Terra in una gabbia d'oro / Заточенная в Золотой Клетке

Белла сидела на полу своей комнаты в своей клетке, уставившись в потолок. Её слезы высохли, а глаза устали. Она блаженно прикрыла их, потому что больше ничего не чувствовала. Все, что у неё было, теперь не с ней. Она собственными руками, словами, прогнала Эдварда. Она велела ему не возвращаться! Чтоб её! Как она могла? А он, разве он не понимает, что нужен ей во что бы то ни стало? Несмотря на её дурной характер и подобные выходки? Он не понимает, что боль, причиненная ей Чарли, этот отголосок прошлого, нуждается в помощи. Она нуждается в помощи, только не психологической, не психиатрической, а его. Его помощи! Её единственное желание быть рядом с Эдвардом, просыпаться рядом с ним и засыпать на его груди, не ощущая ночных кошмаров, видений прошлого… А что теперь? Каковы были и есть его желания? Возможно, она слишком резко отреагировала на его предложение, ведь он действительно хотел помочь ей, но рассказать все это хоть кому-нибудь, кому-либо – невозможно! Она умрет от боли, когда попытается объясниться. Стыд, страх, боль – все это неотъемлемая часть её. Долгое время – с самого рождения – никому кроме Рене она не была нужна. У неё не было подруг, не было друзей, не было сестер или братьев, у неё даже не было отца – так редко она его видела, а потом тот случай... Её судьба будто подвержена злому року. Она обречена терять самое дорогое, что есть в жизни, и потом пытаться вернуть это. Эдвард нужен ей, он годится ей в отцы, но он нужен ей! Белле плевать на его возраст, на его красоту и состояние, она даже готова терпеть его гневные выходки, но хотя бы иногда видеть человека, которого полюбила. Это нежного, заботливого Эдварда Каллена, проводящего с ней каждую ночь, гуляющего с ней по саду, спасающего её из темного леса и защищающего от всего на свете. Он обещал ей, что убьет любого, кто заставит её страдать, а она спросила, что бы он сделал с собой и он серьезно ответил, что тоже самое. Это правда или ложь? Можно ли верить словам человека, который вчера ласкает тебя, втирается в ее доверие, а на утро предлагает затащить в дурдом? Или она просто не поняла Каллена? Как бы там ни было, теперь ей не больно и не страшно. Она словно бы опустела, её душа унеслась куда-то к райским садам, пока она обдумывает свою жизнь и поганую судьбу здесь, лежа на мраморном полу. Слезы её иссякли, силы её пропали и жизнь ее, кажется окончена… «Ну что ты теперь скажешь, судьба? - хотелось закричать ей. – Ты добилась своего?! Я одна здесь, и я умираю! Будь ты проклята, судьба!» - но она не закричала, она продолжала помышлять о жизни и о смерти, надеясь, что избавление от страданий и горестей принесет ей именно смерть! Тем временем в жарком Тунисе, Каллен пытался прийти в себя и начать вести переговоры с туземцами, но это, кажется, было ему не по силам. Он будто бы был распилен на части. Его сердце, его душа, все это исчезло. Он верил Белле, он любил её, а она сказала ему «не возвращайся!». Господи, да за что же ему такое наказание? Мечтал лишь раз поцеловать её, быть с ней, любить её и оберегать, а теперь потерял все это как в страшном сне. Он до сих пор краем сознания – что не характерно для взрослого мужчины – верил в то, что это просто страшный сон. Впервые за эти годы ему снится кошмар и когда он проснётся, все будет как прежде – Белла рядом с ним, доверчиво обнимавшая его и искавшая в нем забвения – но этого не будет и эту суровую реальность Каллену предстояло принять. Он пытался забыться, пытался списать это на юношеский максимализм Беллы, на то, что она не отдавала себе отчета в том, что делает. И это у него получалось – но