Неправильный альфа. I. Проклятье куртизана

      Рэй стиснул руку Ади. Он долго ещё молчал прежде, чем начать говорить, а начал с прощения.       — Извини меня, малыш, — обратился он к омеге. — Я… наврал тебе вчера… Я никого ещё так сильно не любил, как тебя. Просто, понимаешь…       — Понимаю, — омега сжал его крепче в объятьях. — Давай не будем об этом. Скажи мне просто, почему ты хотел расстаться со мной. Ну не из-за страха же признания, в самом деле. Есть что-то более серьезное, да?       — Да, — альфа отрешённо покивал. — Я очень болен, Ади. Эти переживания окончательно свели меня с ума. Я стал опасным, понимаешь? Вот в чем дело…       — И чем же ты опасен? — омега внимательно присмотрелся к нему. — Я не замечаю в тебе ничего ужасного, кроме, разве что, излишней нервозности…       — Нет… — Рэй помотал головой, высвободился и уселся на диване, подтянув колени к груди. — Ты даже не представляешь, насколько всё это страшно. Я же не контролирую себя. Совершенно не контролирую! — он начал нервно покачиваться взад-вперед, и Ади положил руку ему на плечо. Рэй немного успокоился. — После смерти Люсьена, — продолжил он, — я промучился целый год. И даже лечение не помогло. Вернее, отчасти помогло, но от внутренней боли, о которой не знал никто, оно меня не избавило. Да и не могло избавить. Никто ведь не знал, что Люсьен умер из-за меня. А меня это убивало, просто съедало изнутри. И чем дальше, тем хуже. А позже начались видения: кошмары наяву, хождения во сне, внезапные обмороки, в общем, черти что началось. Но это ещё мелочи… — он затравленно огляделся по сторонам. — Понимаешь… Через год я начал страдать от одиночества. Я же тоже живой, и мне нужна любовь, нужен секс. Боль потери постепенно притупилась, и природа стала требовать своё — мне захотелось близости. Я начал искать себе спутника, и в конце концов нашёл. Хорошего омегу — милого, заботливого. Правда, я его совсем не любил, но он был очень ласков, а мне этого как раз не хватало. Постепенно я привык к нему, мы стали жить вместе, но потом опять начались мои видения — страшные, жуткие. Причём, вечером я ложился в кровать, засыпал, а очнуться мог уже утром — на улице, в парке, где угодно. Представляешь? К счастью, хотя бы одетый. И ничего не помнил. Но и это ещё ерунда.       Омега слушал внимательно, лишь осторожно поглаживая Рэя, когда он начинал слишком уж сильно нервничать. Альфа сразу успокаивался и продолжал свой рассказ.       — Потом случилось ужасное. После очередного припадка я снова очнулся — на этот раз дома, в собственной постели… рядом с омегой. Но ужас заключался в том, что я держал в руках кухонный нож, приставленный к его горлу. Он крепко спал — ничего не заметил, а мне оставалось лишь полоснуть лезвием, и его бы не стало. Я очень вовремя опомнился тогда, понимаешь? Какой-то странный холод в затылке меня разбудил. Вот как вчера… — он кивнул на пустой флакончик из-под пилюль, так и стоящий на столе. — Только вчера я полностью вырубился, когда этот холод коснулся моей головы, а тогда наоборот — очнулся. Пришёл в себя и, к счастью, не успел его зарезать…       Альфа покачал головой, глядя куда-то вдаль и, видимо, далеко уйдя в свои воспоминания — взгляд его сделался отстранённым, он как будто и не замечал ничего вокруг.       — А потом это повторилось снова… Но в другой раз я обнаружил себя, когда стоял над своим омегой и занес над ним походный кинжал. Тоже ночью, и опять он спал. А я… я тем временем готовился ударить его в грудь… Можешь себе представить?       Ади непроизвольно ахнул и прикрыл рот рукой. Рэй покивал, заметив этот жест боковым взглядом.       — Да-да, — снова заговорил он. — Вот так. И опять я очнулся вовремя — вновь этот холод в затылке привел меня в чувства. Убийства не случилось, но… это уже было слишком. Я расстался с омегой — испугался за его жизнь. Скандал тогда был жуткий, конечно — ведь он успел привязаться ко мне, даже строил планы. Да и я к нему прикипел, но стать убийцей во второй раз мне совсем не улыбалось. Поэтому пришлось вытерпеть всё: и проклятья, и расцарапанное лицо, и пожелания сгинуть в геенне огненной, но меня радовало лишь одно — он останется жив. Во всяком случае, от моей руки не погибнет…       Омега уселся ближе к спинке дивана, тоже поджал ноги, а потом придвинулся к Рэю.       — А дальше что было? — спросил он.       — Дальше… — альфа тяжко вздохнул. — Дальше я опять начал мучиться без любви и снова познакомился с парнем. Он тоже был хороший — очаровал меня. Причём, сначала я подумал, что это альфа. Но он казался омегой. Так удивительно… — Рэй с нежностью улыбнулся, вспомнив любовника. — Чего мы только не вытворяли с ним в постели. Я даже думал, что нашёл своё счастье… ровно до тех пор, пока в очередной раз не очнулся от сна и не обнаружил себя с веревкой в руках, обвивающей шею моего нового друга. Я его едва не придушил. А он опять спал и ничего не чувствовал… — Рэй с досадой прицокнул языком и расстроенно отвернулся — этот рассказ доставлял ему особую боль. — Я очень его полюбил, но мы расстались. На этот раз дошло даже до драки — он же был такой… крепыш, разозлился на меня, — Рэй снова печально усмехнулся. — Мне жаль, до сих пор очень жаль, что я его потерял. Он мог бы стать хорошим другом, но даже на это не согласился. Обиделся, тяжело пережил расставание. Я и не думал, что он так сильно меня любит. Но… просто я не хотел, чтобы он умер в моей постели…       Альфа обхватил голову руками, сник. Ади приобнял его, погладил по плечу, но при этом оставался спокойным, хоть Рэй и слишком уж тепло говорил о своём бывшем друге. Но Ади не ревновал — альфоподобные омеги никогда не вызывали в нём чувства соперничества. Скорее — жалость, потому что по жизни им всегда присваивался статус «дружбанов», даже если их пользовали в сексе. Да вот и Рэй сейчас на это же намекнул, поэтому Ади пока терпел эту исповедь, а альфа тем временем вздохнул и снова продолжил:       — После этого я зарекся от каких-либо отношений. Ну разве что довольствовался редкими встречами по найму — и всё равно это было не то. А хастлеры всё время спрашивали меня, почему я не могу найти себе нормального омегу — с моей-то внешностью… И каждый раз эти слова причиняли мне боль. В итоге я и с этим завязал. А потом появился ты…       Рэй повернулся к Ади и улыбнулся, взглянув на его красивое личико. Он вспомнил, как быстро рухнули все его защитные установки от одного лишь взгляда этих зелёных глаз. А омега покрепче обнял его, почувствовав тепло, с которым альфа о нём подумал, и взял его руку в свою.       — Дальше я знаю, — сказал он. — Но что стало с Люсьеном? Этот поступок ведь не был неконтролируемым. Всё произошло сознательно. Что тебя толкнуло на такой шаг?       Рэй снова вздохнул, немного подумал, опять повернулся к омеге.       — А что насчёт этого скажешь? — спросил он. — Ну… то, что я тебе рассказал. Разве у тебя не возникло желания сказать что-нибудь вроде: «Знаешь, мой друг, я тут, действительно, понял, что ты полный придурок, так что давай расстанемся от греха подальше, пока я жив». Нет?       — Нет, не возникло, — Ади ни на мгновение не усомнился. — И не подумаю уходить. Я не оставлю тебя, тем более в таком состоянии. К тому же я уверен, что эти твои заскоки быстро пройдут. Наверняка, это был результат сильного внутреннего напряжения. Но сейчас, когда ты всё рассказал, тебе должно стать полегче…       — Ах, если бы… — альфа обречённо покачал головой. — Я далеко не всё ещё тебе рассказал. Но то, что случилось с Люсьеном, навсегда отравило мне жизнь. Это, наверное, была самая страшная боль, которую я когда-либо испытал. И если с его потерей я в итоге хоть как-то смирился, но то, КАК он умер, этого я никогда себе не прощу. Я слишком много горя принёс в эту семью. Да и нет их уже никого. Папуля Люсьена слёг почти сразу и умер от горя буквально за каких-то пару месяцев. А потом и отец спился. И оба проклинали меня, на чём свет стоял, пока были живы. У них помутился рассудок, они винили меня во всём, но если б они знали, как были близки к истине. И пусть они обвиняли меня в случайности — мой отец даже злился на них за это, и Жан выходил из себя, — но они были правы в главном. Не было никакой случайности — я и был настоящим убийцей…       Рэй закрыл глаза рукой, опять замолчал. Ади не трогал его, потому что боялся спугнуть: рассказ, похоже, подошёл к самому главному, и омега опасался, что Рэй вновь замкнется. Поэтому он помалкивал, и в конце концов дождался — альфа снова заговорил, но на этот раз чувствовалось, что рассказ даётся ему с трудом.

