***
Громко зевнув и тут же прикрыв рот ладонью, чтобы не захлебнутся слюнями, Юри прокрадывался к заманчивому холодильнику. Огромная вывеска «НЕТ ПОБЕДЫ — НЕТ КОТЛЕТЫ» резанула, как лезвие коньков по яйцам. Жизнь спортсмена — сплошная боль. Взяв давно ненавистный грейпфрут, Юри поплелся к обеденному столу. Вернувшись с тренировок и не застав Виктора дома, решил, что тот вновь следит за Юрой. На часах было без четверти четыре. Мания Виктора немного раздражала и, если честно, Юри хотелось не только просыпаться, но и засыпать в объятьях мужа. Откусив дольку цитруса, поморщился. Сладковато-горький вкус фрукта напоминал его жизнь с Виктором. Она такая же яркая, насыщенная событиями и самыми положительными эмоциями, о которых он даже не мечтал. Но вместе с тем во всей этой сказке есть обратная сторона медали — сам Виктор. Будучи с юности его ярым поклонником, Юри, как любой фанат, обожал только аверсную сторону фигуриста: его катание, ауру, харизму. Реальная жизнь со звездой кардинально отличается от фантазий. Он не ощущал себя нелюбимым. Нет, тут он был абсолютно уверен в чувствах мужа, ведь после свадьбы Виктор, в знак вечной любви, хирургическим путем вывел свой соулмейтный узор на бедре. Таким образом, он больше не сможет связать свою жизнь с человеком, предназначенным ему судьбой, и останется с ним, простым бетой, что не имеет ни запаха, ни метки и который никогда не подарит ему детей. Разве это не доказательство того, что его действительно любят? Но всегда есть то самое «но», что рушит даже идеальные отношения. И сейчас это «но» носит имя Юрий Плисецкий. Внезапный ночной звонок на домашний телефон — не редкость, и Юри уже потянулся к трубке, чтобы нажать на переадресацию, как прозвучало: «Юри, это Витя. Когда услышишь сообщение, возьми мою банковскую карточку и приезжай в полицейский участок, что находится возле больницы святого Петра. Люблю тебя».***
— Вау! Какой красавчик! Ми-и, ты только посмотри-и, — бывалая проститутка, лет так двадцати, нагло села рядом с Виктором. — Сладенького не хочешь? — обвела она острым с пирсингом языком по контуру огромного, как для ее маленького лица, рта. — Нет, — коротко ответил Виктор. — Не пожале-е-е-ешь-ь-ь, — она нарочно елейно тянула речь, пытаясь соблазнить потенциального клиента. — Двадцать баксов, и это будет самый незабываемый минет в твоей жизни, крошка, — не унималась проститутка, пересев на корточки между ног фигуриста. — Я же сказал нет, — закинув ногу на ногу, повторил Виктор. — Думаешь это, — указала она пальчиком на сидевшего по другую сторону от Никифорова Плисецкого, — что-то может? Сразу видно — целка забитая. — Слышь ты, шваль подзаборная, а ну села в угол клетки и не рыпайся, — тучный коп, стоявший перед камерой предварительного заключения, отогнал обнаглевшую девицу от нетипичных задержанных. На побитого и якобы с попыткой изнасилования омегу всем глубоко плевать. Таких по пять штук за ночь привозят. Маленькие шлюшки сами ищут приключений на свою задницу, а потом орут, что их изнасиловали и все в таком роде. Но вот второй казался птицей высокого полета. Определенно знаменитость, а с подобными лучше не связываться. — Ми-и, не будь таким ревнивым, — подмигнула она жирному полицейскому и ушла на другой конец полупустой камеры. Мысленно вздохнув с облегчением, Виктор поправил полы Юриного одеяла. Обнаженные ступни парня все еще торчали из-под «укрытия». Как ни пытался он их спрятать — все без толку: одеяло слишком короткое. И даже его курточка, которой он обмотал бедра парня, все равно не скрывала наготу Юры. Часом ранее, когда по непонятным для Никифорова причинам, его с Плисецким забрали в отделение полиции, он все еще не верил в тупость этих законов. Никогда прежде не сталкиваясь с властями, считал, что все живут более-менее одинаково, но действительность оказалась намного жестче. Теперь он хоть немного понимал слова Юры о несправедливости жизни и что омега это… Именно, что ЭТО? Нечто среднее и практически бесправное. — Не замерз? — нащупав заледенелые лодыжки, Виктор потянул их на себя. — Никифоров, ты что охренел? Отпусти, — Юра уже давно отошел от случившегося и дрожал вовсе не от страха, а скорее от холода и мало скрываемой злости. Чертова клетка, в которой, кроме него с Никифоровым, сидела безликая проститутка и еще несколько непонятных личностей, находился и тот самый урод Майк, что пытался его изнасиловать. Его самоуверенная рожа бесила больше всего. Видно, что парень полностью уверен в своей безнаказанности. — Майк Фельдман! На выход, — парень, лихо улыбнувшись опешившему Юре, вышел из камеры. — За вас внесли заставу двадцать тысяч. Вещи и документы получите в четвертом кабинете. Свободен, — монотонно говорил подошедший полицейский. — Виктор Никифоров! На выход. Сумма заставы сто сорок тысяч. Вещи и документы получите в четвертом кабинете. Свободен. — А как же Плисецкий? — Никифоров обескураженно уставился на копа. — Он единственная пострадавшая сторона, и вы отпускаете этого ублюдка под каких-то двадцать тысяч, а потерпевшего оставляете в камере. Это вообще как? — Вы знаете законы нашего штата, мистер Никифоров? Если нет, то на будущее ознакомьтесь. А теперь покиньте камеру, — безэмоционально ответил полицейский, закрывая клетку обратно. — Шикарно, — фыркнул Юра и, отвернувшись ото всех, забился в угол. Его жизнь и правда не имеет смысла.