* * *
День задался отвратительный с самого начала. Бервальд шел по улице весеннего Стокгольма, глубоко спрятав руки в карманы черного пальто с высоким воротом. Он был раздражен и внутренне очень громко ругался, хоть на лице его и оставалась все та же маска безразличия. Пронеслась мимо машина, которую он не заметил, стоя слишком близко к проезжей части. Брюки, ботинки и низ любимого пальто на флисе залила весенняя грязь. Оксеншерна продолжал безразлично пялиться то на брюки, то на дорогу, то вновь на брюки. Когда он вновь посмотрел на дорогу, то на другой ее стороне стоял парень. Этот идиот широко улыбался, смеясь явно над ним, Бервальдом. Никакого приличия, никаких манер, никакого сочувствия, в конце концов! Швед хотел было развернуться и уйти, чтобы этот странный молодой человек не увидел еще и заалевших кончиков ушей, но... – Извините! Вы, кажется, запачкались. Погодка нынче очень грязная. Стоит быть аккуратнее и смотреть за тем, где и рядом с чем вы ходите! Оксеншерна, опешив, обернулся. Этот самый парень стоял прямо перед ним, протягивая белый носовой платок. Скажите на милость, чем в подобной ситуации может помочь маленький носовой платок?.. Разве что утереть слезы. Парень говорил легко и непринужденно, будто вот так каждый день предлагает незнакомым мужчинам свои носовые платки и проявляет заботу, предостерегая от хождений в грязных местах. Его глаза лучились, как, собственно, и весь он. Светлые волосы, на вид еще и очень мягкие, белый берет и такой же белый шарф, небольшой рост, ямочки на щеках... Все это настолько запало в память к шведу, что тот и слова сказать не мог, беспомощно приоткрыв рот, а затем снова его захлопнув. Новым шоком послужило то, что этот сумасшедший, извинившись, присел рядом на корточки, начиная вытирать те места на пальто, которые были особенно страшные. При этом он не переставал говорить о том, какая ужасная сейчас погода так, будто это была самая прекрасная погода на свете. И вот тогда, смотря сверху вниз на этого чудака, Бервальд Оксеншерна понял, что хочет провести с ним всю свою жизнь, при этом не зная о Тино – да, это был именно он – совершенно ничего. Даже имени.* * *
– Смотри! Первая! – переполненный восторгом, воскликнул Вайнямёйнен, указывая пальцем на падающую звезду и широко распахнув глаза. – Можно загадать желание, – прокомментировал полет небесного тела Бервальд, поправляя плед на плечах финна. До встречи с ним, он считал подобные суеверия полной глупостью, но теперь это казалось чем-то нормальным, тем, что и должно быть. Они сидели на капоте старенького джипа, закутавшись в клетчатый плед и грея руки о термос с чаем. Над ними была вселенная, а Молочная Река пересекала небо, деля его пополам. Сегодня был звездопад, а потому Оксеншерна предложил выехать за город и провести ночь, смотря на звезды. – Хочу, чтобы мы всегда были вместе, – шепнул Тино, все еще смотря на звезду и зная, что будет загадывать одно и то же при падении каждой из миллиона таких же. – Про себя нужно, глупый. Иначе не сбудется, – шепнул в ответ Бервальд, едва сдержав улыбку. – Как не сбудется?.. – спросил финн, даже обернувшись. В его голосе и взгляде было столько ужаса, что и поверить сложно. – Тише... Я пошутил, – все же улыбнулся швед, легко целуя мужчину напротив в нос и думая о том, что, собственно, какая разница, вслух сказано желание или нет? Все равно они у них совпадают.* * *
О первой встрече после того неловкого случая волновался больше всего швед. Он никак не мог выбрать цветы, а затем решил и вовсе их не брать. День выдался по-весеннему теплым и ярким. Чистое, словно умытое, небо раскинулось над городом. Солнечный диск уже начал закатываться, но еще не успел заалеть, только лишь распуская на горизонте персиковые цветочки. Бервальд на свидания не ходил уже, кажется, лет сто. Он даже напялил официальную одежду, почему-то считая, что все будет проходить во всех приличиях. Каково же было его удивление, когда в ресторан, в котором они и договорились провести этот вечер, опоздав на шесть минут, – он считал, волнуясь! – залетел Тино с букетиком ландышей. Парень снял куртку и остался в обыкновенном бело-голубом свитере, который был похож на один из традиционных исландских. Оксеншерна дернул уголком губ, когда этот чудак вручил ему букетик ландышей, делая попытку галантного поклона. И, конечно же, в ресторане они сидели недолго. Тино вытащил его на прогулку по городу, показав самое красивое место, чтобы смотреть на закат. И даже смог рассмешить, учитывая то, что Бервальд даже сам не помнил, когда смеялся последний раз. И смутил, что еще более удивительно. Он просто сказал о том, что у шведа красивый смех. Но сказал это так, что последнему пришлось отвернуться, прикрыв заалевшие щеки рукой и нервно поправив очки.* * *