***

      — Понимаешь… — начал он. — Люсьен был очень своеобразным. У него была одна нехорошая слабость — он был слишком любвеобилен. Просто нереально страстен, как будто тёк постоянно. А уж когда, действительно, тёк — это был вообще караул. Удовлетворить его было невозможно, доходило до истерик, он просто с ума сходил. И лекарства не помогали. В итоге… — тут Рэй запнулся, но потом, видимо, решил ничего не скрывать. — В общем, я покупал ему альф. Двух, а то и трёх сразу — из дома Любви. И даже они еле справлялись. Причём, всё происходило на моих глазах, и меня это в конце концов даже стало заводить. Но у меня и в самом деле физически не хватало на него сил — я выдыхался, просто падал без чувств, а ему всё было мало. Он очень страдал, пытался лечиться, но ничего не помогало. А альфы по вызову здорово спасли ситуацию — особенно во время течки. Да, собственно, только тогда я их и приглашал. А так справлялся сам, хотя тоже было нелегко. Люсьен всё время хотел секса: и днем, и ночью, постоянно, поэтому я жил на износ. А он без конца благодарил меня — за терпение, говорил, что я его спаситель, что ему впервые так повезло и он может теперь жить с постоянным альфой, даже не взирая на свою проблему. А уж сколько любви он давал мне в ответ — то была отдельная песня. Наверное, королей так не обхаживали, как меня. Но я и не сопротивлялся — в конце концов, заслужил и, можно сказать, заработал…       Тут Ади уже начал покусывать губы. Ревность так и засвербила в сердце, но нужно было выслушать всё до конца. А это становилось делать всё труднее — Рэй, похоже, слишком увлекся приятными воспоминаниями. В итоге омега прокусил губу до крови и даже вскрикнул.       — Ах! — он раздражённо стукнул себя рукой по коленке. — Ну хватит уже подробностей. Переходи к делу!       Рэй сразу опомнился.       — Ох, прости… — он обнял его и, не смотря на сопротивление, всё-таки поцеловал. — Извини… Я забылся… — но Ади так рассердился, что пришлось его отпустить. — Ладно, малыш… — альфа не стал его трогать — Ты только не думай, что мне всё это нравилось. Я лишь терпел, но моё самолюбие здорово страдало от этого. И пусть наблюдать за спариваниями — это был своего рода мазохизм, но я всё равно страдал и мучился больше, чем было нужно. И даже зализывание ран не особо-то помогало. Пусть в итоге я оттаивал, всё прощал, понимал, входил в положение, но боль в душе копилась. И в итоге произошел взрыв. Я не оправдываю себя — нет, но хотя бы пытаюсь объяснить, почему всё так получилось…

***

      Ади встал и пошёл за сигаретами. Захотелось курить, потому что сердце здорово затерзалось. Омеге вдруг стало казаться, что Рэй так и любит всех своих прошлых любовников, а Ади для него лишь игрушка для снятия стресса. И этот нездоровый мысленный поток надо было срочно прервать, поэтому Ади вынул из сумки пачку, взял сигарету и закурил, но уселся всё же не на диван, а в кресло — подальше от альфы. Взяв пепельницу, он отвернулся к окну.       — Ну и что дальше? — спросил он. — Чем всё закончилось?       Рэй посмотрел на него, но не стал обижаться — и так было тяжко.       — А дальше… — ответил он. — Однажды Люсьена не было дома, и я зашёл в его спальню. Там на столе стоял ноут, а на экране осталась переписка. Люсьен, видимо, ушёл недавно, так что экран ещё не погас, тем более он всегда ставил таймер чуть ли не на час — его постоянно бесило, если компьютер выключался внезапно. Я обычно никогда не лез в его дела: ни следил за ним, ни ревновал. А какой смысл? Он занимался сексом с другими альфами у меня на глазах. Так куда ещё ревновать? И если даже он где-то и изменял мне помимо этого, то это уже были мелочи, — Рэй горько усмехнулся, потом устало потер лицо руками, тяжко вздохнул. — Одним словом, слежкой я не страдал. Но тут вдруг случайно зацепился за текст. Не знаю почему, но начал читать. И чем дальше читал, тем страшнее мне становилось. Люсьен переписывался со своим другом, говорил ему обо мне. Писал, что альфа у него полный идиот и осёл, поэтому он изменяет ему как хочет, а тот и в ус не дует. Что альфа его слаб и не может его удовлетворить, поэтому приходится искать члены на стороне. Ну и всё в таком духе… — Рэй