Сбитый Лётчик.

Тяжёлая дверь с грохотом захлопывается за спиной Лёвы, заставив вздрогнуть. На бетонном полу оставались влажные следы от его тяжёлых ботинок. Голубоглазый юноша с презрением озирается по сторонам, пытаясь точнее осознать, куда его привели. На первый взгляд ему кажется, что он в ангаре, но если так — где все самолёты? В помещении никаких окон, лишь две двери по разные стороны длинного коридора бетонной коробки. Около стен стояло четыре машины и несколько человек, провожающий Лёву с командиром презрительным взглядом. Парень невольно сжался под грузом тяжёлых взглядов. Ему хотелось провалиться сквозь землю и забыть о существовании чего-либо, не помнить ни про время, ни про себя. Лёва бегло посмотрел на парня, только что встретившего его у ворот. Командир, Александр (гласил шеврон жёлтыми буквами), шёл с выпрямленной спиной, с серьёзным, и как показалось Лёве, ненастоящим выражением. Голубоглазый парень, словно ментально ощущал свет, буквально исходящий из его сопровождающего. Что-то в нём было такое, чего он не увидел и не почувствовал ни в одном из военных. Что-то доброе, светлое, тёплое и совсем невинное. «Ему здесь не место…. Определённо». — Думал Лёва, глядя на него. Александр внушал доверие, и Лёва даже немного расслабился, доверяя своему впечатлению. Они дошли до второй двери и Александр ловко провернул ключ в замочной скважине, открыв её и пропуская Лёву вперёд. Перед голубыми глазами вновь открылась комната, но на этот раз вполне себе пригодная для существования: и диван, и кресла, и холодильник — всё было, как положено. В комнате кипела жизнь: кто-то бегал в поисках нужного человека, кто-то, сидя за длинным столом, спорили о войне, а кто-то читал и твердил себе, что всё будет хорошо. Лёва остановился, дабы рассмотреть всех и всё, посмотреть, чтобы оставить свои ужасные представления об армии. Ему хотелось верить, что где-то осталась жизнь. Прогремел рёв самолёта, летящего к своей мишени с целью «на поражение». Лёва сдавленно и измученно вздохнул, крепко зажмурив глаза. В комнате не было никакой реакции — все продолжали заниматься своими делами. В редком, но точно бьющем страхе, Лёва обернулся на командира, ожидая его реакции. Александр закрыл глаза и опустив голову вниз, схватившись тонкими пальцами за переносицу. Осознав, что ему не лучше, чем самому Лёве, голубоглазый вновь отвернулся. Несмотря на то, что самолёт уже давно утих, Александр не собирался продолжать движение. Каждый раз, когда к его уху доносился гул рычащего мотора, чёрные, как ночь глаза наполнялись страхом и неподдельным ужасом. Вся его большая семья погибла под рычащий звук самолёта, их взяли в плен в то время, когда самолёты, подобно грифам, кружили над городом. Сам Александр чудом спасся, вовремя покинув дом на окраине города. Уже отслужив свой год, он был полностью свободным. В ту ночь Александр направлялся к друзьям, они должны были управиться с хозяйством, а потом хотели выпить и продолжить веселиться. Едва он дошёл к нужному дому — прогремели взрывы и звуки выстрелов. Тогда война не разглашалась повсеместно, и даже город, не далёкий от границы, не был оповещён о серьёзной угрозе. Не было срочных призывов — основной состав справлялся сам, но дольше двух недель не выдержал. Обстрел родного города и потеря семьи стали для Александра отправной точкой в мир жестокости. С того дня Александр возненавидел самолёты и стал испытывать страх к ним. Эти смертоносные машины убили яркую и счастливую жизнь, превратив в бессмысленное и бесцветное существование. Для него было потеряно всё. Ему было плевать, когда его вновь увезли в гарнизон. Александр часто задавал себе примитивный вопрос « А зачем я вообще сейчас живу?», но никогда не слышал ответа на него. Открыв карие глаза, он видит всё ещё сжавшуюся фигуру парня с тяжёлым на вид рюкзаком на спине. Александр нашёл нечто своё в этом парне с голубыми глазами. Почему-то ещё у ворот его охватило ощущение, как будто они всю жизнь знакомы и он видит его после долгой разлуки. Ему он показался близким по духу, по уставшим глазам. Александр встречал многих до Лёвы, 17 человек — рота молодого командира. Почти все из них настроены решительно, бойко и готовы отдать всё за Родину, а остальные были просто вымученными, вялыми и безжизненными, но Александр работал над этим, как только мог. Но Лёва.