Запасной

      Антон едва не давится водой, слушая очередную байку Серёжи. Сумев на пару секунд побороть приступ смеха, он глотает воду, а потом разражается диким хохотом, запрокидывая голову. Дима тихо скулит от смеха, пряча лицо в ладонях. Даже Арсений посмеивается, несмотря на то, что снова не выспался. Это легко определить по землистому цвету лица, синим кругам под глазами и постоянным зевкам.       — Блять, Матвиенко, ты больной, — наконец выдыхает Шаст, утирая выступившие слезы. Тот лишь довольно улыбается и кивает.       — Мальчики, время пудрить носики. — В гримёрку заходит невысокая девушка, взмахивая кисточкой, будто волшебной палочкой.       — Арс первый, ему нужнее, — усмехается Позов, бросая взгляд на Арсения, но тот лишь фыркает и показательно закидывает ногу на ногу. Да, он знает, что выглядит хреново, знает, что издевается над самим собой, нагружая себя таким большим количеством работы, вливая в себя тонны энергетиков, забивая на сон. Он ведь не дурак. Ребята тоже это знают, поэтому больше не пристают с расспросами. Попов большой мальчик, он знает, что делает.       Парни стараются сводить все в шутку, тем самым как бы не влезая в чужую жизнь, но в то же время показывая свое неодобрение. Арс видит это. Понимает. Он благодарен.       Взгляд Попова скользит по друзьям, по гримерше Оле и останавливается на Антоне, который больше не улыбается, а хмуро смотрит в телефон и нервно кусает нижнюю губу. Арсений знает причину. Ирочка снова сливается, прикрываясь важными делами, а на самом деле наверняка поедет развлекаться с подругами или высасывать деньги из какого-нибудь богатенького лошка.       Мужчина презрительно кривит губы и отворачивается.       — Ну что, Оленька, колдуй, — улыбается он, глядя на немного смутившуюся девушку. Она не была в него влюблена, нет, просто не могла устоять перед обаянием актера, как и многие другие женщины. И не только женщины. Бешеная энергетика Арсения Попова как чума — не щадит ни мужчин, ни женщин, ни детей.       Хотя одного глупого длиннющего парня, видимо, все же пощадила.       — Так, парни, все сейчас идете переодеваться к шокерам. Их отснимем, и свободны будете, — слышится голос на съемочной площадке. Почти семь часов съемок нехило вымотали парней, хотя бывало, что снимали по десять, а то и по двенадцать часов. Тем не менее они выглядят вполне довольными, пусть и уставшими.       Вот только Арсу приходится совсем туго, потому что от недосыпа он едва держится на ногах. Голова словно превратилась в огромную гирю. Огромную, сука, ноющую гирю.       Мужчина, разумеется, во всей красе демонстрирует свой актерский талант, поэтому никто и не замечает, как ему плохо на самом деле. Он слышит указания и первым уходит переодеваться. В гримерке позволяет себе расслабленно выдохнуть и рухнуть на небольшой диван. Честно говоря, он был не особо удобным, но сейчас и голый бетонный пол показался бы Попову царским ложем.       Арсений обещает самому себе, что сегодня нормально поспит. Не будет хлестать энергетики и кофе, просто придет домой и заберется под одеяло, потому что это состояние, разумеется, помогает отвлечься, но он такими темпами долго не протянет. Да, сейчас он удачно скрывает свое состояние, но сколько это продлится? Когда Стас заметит (а он непременно заметит), что Арс довел себя до такого? Что будет потом? Начнут читать нотации или сразу попрут с «Импровизации»?       — Не попрут, — самому себе уверенно заявляет Арсений, принимаясь стягивать с себя рубашку.       Антон что-то негромко спрашивает у Арсения, пока они устало плетутся по длинному коридору в сторону душевых. Парень потирает плечи, которые побаливают после шокеров, а Арс в это время задумчиво рассматривает испачканные в липком соке руки.       — Арс, — вновь зовет Шастун, но ответа не получает. — Арс!       Попов вздрагивает и недовольно смотрит на друга.       — Че? — нервно бросает Попов, стараясь держать себя в руках. Да, он чертовски устал, все тело ноет, ему плохо, он хочет домой. Да, его бесит Антон, вечно поглядывающий в свой телефон со взглядом побитой собаки. Но он ведь не должен срываться.       — Нихуя, — цокает языком Шаст, останавливаясь. — Я спросил про завтра. Пойдешь завтра? Ну, сборище канала и все такое. Просто Дима предложил после этого идиотского вечера собраться всем вместе нормально, посидеть. Давно ведь не собирались. Ты как? — Антон устремляет взгляд зеленых глаз на Попова и недовольно толкает его в плечо. — Заебал спать! Я с кем разговариваю? Что с тобой такое? Ты вагоны по ночам разгружаешь?       — Хуены, — шипит Арс, потирая плечо и гневно смотря на Антона. Он правда старался себя сдержать, но Шаст ведь сам нарывается, черт бы его побрал! — Чего докопался до меня? Никуда я не собираюсь идти, ни на какой вечер, ни с кем сидеть я тоже не буду, понятно? У меня дел по горло.       На самом деле весь завтрашний день Попов планировал проспать, а про сборище канала и вовсе забыл. Он понимает, что говорит все это зря, что Антон, по сути, ни в чем не виноват, что дело в недосыпе, усталости. Он просто злой, потому что ему плохо, вот и все. Понимает, но остановиться уже не может, поэтому лишь надеется, что Шастун сам закончит этот бесполезный треп.       Однако тот вовсе не собирается молчать. Он немного удивленно смотрит на друга, не понимая, почему тот ведет себя как последний кретин с ним. Да и не только с ним. Арс в последнее время часто злился и срывался, грубил, хамил, тупо игнорировал обращенные к нему слова. Иногда он вдруг снова становился нормальным, но распространялось это только на рабочие часы, когда вести себя так мерзко было просто нельзя. Но камеры выключались, гости расходились, и тогда происходило невероятное превращение несравненного улыбающегося и вечно довольного собой Арса в злобного, измученного и нервного Попова. И это действительно напрягало остальных трех импровизаторов, напрягало Оксану, Стаса. И пусть Арсений считал, что Шеминов ничего не замечает, это было совсем не так. Он все видел, но ничего не понимал. Никто ничего не понимал. Уже несколько месяцев все просто пытались что-нибудь понять, сложить воедино все факторы, чтобы найти и устранить того червя, который сгрызал Арса изнутри. Арс тоже пытался устранить его. Поэтому и вел себя как ублюдок. Гребаный замкнутый круг.       — Ты совсем уже ебнулся, да? Может, хватит себя вести как баран? Ты чего добиваешься? — как можно спокойнее спрашивает Шастун, на что Арсений лишь вскидывает бровь. Что ж, Антоша, ты нарвался сам.       — А ты? — на удивление спокойно спрашивает Попов.       — Я тут при чем?       — Да мне на тебя смотреть противно. Таскаешься за ней словно преданный щенок, — буквально выплевывает мужчина, заставляя Антона пару раз удивленно моргнуть. Какого черта?       — Я мог бы сейчас поспорить с тобой, но не буду этого делать. Знаешь, почему? — через пару секунд все же говорит парень. — Потому что это не твое дело. Не лезь. Я со своей жизнью сам разберусь, без твоих советов. И без твоего одобрения.       — Даже так? — холодно спрашивает Попов, хотя на самом деле удивляется, почему из его ноздрей еще не повалил дым. — То есть до ее появления мы были хорошими друзьями, а теперь я вдруг стал никем? Мне просто тебя жаль, придурок, потому что ты ведь нихера не замечаешь с этой своей блядской любовью. Неужели не видишь, что ты ей не всрался, она тебя и замечает-то через раз!       Шаст морщится, чувствуя, как внутри закипает злость. Этот Попов что там думает о себе? Что он может решать за всех? Что все должны прислушиваться к его гребаному мнению?       — Знаешь, Арс, я всегда считал тебя своим другом. Всегда. Но ты действительно сам во всем виноват. Друзья обычно поддерживают друг друга как-то, пытаются подбодрить, а от тебя я только насмешки и слышал. Разве ты не должен уважать мой выбор, а? А ты поливаешь дерьмом меня, Иру. Поступаешь как мудак.       — Я пытаюсь направить тебя на путь истинный! — искренне возмущается Арсений, злясь еще сильнее, чем прежде, и не желая признавать свою вину. — Ты, блять, ослеплен как будто и нихера не замечаешь! Она ведь недостойна тебя, она… Тох, неужели не понимаешь? — почти шепотом заканчивает Арс. Кажется, у него закончились аргументы, поэтому он отводит взгляд и обессиленно вздыхает. Шасту даже на секунду кажется, что он видит перед собой прежнего, знакомого и всеми любимого Арсения, но лишь на секунду, потому что слова актера окончательно выводят его из себя.       — Твою мать, да что с тобой не так? — не выдерживает он, взмахивая руками и совсем ошалело глядя на друга. Он ощущает себя одним из тупых участников не менее тупого реалити-шоу. — С чего бы вдруг она недостойна? Чего я не понимаю? Хотя мне действительно кажется, что я вообще ничего не понимаю. Либо нормально обосновывай свои слова, либо заткнись.       Арсений прикусывает язык, несколько секунд молчаливо и внимательно вглядываясь в лицо Антона. В последнее время Шастун только и делает, что говорит об этой Ире. Но у нее ведь дохера поклонников, она плевать хотела на него, но стоит ей снизойти до наивного парня, как Шастун тут же, виляя хвостом и пуская слюни, бежит к ней. Влюбленный, сука, дурак.       — Делай, что хочешь, — раздраженно выдыхает Попов и цедит: — Продолжай бегать вокруг нее и вилять хвостом, блять. Флаг тебе в… зубы, — мужчина сухо ухмыляется и подходит к своему шкафчику, стягивая с себя футболку, запачканную после шокеров.       Антон же какое-то время молча смотрит на Арса, а потом в пораженном жесте поднимает руки и поджимает губы. Он больше не собирается выяснять отношения, не собирается слушать глупые предъявы и беспочвенные оскорбления в адрес своей девушки и себя самого.       — Ладно, Арс. Продолжай ненавидеть меня за то, что я влюбился. Дерзай. Только помни, что я никогда не поступал так с тобой, потому что ты мой друг. — Шастун разворачивается и направляется дальше по коридору в сторону душевых, попутно стирая с щеки какое-то варенье.       Арсений слышит брошенные ему в спину слова и тяжело сглатывает, нахмурившись. Сон как рукой сняло. Дыхание перехватывает, а в горле становится сухо. Честно, он и рад бы попросить прощения за свое мудачье поведение, за необоснованные обвинения, за то, что так ненавидит эту Иру, которую даже не знает лично, за то, что ненавидит этот счастливый блеск в глазах Шаста, когда он говорит о ней. Об этой чертовой Кузнецовой. Ненавидит ее и все, что с ней связано, но никак не Антона.       Вот только прощения просить он не станет. Не может. Робко выглянувшее из задворок сознания чувство вины моментально прячется обратно в свой закуток, а уже привычная злость вновь пробуждается в груди.       Попов разворачивается и идет за Антоном.       — Я ведь тебе добра желаю, — с отравляющим его самого презрением бросает в спину Шасту Арсений. — Ты так переживаешь, Антон. Ты растрачиваешь любовь не на того человека! — рычит он, сжимая кулаки.       Шастун изумленно замирает спиной к Попову. Сначала он даже не может поверить в то, что слышит. Не может поверить, что Арс действительно говорит с ним в таком тоне. Говорит с ним так, словно они не были близкими друзьями столько времени. Словно он презирает его, ненавидит всей душой.       Парень чувствует, как по коже бегут неприятные мурашки, а руки сжимаются в кулаки от подступающего гнева и обиды.       — Желаешь добра? Трачу любовь не на того человека? Ты сам себя слышишь? С каких это пор ты решаешь, кого мне любить? Я, блять, не твоя собственность, понял? Я буду любить, кого хочу, встречаться буду, с кем хочу, и трахать тоже буду, кого захочу. Какого хера ты возомнил? — Шаст изо всех сил старается сдерживать себя, держать эмоции в узде. Он знает, что со злости можно наговорить кучу глупостей, о которых потом придется жалеть. Он не хочет ссориться с Арсом, но тот, видимо, твердо на это настроен, иначе как еще объяснить это все?       Арсений чувствует огромный спектр неприятных ощущений в груди. Болезненных, сводящих с ума. Он облизывает губы и хмурится в замешательстве.       Почему так больно?       — Ты прав, — вдруг произносит он, отводя в сторону взгляд. К горлу подступает тошнота, но Попов старается не обращать на это внимание. — Люби, кого хочешь. Трахай, кого хочешь.       Мужчина еще раз осматривает хрупкую спину Антона, скользя взглядом по выпирающим позвонкам, которых хочется коснуться пальцами. Однако его ярость никуда не делась, она словно сделала небольшую передышку, чтобы затопить Арсения новой, более сильной волной.       