помолчал какое-то время, справляясь с чувствами. — И это после всего, что я для него сделал. После всех моих жертв, мучений, терпимости. Оказывается, надо мной насмехались, да ещё и делились этим с кем-то… Я думал, рехнусь, когда прочел это всё… Ты не представляешь, какая злость меня взяла. Все мои переживания разом взошли колючими ростками, и из них мгновенно выросла дикая ненависть. Любовь, если она и была, превратилась в прах. Всё, что сейчас я хотел, это уничтожить мерзавца голыми руками…       Рэй встал, прошёлся по комнате, нервно ударяя кулаком по ладони, а омега даже про сигарету забыл, наблюдая за ним испуганным взглядом, полным в то же время искреннего и глубокого сострадания.       — Какой же он ублюдок… — Ади со злостью раздавил окурок в пепельнице. — Да он ещё легко отделался! Надо было не так его убить! Надо было…       — Ади! — Рэй остановил этот горячий поток ярости. — Просто дослушай. Я лишь хотел, чтобы ты понял, что почувствовал я… Не спеши с выводами…       Омега сдвинул брови, обиженно плюхнулся в кресло и закурил ещё одну сигарету. «Ну-ну, давай, защищай его, — подумал он про себя. — И почему все альфы такие глупцы? Готовы ноги целовать всяким сволочам, которые только и делают, что вываливают их в грязи. Тьфу!» Ади стукнул рукой по подлокотнику.       — Ты просто дурак! — в сердцах выпалил он. — Его надо было сжечь на костре! Кожу живьем снять — вот что надо было сделать. Ты ему ещё услугу оказал…       Рэй улыбнулся, с печальным умилением поглядев на своего друга. Конечно, ему было приятно, что омега так сочувствует, и тем не менее, он поспешил исправить положение.       — Не торопись… Ты сейчас совершаешь ту же ошибку, которую совершил я. Точно так же и я бесился, и проклинал его. А когда он вернулся домой — готов был кинуться на него и растерзать на куски. Но я не смог и слова сказать, потому что боялся расплакаться. Как последний придурок. Но мне было ужасно обидно — больно, горько до ломоты, я никак не мог понять, чем заслужил такое. А он зашёл ко мне в кухню, улыбнулся, поприветствовал, спросил, всё ли со мной хорошо. Видимо, вид у меня был ещё тот. Но я не ответил — просто молчал и злился. Обычно в таких случаях он всегда спрашивал, что случилось, но тут ничего не спросил. Сказал просто, что плохо себя чувствует и хочет полежать, и попросил принести воды. Я принёс. Очень пожалев при этом, что у меня нет яда, который можно было добавить в этот стакан. Он взял воду, отпил, поставил стакан на столик, потом прилёг на диван, попросил закрыть занавески. Я сделал и это, всё ещё ожидая вопроса, чтобы начать разговор, но так и не дождался — Люсьен мгновенно уснул. И это меня ещё больше взбесило. Я снова пошёл на кухню… и разрыдался там, как последний омега… Сам себе был противен, но ничего не мог сделать… А потом, как омега же… ты уж прости, что я сравниваю… это к тебе не относится — просто образ моего стыда… Потому что вместо того, чтобы разобраться со всем и открыто поговорить, я просто трусливо включил газ и ушёл. Да ещё включил-то как подло: поставил две турки на конфорки, как мы обычно делали, когда варили кофе на двоих, вскипятил их, дождался, пока жидкость зальет огонь, оставил газ включенным и ушёл. Как последний подонок…       Ади тут же подскочил, сжав кулаки.       — Да ты всё правильно сделал! — возмущенно воскликнул он. — Ещё не хватало жалеть такую сволочь! А потом отвечать за его смерть! Да он вообще!..       — Ади, — Рэй подошёл и обнял омегу. — Просто дослушай… — он погладил его шелковистые волосы, прижал голову Ади к своему плечу. — Я ушёл… Долго ходил: по парку, по скверам, ходил и злился, проклиная весь свет. Ничуть не жалел о том, что сделал, напротив — осознание того, что проклятый изменник сейчас умирает, грело мне сердце. До тех пор, пока я не оказался на бульваре и не увидел одну страшную сцену: какому-то пожилому альфе стало плохо на улице. Вокруг собрался народ, вызвали скорую, а он лежал на дороге — без чувств, бледный, с синеватым лицом, и мне даже показалось, что он был мёртв. А его омега — видимо, муж — так убивался над телом. Он так горько плакал и так кричал, что у меня сердце оборвалось. И я вдруг подумал, что