Финн смотрел на любимого и искренне недоумевал. А Оксеншерна смотрел на два абсолютно одинаковых дивана. Даже не так... Он прожигал взглядом эти два абсолютно одинаковых дивана. – Но они ведь... не различаются. Давай возьмем тот, что поближе, и... – Нет, – отрезал швед, тут же поправившись, чувствуя неловкость за то, что позволил себе грубость, – прости. – Все в порядке, но я все равно не понимаю, – Тино только плечами пожал, все еще созерцая эту картинку. – Берем этот, – наконец, после продолжительного молчания, вынес вердикт-приговор Бервальд, тут же пояснив, предупреждая возможные вопросы. – Он сделан надежнее. – Боюсь спросить, как ты это определил! – смеясь, всплеснул руками финн. – Мастерство приходит с годами. И раздался еще один взрыв тихого смеха, а после – просьба упаковать выбранный предмет мебели, направленная к консультанту.* * *
Музыка, иногда заедающая и прерываемая редким шипением, разносилась от граммофона. Крутилась пластинка с одним из старых французских вальсов. По паркету гостиной, скользя в шерстяных носках, медленно двигалась парочка. Оба они улыбались, только один широко и закрыв глаза, а второй едва заметно, любуясь и стараясь запомнить этот момент как можно четче. Одна рука Бервальда покоились на плече финна, а вторая переплелась пальцами с его. Они двигались медленно и, возможно, не идеально, но так, как было комфортно только им. И не было желания сделать танец красивым, но, несмотря на это, из него постепенно создавалось самое совершенное произведение искусства, какое только могут создать два человека.* * *
Объятия благодарности были теплыми, а неловкие поцелуи в щеку – нежными и трепетными. Белая собачка, еще щеночек, напоминающая маленький снежок с черным носиком, розовеньким язычком и глазками-бусинками, довольно тяфкала, придерживаемая под пузико заботливой и сильной рукой. Свитеры, белый и желтый, – с желтыми вообще отдельная история, ибо финн однажды попросил шведа выбросить все черные свитера, заменив на желтые, синие, да и вообще на более позитивные цвета, – грели немного меньше, чем объятия, улыбки и мимолетные поцелуи.* * *
– Клянусь, это самый вкусный кофе из всех, что я пробовал. Такой можешь приготовить только ты! – Вайнямёйнен снова отпил из своей чашечки. Внезапно лицо его изменилось, а глаза скосились к носу. Выглядел он сейчас крайне забавно и мило. Он поставил чашку на стол, и внутри что-то робко звякнуло. Мужчина поднял глаза на Бервальда, сидящего напротив, затем снова опустил внутрь чашечки, туда, где на донышке спокойно ждало своего звездного часа золотое колечко. – Выйдешь за меня? – осторожно спросил Оксеншерна, повторяя написанное на донышке кофейной чашечки, также осторожно касаясь руки сидящего напротив, стремясь уловить малейшее изменение в эмоциональном фоне любимого человека. – Ох, боги... Да, я... Да!* * *
Оба проснулись, резко раскрыв глаза почти одновременно. Тино подскочил на кровати и, нахмурившись, посмотрел в приоткрытое на ночь окно. Легкие тюлевые занавески покачнул ветерок. В комнате царила прохлада. Но звук больше не повторился. – Показалось? – спросил финн как бы у самого себя. Бервальд мягко затянул его обратно под одеяло, обнимая одной рукой. Когда прогремел второй взрыв, а затем и третий, то оба поняли, что вовсе и не показалось.* * *
И вот теперь они смотрели в глаза друг друга, зная, что не встретятся больше никогда; зная, что это последние секунды, проведенные вместе. Или нет?.. Они не решались даже на объятия, не то что на поцелуй. Мужчина в очках осторожно провел по щеке финна, ловя слезинку. – Не ставь точку, не надо... Я вижу по глазам, что ты думаешь о точке. – Точках. Пусть это будет многоточие. Они улыбнулись, но вышло не очень искренне. Объявили о немедленном вылете пятой полосы, сжигая тоненькие мостики между ними. Пятая – его. Тино быстро коснулся губ шведа своими, едва привстав на носочки. – До встречи! – крикнул он, высоко махнув рукой над головой и улыбнувшись. – До встречи... – едва слышно выдохнул Бервальд, боясь оторвать взгляд от фигурки, надевающей защитные очки и пристегивающей ремни в кабине. Кто-то попросил его уйти, еще кто-то этого потребовал. Но мужчина не слышал. В голове у него был вакуум, а в ушах звенело и гулко стучало сердце. Улетая в небо, Тино Оксеншерна бросил быстрый взгляд вниз, но там уже не было самого дорогого ему человека. Хотелось расплакаться, словно школьница, которую отверг парень. Но затем он вспомнил, что сильный; вспомнил, что летит защищать свою родину, ради которой готов пожертвовать жизнью; вспомнил о том, что летит, чтобы вернуться; вспомнил, что это не точка, а всего лишь многоточие, а еще вспомнил о том, что... Как бы ни повернулась к ним жизнь – их чувства будут вечно цвести ландышами.