ненадолго. Он прекрасно осознавал, что чтобы не случилось, он будет любить её, он будет всеми силами пытаться быть с ней и вернуться к ней, но кто сказал, что она захочет? Какая же ужасная у него жизнь! Полная трагедий и боли не только для него – он бы с этим с радостью справлялся сам – но и для тех, кого он любит, для тех, кому он нужен, кому был нужен. А кому он нужен теперь? - Monsieur Kallen, les représentants de l'autorité locale sontarrivés, ilssontprêts à se rencontrer et examiner avec vous de la condition de l'accord! (Мистер Каллен, прибыли представители местной власти, они готовы с вами встретиться и обсудить условия договора!) – сообщил ему вошедший секретарь, и Эдвард был вынужден оставить свои помыслы о высшем, и заняться делами. Он знал, что в Тунисе все говорят на арабском, но государственным языком является французский, потому что Тунис ранее был французской колонией, а так как арабским он не владел, придется через переводчиков доносить до сведенья этих людей свои правила, которым они должны подчиняться. Благо, он знает французский и общаться с политическими деятелями официального правительства сможет без проблем, а ведь именно от них он и ждет помощи в этом нелегком деле… Покачав головой, будто пытаясь снять наваждение, он на миг остановился перед зеркалом, прежде чем выйти к представителям местной оппозиции. С другой стороны стекла на него смотрел человек с серыми, пустыми глазами, в которых не было ничего, кроме пустоты. Боль он искусно научился скрывать, да и для злости сейчас в его душе места не было. Ему казалось, что из него вырвали душу и оставили страдать тело, а сейчас это тело должно работать, заключать договора и разбираться с туземцами. Что за судьба у него? Наконец он отошел от зеркального проема и вслед за своим секретарем подошел к двум креслам, на одном из которых сидел человек в старом, замшелом костюме, не идущим ни в какое сравнение с элегантным и безумно дорогим деловым видом Эдварда. Этот человек собирается отвоевывать у него его же землю? Что за черт? - Здравствуйте, – поприветствовал Эдвард на французском, уже зная, что переводчик не понимает английского. Человек стоящий рядом с мужчиной перевел ему и тот быстро кивнул, не спуская с холенного Каллена жадных и горящих жаждой мести черных глаз. Эдвард ещё никогда не видел таких глаз. У незнакомца из оппозиции была длинная черная, с крапинками белого борода, и огромные, широкие черные брови. Его голова была наполовину скрыта под тюрбаном, а невероятно загорелая кожа бросалась в глаза. Зачем он одел тюрбан под костюм? Или в этой арабской державе так принято? - Здравствуйте и давайте сразу к делу! – послышался голос переводчика и Эдвард, быстро кивнув, сел на свободное кресло, рядом с этим странным человеком. - Мне пришлось отложить очень много дел, чтобы прибыть сюда и поговорить с вами, Ибн-усууд-Халиф! – произнес Эдвард, пытаясь правильно произнести незнакомое имя туземца. Переводчик тут же перевел его слова самому Ибну. - Я рад, что вы здесь, мистер Каллен, потому что неотложные обстоятельства есть и у меня. Я предлагаю побыстрее разобраться с этим вопросам, дабы не задерживать и вас и себя! - Конечно, - согласился Эдвард, разглядывая незнакомца более внимательно и отмечая несколько шрамов на его лице, видимо от пулевых ранений… - Что вы хотите от меня и моего делового партнера Джаспера Хейла? - Ничего личного, мистер Каллен, эти земли с алмазами должны принадлежать нам, потому что на них строили дома наши предки. Эти залежи были обнаружены нами на два дня раньше вас, но, к сожалению, выкупить их мы не успели. Закон будет на нашей стороне, поэтому предлагаю просто