***
В Москве было все же теплее и уютнее, чем в промозглом Питере. Многолюдный перрон, на котором естественно Юру никто не ждал. Стало немного не по себе. Возле вокзала не стояла дедушкина копейка и все казалось чужим. Он как всегда вспылил и его не ангельский характер, с которым он всячески боролся, вырвался наружу. Он очень много гадостей наговорил Виктору, стараясь задеть за самое больное, а теперь ощущал пустоту и щемящую душу грусть. Накинув на голову капюшон, Юра уныло поплелся к станции метро и сев в нужный вагон, поехал по знакомому адресу. Ни дом, ни двор совсем не изменился. Вечер вступал в свои права, а Юра все так же стоял и не решался зайти в родной подъезд. Что он скажет дедушке? Зачем приехал без предупреждения? Откуда живот? И где тот, кто заделал ему ребенка? Панический страх сковал и без того ватные, после бурного секса, ноги. Надо было подождать. Все хорошенько обдумать, а не как инфантильная истеричка, поджав хвост сбежать куда глаза глядят. Но не успел Юра в очередной раз повесить нос, как из-за спины услышал теплое: — Юрочка! Николай Юрьевич Плисецкий уже давно потерял свое здоровье и не только по статусу, но и по возрасту был пожилым мужчиной. После скоропостижной смерти единственной дочери, он с женой воспитывал любимого внука, как сына. Жена также не долго прожила и ушла следом за дочкой. Это должно было окончательно пошатнуть Николая Юрьевича, но он был еще тем стержнем. Юрочка, его отдушина и вера в лучшее будущие, не давал одинокому человеку сойти с ума. Он принимал любое увлечение внука и с открытым сердцем согласился водить мальчика на фигурное катание. Хрупкий и щуплый Юра был еще тем забиякой и драчуном. Жалобы со школы приходили также часто, как и участковый, что-то и дело, напоминал старику о безнравственности его кровиночки. — Деда, я только защищался, — оправдывался маленький Юра и дед Коля верил внуку. Вот и сейчас, дед Коля видел не взрослого красивого двадцатилетнего юношу, а мелкого мальчишку с разбитыми коленками и рогаткой в маленькой ручонке. Чай с малиновым вареньем, вчерашние, немного зачерствевшие, но такие вкусные пирожки с капустой и грибами и ласковая улыбка деда Коли. — Юрочка, что ж ты не предупредил, я бы встретил тебя на вокзале, — глаза прослезились и он грубым платком смущенно вытирал соленую влагу. — Дедушка, — Юру и самого душили слезы. — Я всего на неделю, — он не знал, что сказать дедушке и соврал первое, что пришло в голову. — Скоро экзамены, а я не могу их провалить. Юра не знал, что всего несколько дней назад Николай Юрьевич получил телеграммой запоздалое оповещение из Канады, что его внук, Юрий Николаевич Плисецкий отчислен за прогулы из национального университета. А после, позвонив, узнал, что внук уже давно забрал свои документы и никуда не перевелся. Но дедушка и не признался, также, как и не спросил, что это с его запахом, так как понял, Юрочка приехал не один, а с маленьким правнуком или правнучкой в еле заметном животе и скорее всего, ему вновь надо стать мудрым и разумным дедом, чтобы напутствовать свое чадо на путь истинный и не дать совершить греха. Свободная толстовка скрывала выступающий живот и Юра, чтобы не повергнуть деда в шок, сутками не снимал ее. А когда снимал, то напяливал неудобный, но абсолютно все скрывающий корсет, который когда-то одевал для занятий в балетной студии. Так пролетела неделя. Беззаботная, быстротечная и незабываемая. Завтра утром он сядет на поезд в Питер и поговорит с Виктором не как пустоголовый мальчишка, а как взрослый мужчина. — Юрочка, поедешь со мной в одно место? — дед Коля выглядел уставшим и лучше бы ему дома отлежатся да с местными пенсионерами в нарды сыграть, а не бодрствовать да в старой машине по городу колесить, но Юра лишь покорно махнул рукой и побежал