Что хочет сделать человек, которому сделали больно? Сделать больно в ответ. Еще больнее. Как можно, блять, больнее.       Попов надменно улыбается уголком губ и недобро прищуривается, а потом медленно выдает:       — Я видел вчера, как ее отсюда забирал какой-то хрен на дорогущей тачке. Наверное, очередной ее хахаль. Как думаешь, много их у нее? Я вот держу пари, что как минимум еще один мужик у твоей возлюбленной имеется. На черный день, знаешь, чтобы деньги из него тащить. Расскажешь, каково это — быть запасным, а, Шастун? Нравится тебе? Ты жалок.       Антон на пару секунд прикрывает глаза, потому что действительно боится потерять сознание от слишком резкого прилива эмоций внутри. Их слишком много. Боль, обида, гнев, разочарование, толика ненависти и щепотка недоумения. В какой момент друг стал врагом? Мир с ума сошел или просто сам Шаст не понимает, в чем суть?       Он собирает мысли в кучу, все же поворачивается лицом к Арсению и смотрит ему в глаза. Синие, но потемневшие от гнева. Сколько же в них неприязни, сколько горечи.       — Серега со своей, Дима дома, с семьей. Так боишься остаться один, что пытаешься своими погаными словечками отгородить меня от Иры, м? Ты сам боишься стать запасным, Арс. Борешься за внимание такими мерзкими способами. И кто после этого жалок? — Антон совершенно не хочет говорить всего этого, но слова сами слетают с губ, оставляя после себя привкус желчи. Гадкий, отвратительный, но доставляющий странное пугающее удовлетворение.       — Я люблю ее, понял? — как финальный залп раздаются слова Шастуна. И они почему-то кажутся очередным средством уколоть Попова, а не искренним выражением чувств. Впрочем, в этом водовороте неприятных ощущений может показаться что угодно.       — Что ты сказал? — тихо хрипит Арс, когда Антон называет его запасным. Указывает на то, каким же одиноким стал Попов. А ведь он так зависит от близких людей, так боится остаться один. Он запасной? Для Шаста? Становится тошно, Арсений сильнее сжимает кулаки и окончательно срывается с цепи, слыша блядское «Я люблю ее». Он в порыве совершенно неконтролируемого гнева делает рывок и хватает Шастуна за плечи, вжимая того в стену. Наверняка останутся синяки, но кого это сейчас волнует?       — Что ты, блять, сказал? — почти кричит Арс, встряхивая парня. Он действительно чувствует себя так, словно сошел с ума. Но Антон остается невозмутимым. — Вот так ты относишься ко мне? Друг, да? Ахуенный же ты друг, если с такой легкостью променял меня на бабу! На бабу, которой ты не нужен. Браво, Шастун! Бегай за ней и дальше, как шавка дворовая, благодарно лижи ей руки, только не удивляйся, когда она наиграется и пнет тебя в очередной раз! Не приползай ко мне разбитый, раз я был нужен тебе только до тех пор, пока ты не променял меня на грудастую блядь!       Антон слушает. Молча слушает гневный монолог Арсения, хотя зубы сжаты до боли, а внутри все просто клокочет от гнева. Каждая клеточка его тела хочет размазать этого придурка по стене.       Да, Шаст переборщил, сказал лишнего, но разве Попов лучше? Разве не он начал все это? Не он ли начал все портить, выставляя напоказ свою ненависть к Ире? Откуда она вообще взялась, эта ненависть к ней? А к самому Антону?       Когда Арс все же замолкает, Шастун еще пару секунд молчит. Он просто не знает, что сказать, чтобы привести этого мудака в чувства. Очередная злобная речь не поможет, это лишь сильнее распалит Попова. Поэтому Антон стряхивает с себя руки мужчины и смотрит ему прямо в глаза. Ему хреново. Арсению тоже. Так почему же они продолжают все это делать? Чего добиваются?       — Я никогда не променял бы тебя на девушку, Арс. Даже на Иру. Потому что ты мой друг. По крайней мере, ты был им. А сейчас тебе стоит пойти нахуй, окей? Ты обвиняешь меня в том, что я хуевый друг, хотя сам ты ничуть не лучше, — произносит Тоша, отталкивая Арса и все же уходя в душевую. Казалось, он чувствует, как кровь циркулирует внутри, как в ней бурлит гнев, обжигая. А глаза обжигала обида. Он не хотел такого исхода.