переписать россыпи на нас и мы разойдемся с вами как добрые друзья! - Это невозможно, - устало, будто объяснял прописную истину, произнес Эдвард. – Ибн-усууд-Халиф, эти залежи принадлежат мне и моему партнеру, мы не намерены продавать их вам, или тем более отдавать даром! К вашему сведенью в вашем законе не предусмотрены статьи, о которых вы говорите и мне это прекрасно известно! - Мистер Каллен, - наклонившись ближе к Эдварду, произнес туземец. Переводчик приготовился переводить. – Местное население насчитывает очень много вооруженных группировок, они недовольны происходящим и вы не в силах это изменить, исправить или «направить их на путь истинный», так как я понимаю, что вы христианин? - Какое это имеет отношение к моей религии? – нахмурился Каллен, непонимающе глядя на Ибна и переводчика. - А такое, мистер Каллен, что они все, как и я, полностью уверены, что нет бога кроме Аллаха на этом свете! Вы являетесь для них чужеземцем, как и они для вас! Не забывайте этого! - Халиф, мы с вами собираемся обсуждать религиозные наклонности арабских и американских стран? - почти насмехаясь, спросил Каллен, которому натерпелось поскорее завершить с этим делом, и вернуться в Нью-Йорк, пусть его там ничего и не ждет, но он должен окончательно убедить в том, что не нужен Белле… - Конечно же, нет! – отмахнулся араб. – Я говорю вам, мистер Каллен, что если вы не откажетесь от притязаний и владений этими россыпями, вас застрелят как… - тут внезапно переводчик остановился, и непонимающий Эдвард уставился на него. - Договаривайте! – велел ему на французском Эдвард, и переводчик, сглотнув, вынужден был продолжить - …вас застрелят как вшивую собаку… Эдвард перевел гневный взгляд на улыбающегося противной, желтозубой улыбкой Ибн-усууда-Халифа и яростно заговорил с ним, теряя терпение: - Ваша страна является настолько дикой, что вы собираетесь застрелить меня? - Не я, а наша оппозиция! – пожал плечами Халиф, смотря во все глаза на Каллена. – Это в ваших интересах, – отказаться от этих россыпей, если хотите жить! - Вы за себя побеспокойтесь, Ибн, – зло произнес Каллен. – Правительство ведь и до вас доберётся и ещё неизвестно кого из нас застрелят! - Мистер Каллен, советую вам быть поосторожнее со словами! – медленно и с угрозой произнес мужчина. - В общем, я не принимаю ваше предложение. Предлагаю встретиться завтра и уже с вашими новыми условиями, обсудить это снова! – вставая с кресла, сообщил Каллен. - Я так понимаю, вы отказывайтесь отдавать нам алмазные россыпи, мистер Каллен? – зло, блестя глазами, спросил Ибн-усууд. - Вы абсолютно правы, Халиф! – усмехнулся Каллен. – До завтра! – и вышел из комнаты, возвращаясь к себе в апартаменты. Гневный араб отправил переводчика подальше и, выйдя на улицу, направился к своему сыну, известному как лучший командующий оппозиционным отрядом. Войдя в свой дом насквозь пропахший ароматизированными свечами и, сжигаемым для тепла лошадиным навозом, он подозвал к себе сына Бали и когда тот сел перед ним, завел разговор: - مرحباالأب،لماذاأنتفيوقتمبكرجدا؟كيفولماذاالمفاوضات؟(- Здравствуйте,, отец, почему вы так рано? Как прошли переговоры?) - لاتسألابني،وهذايتصورالأمريكينفسهمنالله،ورفضأنيقدملناأرضنا! (- Даже не спрашивай сын мой, этот американец возомнил себя самим Аллахом, отказываясь отдавать нам нашу же землю!) - وماذاستفعل،والد؟(- И что же вы будете делать, отец?) - هذاالرجلفقدغريزةالحفاظعلىالذات،وقالانهلايعتقدماكنتأقوللهعنمجموعاتنا. كذلك،فإنهلاأصدقذلك،ثموهذاهومصير - لمعرفةقبلوفاته. (- Этот человек утратил инстинкт самосохранения, он не поверил тому, что я говорил ему о наших группировках.Ну что же, не поверил, значит, такова судьба - узнать перед смертью.) - ماأنتالأب؟ (- О чем вы, отец?) - لابني،وسوفغداسأتحدثإليهمرةأخرى ،ومناقشةبعضهراءمثلوقعنامعاهدةس لام،وفيساعةمناليومسوفتج لبإلىالمنطقة. عليكأنتكونهناكمعفريقناقناصالأعلى.وينبغيالانتهاءمنكلشيءفيخمسوثلاثينثانية. سأعطيكخمسثوانلهدف: لاطلاقالنارمباشرةإلىالقلب،واللهينهاكمتفوت! - وماذاعنالأبالأمريكيوالحكومة؟بالتأكيدهذاالرجلكبيرفيالبلد! (- О том, сын мой, что завтра я переговорю с ним вновь, обсужу какие-нибудь глупости вроде подписания нами мирного договора и в час дня выведу на площадь. Ты будешь там с нашим главным снайперским отрядом. Все должно пройти за тридцать пять секунд. Я даю тебе пять секунд на прицел: стреляй прямо в сердце, и не дай Аллах тебе промахнуться!) - إذاكانالأمركذلك،فإنهتنظيمجنازةفخمة! (- А как же правительство Америки, отец? Наверняка этот человек значим в своей стране!) - وينبغيأنالعمليةستجرىفيساعةمنالنهار؟ (- Если так, то ему организуют роскошные похороны!) - ليسبعددقيقةواحدة،بالي(- Операцию нужно провести в час дня?) الاستماعإلىوالدي -! (- Не минутой позже, Бали) - اللهيكونمعك،الله،بالي! (- Слушаюсь отец! Да хранит вас Аллах!) - باركاللهفيك،الأب! (- Да будет с тобой Аллах, Бали!) *** - Позвольте, Ибн-усууд, - продолжал Эдвард на следующий день, сидя напротив араба и не подозревая, что ждет его через пару минут. – Вы предлагаете мирный договор? - А почему бы нет, мистер Каллен? – искренне удивлялся мужчина, нервно теребя по креслу пальцами. - Ваша позиция изменилась за сутки? - Я посоветовался с другими, - неоднозначно ответил Халиф. - С кем? – непонимающе переспросил Эдвард. - Это не важно, мистер Каллен, бумаги при вас? – напряженным голосом спросил Ибн, видя что часы на стене показывают без пяти час. - Конечно, – Эдвард нахмурившись, взглянул на араба, подозревая, что что-то здесь не чисто. С чего бы ему пересматривать свои представления о россыпях? Он видимо пытается ввести его в заблуждение. - Тогда давайте подпишем их! Мои представители ждут нас на площади! – вставая, пригласил за собой Эдварда араб. - На площади? – ещё больше нахмурился Каллен. - С чего бы? - Это наши традиции! – безнаказанно врал араб, ведя Эдварда к выходу на площадь. Солнце палило во всю и от смога, исходящего от камней, было невыносимо жарко. Эдвард загородил солнце рукой, что бы оно его не слепило и как только он это сделал, Ибн исчез. Эдвард оглянулся, но не нашел его. И тут часы пробили полдень. Ровно стоящий Эдвард внезапно наклонился, заметив под ногами какой-то странный предмет, похожий на патрон, как вдруг что резко вонзилось ему между плечом и шеей с левой стороны с такой силой, что казалось, вся земля содрогнулась. Он ещё не знал, что наклонившись посмотреть на патрон, он спас себе жизнь. Промазавший снайпер попал не в сердце… Эдвард даже не представляя, что происходит, прижал руку к окровавленному месту и, озираясь, попытался понять, откуда был произведен выстрел, ведь ясно, что это. Внезапно послышался звук полицейских сирен, и Ибн, чертыхнувшись, подал знак сыну и они быстро покинули свои посты, скрываясь в неизвестном направлении. Рана, полученная только что, кровоточила и Эдвард насилу добравшись до древней стены, окружающей площадь, опустился на горячие камни и, тяжело дыша, прикрыл глаза. Жара, боль и кровь – вот она Африка и вот оно, состояние Эдварда Каллена сейчас. Кто ему поможет? Кто спасет? Где его Белла? Он хотел позвать её, хотел увидеть, хотел обнять, ведь она всегда придавала ему силы, делала боль терпимой, но теперь в его исстрадавшемся сознание пробилась мысль реальной действительность. Он не нужен ей, не нужен своей маленькой девочке! Он обречен умирать в одиночестве, в гордом, молчаливом и жарком, словно бы аду, одиночестве…