в гараж разогревать старушку. — Поставь маме ромашки, а бабушке тюльпаны. Она их в молодости очень любила. Дед Коля привез внука на кладбище. То, что Юра скрывал от него свое интересное положение, значило лишь одно, он собирался избавиться от малыша. Такого он позволить не мог, но и приказать также. С Юрочкой это не сработает, а сделает только хуже. — Я помню Танечка, вот как ты, тоже задирой была. Совсем с омегами не дружила, все с альфами да бетами. Мы с матерью ругаем ее, в угол ставим, куклы покупаем, а она заявляет: «Уеду в село, стану трактористкой и буду там жить!» — Мама — трактористкой? А как же балет? — не верил своим ушам Юра. Он поправил красивый веночек на маминой могилке и поставил на надгробье крупные белые ромашки. — Ох, это потом Танюша захотела стать балериной, а после актрисой, а так, до пятого класса твердо собиралась стать трактористкой. Мы даже с матерью однажды отвезли ее в села, к деду Грише. Помнишь деда Гришу? — Юра отрицательно покачал головой. — У него был трактор, он им поля обрабатывал. Так вот, он взял Танюшу и целый день с ней в тракторе проездил. А тогда август был. Жара, духота. Думали все. Наверняка отвернет ее от такой затеи. — А она? — Юра уже с любопытством слушал рассказ деда о маме. — А она через час уснула в тракторе и проспала до самого обеда, а вечером заявила, что эта лучшая работа в мире. Кладбище не то место где смеются, но Юра не удержался от короткого смешка. — А когда она беременной пришла, — Юра напрягся и отвернулся от деда. — Сказала, что мужик тот женат, и на ней, молодой актрисе, женится не собирается. Рыдала очень и все просила найти доктора, чтобы аборт сделать. — И как же вы ее остановили? — Никак Юрочка. Упрямая она. Ты вот весь в нее, — дед Коля мягко улыбался и потрепал внука по светлой макушке. — А потом она сама одумалась. Сказала, что приснился ей белый ангелочек, который кружил по дому, и в день аборта, она пошла не в больницу, а побежала в детский магазин и купила тот самый голубенький костюмчик, который до сих пор хранится у меня в шкафу. — А он? Он когда-то появлялся? — почти беззвучно спросил Юра об отце. — Нет. Никогда. Слезы ручьем полились по красивому лицу и больше Юра не смог выдавить из себя ни слова. Лишь смотрел на юную, двадцати двухлетнюю мать и сдавлено рыдал.***
Виктор зло запустил чашку об стену, и та разлетелась на части. Неделя. Целая неделя без единого известия о Юре. Телефон вне зоны доступа. Где-то в Москве жил его дедушка, но где? Виктор не знал. Никто не знал. Он даже позвонил Фельцману и спросил, не знает ли тот домашний адрес своего бывшего подопечного Плисецкого. Но тот вначале наорал, звонок то был посреди ночи, а потом порывшись в своих записях, ответил, что давно утратил какую-либо информацию о мальчике. — Вик, не волнуйся ты так. Думаю, Юра просто у дедушки и не обращает внимание на телефон, — успокаивал его Юри, который догадывался по колким намекам Милы Бабичевой и ее молодого любовника, о рогах и копытах, что что-то произошло между Виктором и Юрио, но боялся спросить напрямую. — Юри, это я во всем виноват, я… — только он наконец собрался с духом как прозвучал звонок от Фельцмана с долгожданными словами и адресом дедушки Юры, Николая Юрьевича Плисецкого. — Привезем паршивца, поговорим. Это очень важно Юри. Этот очень важный разговор совсем не нравился Юри. Особенно когда закончились соревнования, и он занял не первое, а второе место, и его настроение совсем не к черту.***
