Грешник

      Тогда я ушел, так и не дождавшись святого отца. Но, уверен, он заметил меня, проводил, наверное, взглядом, как и тех, кто уходит отсюда, а потом возвращается вновь. И я вернулся. Помню, как сейчас. Серый дождливый день. Я, прикрываясь портфелем с конспектами лекций, бежал домой. Да только вот уже на светофоре, на стыке четырех дорог, я поменял траекторию. Храм ведь был ближе, там можно переждать этот град. Храм был куда ближе, чем я мог подумать.       На пороге, под козырьком заднего входа в костел, стоял старый, уже знакомый священник, глядя на небо, едва улыбаясь. Его не хотелось отвлекать, но все же я промок и очень хотел согреться, поэтому спешно подбежал к нему. – О, Ниимура Тоору. Я ждал вас, – только сейчас он оторвал взгляд от неба и посмотрел на меня, кивком приглашая под крышу. – Ждали?       Моя мокрая рубашка неприятно прилипала к телу, не говоря уже волосах, обычно ровно разделенных прямым пробором, которые сейчас неприятно кололи щеки. Эти ощущения перебивали мой вопрос, я спросил уже не от удивления – скорее от желания услышать вариант ответа. – Да я шучу, просто подозревал, что вы появитесь тут в ближайшие дни. Тогда у нас не вышло поговорить, а потом вы проходили мимо. Видимо, не решались подойти...       Я хотел, было, возразить, но он снова коснулся моего плеча и я замолчал. – В этом нет ничего такого. Пойдем внутрь, я налью чай, поговорим. В последнее время я тут один всем занимаюсь, а это много обязанностей. Вот и поговорить не с кем, молодежь здесь редкий гость. Есть, конечно, сестры при храме, но они почти всегда заняты в приделе. Да и чего мне, старику, к ним лезть, – он добродушно вздохнул, проходя вглубь храма и направляясь к двери, за которой, судя по всему, было помещение для священнослужителей. – Мне казалось, желающих помочь при храме всегда хватает, – я рукой зачесал волосы назад, осматриваясь и внимательно слушая старого священника. – Разовая помощь – одно. А находиться постоянно в месте, где регулярно нужна помощь – другое, – старик приоткрыл дверь, пропуская меня вперед.       Это было небольшое помещение, отведенное для подготовки к службе, а также, судя по наличию чайника и столовых приборов, для легкого отдыха, когда на то появлялось время. У неприметного окна – без пестрой мозаики витража, как были в зале, – находился маленький столик и два стула. – Присаживайтесь, – мягко и тихо сказал священник, включая электрический чайник и ставя передо мной чашку. – Я и не знал, что прихожанам разрешено в такой обстановке с вами беседовать. – Не всем, и не всегда. Вы, вот например, исключение. Сами говорите, здесь впервые. И не просто так, что-то мне подсказывает, – он ласково улыбнулся, присаживаясь напротив. – И вы вот так просто доверяете незнакомцу?       Это не могло не удивлять: я, конечно, не злодей, но и наивным не был никогда. Такое прямое доверие и откровенность меня настораживали. – Мы же знакомы уже, так что нет, меня это не смущает. Ты же пришел не просто чаю попить,- улыбнулся священник,обозначая новую ступень нашего знакомства,в которой он может обращаться ко мне на "ты" -хотя, я считаю, это правильная составляющая каждого хорошего дня.       Священник неторопливо обернулся на шум чайника и, заварив нам ароматный зеленый чай, вновь обратил свое пристальное внимание на меня. – Не знаю с чего начать.       Долгий зрительный контакт меня порядком напрягал, обычно не практикую такую изощренную пытку. Это как попытка человека напротив прочесть тебя, что уже не вызывает симпатии у человека, который боится давать прочитать себя. – С чего-то простого. С чего хочешь. Можешь сначала, можешь с конца. Можешь правду, а можешь и не ее. Но только в этом случае тебе самому будет сложновато. – Это исповедь?       На мой вопрос священник лишь приподнял свою кружку с чаем и заулыбался – Думаю, нет. Мы пьем чай, и ты не в исповедальне. Мы просто говорим. – Просто. Такое хорошее и сложное слово. – Ты себя определенно еще не понял. Вижу, что сложно. Но для этого нам, порой,требуется вся жизнь. – Это очень долго – вся жизнь. Я и так в поисках себя уже слишком долго и моложе не становлюсь. – Но раз ты пришел, значит, думаешь, что здесь тебе будет проще искать ответы? – Нет. Но здесь мне очень спокойно, как не было очень давно. – Что же мешает задержаться? – А разве для этого мало нужно? – Для этого достаточно желания. Да и этому месту давно уже нужен тот, кто будет вместе с прихожанами искать себя. Меня на всех явно не хватает, мои лучшие годы активной службы позади. Сейчас только блаженная дряхлость и вот этот зеленый чай, – он широко улыбнулся, и я не мог не улыбнуться в ответ.       Мы еще долго беседовали о разных вещах. Начиная с того, что сад давно пора облагораживать – а то Дева Мария скоро заплачет от его запущенности, – заканчивая тем, что какие-то мелкие засранцы накрасили ногти распятому Иисусу, а надо бы, чтобы он выглядел солидно. С каждым разом, как он говорил о моей необходимости здесь, я все больше верил ему.       Сейчас, уже спустя много времени, я стоял по ту сторону широких расписанных дверей, занятый своей работой под знакомое звучание нашего хора и органа. Сюжет росписи, как и тогда, в первый день, был простой: падение человеческого рода. Я же здесь, чтобы помочь им, будучи бесславным посредником.       Запах ладана и легкая дымка поволокой ложится на мою сутану, в зеркале я вижу совершенно другого Ниимуру. Бесстрастные мысли и взгляд прямой и открытый, готовый заглянуть в глубину души каждого, кому это необходимо.У меня еще есть пара мгновений, и их я отвожу на то, чтобы припасть губами к небольшому распятию, окуная пальцы в святую воду в небольшом чане, после чего оказываюсь вновь перед этими дверьми, открыв которые, я оставляю себя и все, чему было бы мое имя.       Благоговение. Легкое покалывание в пальцах рук. Украшения запрещены, только серебряный крест на моей груди и четки на запястье, надевая которые я каждый раз обращаю внимание на свои ощущения. Вдыхая этот удушливый запах, я поправляю свой воротник и расправляю полы сутаны. Шаг, и я легко толкаю от себя эти двери, отделяющие меня от моего мира зеркально. С этих пор я должен всегда следить за собой, у меня не должно быть возможности запрятать свое нутро от себя самого, от священнослужителя.