят, правда. Он вздрогнул. «А что о тебе говорят? — хотел спросить Ремус. — Что твой отец — Пожиратель, что ты и сама хочешь вступить в их ряды, просто притворяешься. Но разве это может быть правдой?» И Ремус отрицательно покачал головой: — Я хорошо тебя знаю, Доркас. Она улыбнулась, подошла к нему поближе. Он не мог больше бороться с собой, все доводы рассудка куда-то пропали, растворились. Она была тут — такая красивая, открытая — и поцелуй стал так же необходим, как глоток воздуха. Ремус снова отвернулся, сжал кулак, понимая, что сейчас завоет от тоски. Доркас заслужила лучшего. Не его. — Раз знаешь, то посмотри на меня. — Не могу, — признался он. Голос выдавал его с головой. Каждое движение разоблачало. Доркас дотронулась до его щеки, заставила повернуться к ней. — Я тоже не могу, — сказала она. — Но если подумать… та метла, я ведь залезла на ту метлу, а другого момента может не быть… Ты простишь меня? Он не понял ни слова из её речи. Всё перекрыло то удивление, то невероятное по силе чувство, захватившее Ремуса, когда Доркас коснулась его губ. И он потянул её на себя, поцеловал жадно, как хотел волк внутри него — зверюга, которой полагалось проснуться через пару дней. Доркас охнула, он отстранился, испугавшись. Она смотрела на него во все глаза, потом пробормотала: — Вот не ожидала… Ремус отступил, попытался сбежать. Какой позор, как он мог быть таким напористым. Вот недаром же он чудовище, выродок — даже ответить на поцелуй красивой девушки нормально не в состоянии. — Ремус, — Доркас схватила его за край мантии. Он закрыл лицо рукой, встретиться с ней взглядом было слишком большой пыткой. Она, наверняка, презирала его теперь или боялась, а ведь ещё секунду назад… — Рем, — она впервые сократила его имя, кажется, обошла, встала напротив. Он старался не полагаться на волчьи инстинкты, будучи человеком, всегда находил это отвратительным, но и поделать с собой ничего не мог. Доркас попыталась отнять его ладонь от лица, Ремус не позволил. Он хотел уйти поскорее, прекратить эту пытку. Вдобавок ко всему от Доркас слишком хорошо пахло — и это тоже чуял готовящийся к пробуждению волк. Мерзость. — Рем, не прячься. Всё хорошо, — она гладила его по руке. — Мне понравилось. Поцелуй меня так ещё раз, пожалуйста. — Нет-нет, — пробормотал он. — Лучше забыть обо всём этом. — Неужели я тебе настолько противна? Она заигрывала с ним. Это было очевидно, но он не мог не поддаться. Отнял руку от лица, закрыл ей глаза и поцеловал, стараясь не слишком увлекаться. Она жалась к нему — хрупкая, нежная. — Люпин… Медоуз, мне всегда казалось, что дежурство должно выглядеть несколько иначе. Оторвавшись от губ Доркас, Ремус встретился взглядом со скрестившим руки на груди Слагхорном. К удивлению Ремуса Доркас не смутилась, спокойно посмотрела на своего декана: — Укрепляем межфакультетские взаимоотношения. И нагло улыбнулась. Кажется, со Слагхорном такая тактика могла сработать. Ремус представил, что было бы, скажи он подобное Макгонагалл, и тут же выкинул из головы неприятное видение. Декан Слизерина и, правда, не рассвирепел, а рассмеялся: — Вы, как всегда, находчивы, Доркас. Думаю, каждому из вас нужно будет сходить на отработку, чтобы несколько… охладиться, — он повернулся, чтобы уйти, но потом кинул через плечо. — Так уж и быть оставим это между нами, но не забудьте о моем широком жесте, когда будете подписывать приглашения на свадьбу. Ремус посмотрел на Доркас — у неё были красные щёки. *** Лили никогда ещё не бывала на двойных свиданиях. Иногда она задумывалась, что же было бы, организуй они с Петуньей такое «мероприятие», но потом избавлялась от подобных мыслей. Вряд ли Джеймс и Вернон поняли бы друг друга. «Но если моя сестрица всё-таки решит выйти замуж за этого зануду, то такая встреча нас непременно ждёт». Впрочем, не было смысла сейчас переживать о будущем — тем более таком далёком. Лили заплела волосы в свободную косу — для разнообразия — и вышла из комнаты. Внизу её ждали мальчики. У Питера — кстати, весьма мрачного в последнее время — и Ремуса были дела, а вот они с Джеймсом, Сириусом и, конечно, Марлин собирались провести этот день в Хогсмиде вчетвером. — Сходим в кафе, прогуляемся, — сказал Джеймс, и Лили с Сириусом не стали возражать. Видимо, Марлин тоже согласилась, хотя ей, кажется, всё в мире было безразлично. Они встретились с ней и Эммелиной на выходе из Хогвартса. Прошли мимо Филча и, оказавшись в деревеньке, разбрелись в разные стороны. Лили махнула рукой Лунатику и Хвостику на прощание. Она ещё не привыкла обращаться к ним так, но Лили нравилось то, что теперь она полностью посвящена в эту тайну. «Интересно, а Марлин знает?» Лили не спрашивала об это у Сириуса, а уж приставать с вопросами к самой Марлин и вовсе не хотелось. Они сидели в кафе «Шоколадный шоколад», название которого полностью описывало здешнее меню, и разговаривали. Правда, в основном болтали Джеймс и Сириус — вспоминали о былых проказах. Лили заливисто смеялась, несколько раз спасала кружку Джеймса от падения (он мог задеть её рукой) и то и дело смотрела на Марлин. Та пыталась улыбаться и иногда кивала. Потом тяжело вздохнула: — Все мои истории связаны с Томом, так что… Во взгляде, которым её одарил Сириус, было столько нежности, что Лили захотелось отвернуться — очень уж личный момент ей открылся. — Хочешь рассказать? — спросил Сириус. Лили удивилась: вроде Марлин наоборот намекнула на то, что этот разговор тяжёл для неё. Ещё больше она изумилась, когда Марлин кивнула: — Да, пожалуй, да. И начала говорить. Сначала неуверенно, затем всё больше распаляясь, припоминая подробности, то улыбаясь, то смахивая набегающие слёзы. Сириус держал её за руку — в этом жесте было что-то такое уверенное, спокойное, надёжное. — Им повезло друг с другом, — сказала Лили, когда они разошлись у входа в замок. Сириус и Марлин хотели ещё немного прогуляться, а они с Джеймсом направились в гостиную Гриффиндора. — Как и нам, — улыбнулся Джеймс, легко целуя её в лоб. «Как и нам», — повторила Лили про себя. Когда они шли по замку, ей показалось, что по одному из коридоров пробежали какие-то люди, на стенах мелькнули тени, но Лили выкинула это из головы. «Не сейчас. Сегодня важен только Джеймс. Только мы». Подтверждая эти невысказанные слова, Джеймс переплёл её пальцы со своими.