За плечом небольшой рюкзак, на голове черная бейсболка, глаза скрыты под солнцезащитными очками, а на губах легкая улыбка. Юра снял очки и посмотрел уверенным взглядом в новый день. За неделю у дедушки он изрядно исхудал. Нервы съедали его, и он вместо того чтобы набирать нужные кило, только сбрасывал, от чего щеки немного запали, а живот стал меньше прежнего. Хотя какая разница, когда уже все свершилось и в кармане лежала справка от акушера-гинеколога. Вокзал был непривычно пуст. Только-что отправилось несколько поездов и людей моментально поубавилось. Юра шел к подземке, как его взгляд, хотя скорее даже не взгляд, а просто голова сама повернулась в сторону парковки где стояли в обнимку два мужчины. Виктор Никифоров и Юри Кацуки. Виктор как всегда мило улыбался и что-то шептал Юри, а потом наклонился и легонько притронулся к его губам поцелуем. Слишком мило и ранимо выглядели они в эту минуту. Возлюбленные, в жизнь которых влезло что-то чужое и все разрушило. Теперь они не смогут быть вместе, впрочем как и Юра с Виктором. Да, он красив, сексуален и очень сильно влечет его, но разве это любовь? В горле застрял колючий ком, а с лица сошла уверенная улыбка. Юра не пошел в подземку, а направился к парковке. Это надо закончить сегодня, иначе никак. — Не меня ждете? — с наигранной легкостью спросил он у парочки. На руках был всего один билет в Москву. Виктор выбрал не лучшее место для своих откровений, но держать в себе такой груз лжи было мучительно больно. — Юри, — он провел кончиками пальцев по скулам любимого. — Милый Юри. — Вик, ты пугаешь меня. — Юра, он, — слова давались с трудом, — он мой соулмейт. Тишина казалась невыносимой. Вокруг тебя сотни людей и машин, но ты становишься абсолютно глух и не можешь адекватно отреагировать на сказаны ранее слова. — Что? Он кто? Соул… — Соулмейт. — Вик, — зрачки нервно забегали. Юри готов был услышать многое. Что Виктор изменил ему, что у него временное увлечение или что им на время надо пожить отдельно. Все, но только не это. Это означало разрыв. Бесповоротный и неизбежный. — Но знак, — хватался он за соломинку. — Ребенок. Мы зачали его не через пробирку, — зубы Виктора скрипели, и он все никак не мог убрать руки с лица Юри. — Я не знал. Я хотел, чтобы у нас была настоящая семья. Ты, я и наш малыш. — И потому переспал с Юрио? — в карих глазах заблестели слезы. — Да. — А он оказался твоим соулмейтом, — губы дрожали. — Прости меня. Я все разрушил, — этого было мало чтобы заглушить боль предательства и утраты. Виктор нервно улыбнувшись сделал прощальный, самый невинный из всех их ласк, поцелуй. Он не видел и даже не почувствовал, как подошел Юра и как его сердце при виде этой сцены на секунду замерло. Виктор прощался с любимым, действительно любимым человеком, сжимая в руке его заплаканное лицо. Голос Юры вывел Виктора из ступора. Тот стоял в двух шагал и неотрывно наблюдал за происходящим. Для Юри увидеть Юрио, как нож в сердце, и не в силах держаться, он разворачивается, ни проронив ни слова, уходит к своей, взятой на прокат машине. — Юри, — сорванным голосом прошептал Виктор, провожая взглядом мужа, и Плисецкий понимает, что сделал правильно. Он и есть тот самый третий лишний в этой идеальной семье. — Вик, — рука потянулась к нему. Юра держал его за рукав слишком тонкого для такой погоды пальто. — Держи. Боль бывает разной: головной, сердечной, а бывает вот такой, когда умереть легче чем жить. Юра протянул ему сложенный в четыре листик бумаги с мокрой печатью и свежей подписью. «Справка о прерывании беременности Юрий Николаевич Плисецкий. Дата рождения: 01.03.2001 г. Возраст: 20 лет. Семейное положение: не замужем. Срок беременности: десять недель. Причины настоящего аборта: нежелание иметь ребенка. Диагноз: беременность прервана на десятой неделе. Подпись_________ Печать__________» — Прощай, Витя. Наш контракт разорван, — и обернувшись, ушел в сторону подземки. А люди все шли мимо и не обращали внимание на одинокого мужчину, который стоял на коленях и глухо рыдал об утраченной любви, не родившемся ребенке и разбитом сердце.КОНЕЦ