Грешник

POV Тоору       "В нас нет совершенно ничего прекрасного, кроме той толики божественного от начала, от Его начала." — думал я, орошая свои мысли праведными вкраплениями. Мыслить правильно и чисто — самая сложная задача, особенно в моем случае. Я ощущаемо здесь еще гость, хотя и делаю все возможное, чтобы быть частью этого места. Что же заставило меня из всех костюмов выбрать именно этот — черную сутану и небольшой символический крест? Изначально это не было осознанным решением — прийти сюда. Ранее я бы даже сказал «здравым». Все сделал за меня случай, а я лишь пошел у него на поводу.       В течение всей своей осознанной жизни я отводил больше времени учебе, всегда был жадным до знаний. Но чем больше знал, тем больше вопросов возникало, особенно касательно человеческого происхождения. Это определило для меня многое. В юношестве поступил в токийский университет на факультет, связанный с углубленным изучением религий всех стран и народностей. Благодаря своему трудолюбию и дотошности с успехом завершил учебу. После продолжил учиться, но уже на новом для себя педагогическом отделении того же направления. В то время я считал расточительным не поделиться накопленными знаниями. Вся моя жизнь представляла собой череду учебных достижений. Два высших образования для мужчины 35 лет — что может быть перспективнее? Да вот счастливым это меня не делало, я не мог найти себе место. Казалось, у других все было типичным: семья, дети, работа. Но у них было какое-то осознание себя и своей надобности на этой, пусть и простой, ступени. Некая полноценность для них. Только точно не для меня. Я как-то по- детски потерялся и, как любой ребенок, искал.       И вот так, прогуливаясь в очередной раз, я забрел в соседний район. Был уже вечер, и улица освещалась только за счет фонарей и света окон домов. Внезапно света стало слишком много, и я зажмурил глаза, потирая их пальцами. Когда же я открыл их, то увидел перед собой высокий, величественный, совсем неуместный в своей помпезности католический храм. Он был подсвечен под большими витражными окнами. Свет ночных фонарей падал на красный кирпич костела, от чего привносилось некое ощущение беспокойства, но и при этом и непреодолимое желание поклониться. Этот архитектурный памятник явно имел дыхание, и я его слышал. Ранее никогда не замечал за собой тяги войти в подобные места, но это было исключением. Неосознанно я оказался внутри.       Внутри было прохладно из-за приоткрытого окна в стороне алтаря. Запах благовоний окутывал меня нежной дымкой, свечи неспешно млели в своих подсвечниках. Впервые за долгое время я ощущал, что я умиротворен, что я испытываю трепет и важность от своего местонахождения. А когда я присел на одну из скамей и блаженно прикрыл глаза, все мои ощущения: мое обоняние, мой слух, — все было сосредоточено на этом моменте и впитывало его. Это был мой долгожданный трип, чарующий калейдоскопом тихой записи фортепианных вариаций.       Неизвестно, как долго так могло продолжаться, ибо я выпал душой из серого равновесия, но… — Добрый вечер, — чья-то рука легла мне на плечо, вырывая меня из мыслей, заставляя обернуться, а потом резко подняться со скамьи. Передо мной стоял священник. Он был облачен в классическую черную рясу, старше меня лет на двадцать, правда борода делала его возраст неопределенным, и я мог ошибаться. — Сегодня у нас аншлаг, как видите. Я огляделся, обнаружив лишь пару человек, которые ставили свечи, и понял всю иронию сказанного. Священник кротко улыбнулся и продолжил смотреть на меня, попутно разглядывая, но от этого не было противно, как это обычно бывает. — Как вас зовут? Я священник Мацуда- сан. Не видел вас тут раньше. Уж поверьте, память у старика неплохая. — Ниимура Тоору. — «Странник», значит? — задумчиво протянул священник и обошел скамью, присел рядом. — Странник? — Значение имени. «Ищущий». Не многие верят в силу значения, тоже поверил не сразу. Но чем больше встречаю в жизни разных людей, тем больше замечаю, что здесь есть определенная связь. — Пока не далеко от истины, я тут действительно потерянный. — Кто вы, Тоору? Кто вы такой? — вопрос прозвучал мягко, без тени давления, но я мог и одновременно не мог на него ответить. — Я преподаватель на кафедре философии религии и религиоведения в университете. — Я не спрашивал, чем вы конкретно занимаетесь. Я спросил, кто вы? — он мягко улыбнулся и снова коснулся моего плеча. — Ну… Это очень абстрактный вопрос. — Но вы же не смогли дать абстрактный ответ. Вы ассоциируете себя с родом деятельности. Значит, без этого вы очень размыто себя ощущаете. Было очень странно слышать это от человека, который меня совершенно не знает, но это не было не приятно. Все что происходило, казалось очень правильным. — Я вижу, что вам нужно побыть одному, и я предоставлю такую возможность, но как только вы захотите поговорить, я здесь практически постоянно, за редкими исключениями, и готов вас и послушать, и услышать, — после этих слов он привстал и кивнул мне, направляясь к прихожанам.       Все это время я наблюдал за ним: за тем, как он, едва касаясь человека, словно наделял его чем-то особенным, дарил ему утраченный смысл. Я видел это очень буквально– как лицо прихожанина светлело, улыбка озаряла до этого скорбное, отягощенное думами лицо. Копия чего-то святого, от которой пользы и блага куда больше, чем от оригинала.       Дома, за чашкой ароматного кафе, я думал об этом неосязаемом существе, благоговением к которому так проникалось все вокруг в том храме. Некий инкогнито для целых поколений, для Которого мы — следствие губительного вольнодумия и неоправданных ожиданий. Некто, смотрящий тысячью глаз за каждым из нас на протяжении долгих лет. Но Он может только наблюдать. Пожалуй, самый печальный удел. Смотреть, не в силах отвести взгляд от самого, первоначально совершенного, но теперь уже такого прогнившего, творения. Рассадник червей и безвозвратных слез. Все это так похоже на жертвенного персонажа из какого-то романа. Только вот от этих рассуждений, таких логичных, с легкой иронией, присущей многим, кто владеет знанием, теплее мне не становилось — только более пусто. А ведь там я ощущал себя преисполненным чем-то особенным. Пока сложно было понять, чем именно дело, но моя потерянность все больше отходила, а на ее месте появлялся интерес и желание обозначить себя, обрести.       Через неделю, возвращаясь с работы, я уже целенаправленно зашел в соседний район, обращая свое внимание на храм теперь уже при дневном свете. Красный кирпич больше не казался таким мрачными, все вокруг было по-летнему свежо, костел был окружен зеленью и молодыми деревьями. Создавал неподдельное ощущение оазиса посреди шумного района. Высокая дверь храма была приоткрыта, на пороге стоял священник и о чем-то мило беседовал с пожилой прихожанкой, держа ее за руку. Я смотрел на это, как на картину. Глубочайшее внимание было в том взгляде священника, которым он смотрел в глаза этой женщине, а она на него — с наивысшей благодарностью, словно он закладывал в ней фундамент, базу для веры в нечто совсем неосязаемое, невидимое ни для кого. Он был тем, кто позволял верить, что он может слышать Его, может прощать от Его имени. И было в этом что-то волшебное. Но при этом, я вполне мог дотронуться до этого волшебства.