же я натворил? Ведь у Люсьена тоже были родители — те, кто его любил. И как же я мог, из-за собственного оскорбленного самолюбия — в чём, собственно, сам же и был виноват — но какое я имел право лишать его жизни? Это осознание меня как обухом долбануло. Я сорвался с места и помчался домой. А по дороге молился, только бы успеть… Но не успел… Соседи уже почувствовали запах газа, вызвали службы, дверь вскрыли, а Люсьен… он был уже мёртв…       Ади вздрогнул и машинально сцепился Рэю в спину, обнимая его. Не смотря на то, что он не винил его ни в чём, на сердце всё равно стало больно. А ведь и правда — разве родители виноваты? У папули ведь тоже был Ади, когда отец совершил своё страшное злодеяние, и тоже на почве задетого самолюбия. Но в итоге пострадал сын — в первую очередь. Потому что Ади никогда не забудет того страшного чувства одиночества, которое образовалось после смерти родителей, и того жуткого состояния потерянности в этом огромном мире, где нет больше никого, кто бы тебя любил. Он крепче прижался к альфе, потому что прекрасно понимал, о чём тот говорил.       А Рэй опять заволновался — видимо, рассказ приближался к кульминации, и альфа начал особенно нервничать. Оставив Ади, он взял сигарету из его пачки, сел на диван и тоже закурил.       — Прости, дальше мне будет очень трудно говорить. Умоляю, не перебивай… — но Ади и не собирался этого делать. Он внимательно смотрел на Рэя, стоя неподалёку, и просто слушал. — Я вернулся домой… — начал альфа, и руки у него тут же задрожали. — Вернее, примчался, как угорелый. Увидел всё это: службы, скорую, полицию. Ты не представляешь, что со мной сделалось. Я плохо помню, что тогда было, но говорят, это было ужасно. Может поэтому никому и в голову не пришло, что во всем виноват я. Да и кто мог так подумать? Всё выглядело обычным — просто несчастный случай. А потом я очнулся в психушке. Оказывается, неделю провалялся в коме. Но лучше бы умер… — альфа нервно и глубоко затянулся. — Потому что потом я узнал такое… В общем… Лучше б, действительно, умер… — он встал, заходил по комнате, потом опять уселся, теперь уже в кресло. — Когда я вернулся домой — уже типа вылеченный, тут всё осталось по-прежнему. Даже комп Люсьена так и стоял включённым, только экран погас. Ну, а поскольку мазохизм у меня в крови, то я пошёл, врубил его, уселся и вновь перечитал сообщение. И к своему ужасу обнаружил… в общем… я понял, что это не Люсьен писал. Это писали ЕМУ. А я от ярости и обиды ничего этого не заметил… Вот так… — он совсем задрожал, выронил сигарету, схватился за голову.       Ади побледнел, перепугался, подбежал к нему, втиснулся рядом в кресло и крепко его обнял.       — Милый мой, милый… Ну не надо так. Ох, Господи… Ну не надо…       А Рэй заплакал. Горько, безутешно, вцепившись руками в лицо.       — Ади… — проговорил он сквозь слёзы. — Это ещё не всё… Это не всё… — он адским усилием воли взял себя в руки. — Это ещё не всё… — повторил он. — Я прочитал дальше. Это друг Люсьена, тоже омега, писал ему о своём альфе, которого он кидает как хочет, изменяет ему… Называл его идиотом, слабаком… Вот эти-то слова я и принял на свой счет, а они предназначались не мне… Но зато другие… следующие слова… — Рэй задрожал, из глаз полились слёзы уже ручьями. — Там было написано так: Люсьен укорял своего друга, говорил ему, что нельзя так обижать своего альфу, нельзя так плохо о нём говорить. Просто надо чаще его хвалить, беречь, холить и лелеять… И тогда он всегда будет хорошим… Так и написал: «Тогда он всегда будет хорошим… любимым и славным… как мой Рэй…»       Ади ахнул и схватился за лицо.       — Господи! — он закрыл глаза руками, потом порывисто обнял любимого, не зная, как его утешить. — Боже мой, милый… Милый… — Ади испуганно гладил альфу по голове, сам обливаясь слезами. — Прости… Прости! Я не знал…       И Рэй окончательно разрыдался — просто до судорог. Он так долго сдерживал в себе эту боль, что сейчас она вырвалась из него жгучим потоком слёз — будто плотину прорвало. Он уже не стеснялся, а полностью дал волю чувствам. И ему становилось всё легче — с каждой минутой, с каждым мгновением. Наконец-то он кому-то всё это рассказал.