… С Лёвой другое: Александр чувствовал, как от голубоглазого разило бойкой меланхоличностью, жестокостью, переплетающейся с гуманностью, и одновременно было ощущение, что он уже устал сражаться и проигрывать на своей войне, был готов умереть, не начав сражение. — Егор, нам надо идти. Нужно многое показать и поговорить. — Слишком гордый, но смиренный внутри, Александр вновь нацепил маску серьёзного и строгого командира. Лёва, обернувшись на звук мягкого и бархатного голоса, мельком заглянул в глаза и прочувствовал тот страх и боль, которые таились под военным пиджаком синего цвета. — Да. Хорошо. — Даже если Лёва и был зол на весь мир, но поняв, кто перед ним, голубоглазый вовсе не хотел огрызаться и спорить со своим командиром. Александр обошёл Лёву сбоку и предложил идти за ним.Они вышли площадку, не проронив ни слова. Лёва опустил голову вниз и размеренно поднимался по бетонным ступеням. Его мысли вновь охватывают безудержный страх и желание бежать куда угодно, но дальше от всех. Его брови непроизвольно нахмуриваются, пальцы стучат по бедру, отбивая ритм старой песни. Голубые глаза то сощуривались, то вновь раскрывались, как будто пытаясь разглядеть что-то далёкое. «Хочу домой. Хочу есть. Как же уже заебало. Дурацкая песня. Твою мать…. Высоко ещё ползти?!» — в Лёве берёт верх та его часть, которую по жизни что-то не устраивало. Он всем сердцем ненавидел это, но ничего сделать не мог. Под влиянием «второго Я» парень часто действовал людям на нервы и порой выводил из себя. Спустя пару ступеней ноги начали неприятно зудеть от долгого подъём, желудок всё настойчивее требовал наполнения, а сознание в споре с сбой воспроизводило, вырывая из памяти, все знакомые голоса. Лёве, подобно капризному ребёнку, захотелось сползти вниз по стене, и уткнувшись в колени начать орать, высказывая своё недовольство. Воспитание не позволяло. Он усердно старается заткнуть те самые голоса, которые так и хотят раздробить его череп, а потом собирать по косточкам, складывая сложный пазл. Выходит плохо и в изнеможении из горла вырывается сдавленный стон. Александр, уловив чутким слухом звук, поднялся на ступень и остановился на лестничной площадке между этажами. — Егор, всё в порядке? — Александр смотрел в упор на парня одной рукой опёршегося на перила, а другой Растераюшего висок. Хватило одного взгляда, чтобы понять, что слова «всё в порядке» были крайне неуместны, потому что всё было далеко не так. Александр только сейчас проанализировал ту ситуацию, в которой находился Лёва: его везли в машине битые пять часов, значит он в любом случае голоден, на вид он замученный и сонный — хуже и не придумаешь. Молодой командир сжато вздохнул, стараясь не дать намёка на беспокойство, хотя оно бушевало в душе, подобно дождю за толстыми стёклами. Ливень лил, заливая территорию гарнизона. Его меланхоличный шум выбивал из военной колеи каждого третьего, кто ценил свою, пока что не тронутую войной, жизнь. Крупные капли разбивались об увядшую траву, цеплялись за пожелтевшие листья деревьев, словно за нить спасения, но скатывались вниз, всё же разбиваясь. Беспрерывный гул моторов машин снующих туда — обратно за новыми бойцами, периодические раскаты грома и рёв несущихся самолётов охлаждали кровь и заставляли сердце биться быстрее. — Голова. — Процедил сквозь зубы парень, зажмурив глаза от усиливающейся с каждым мгновением боли. Тихое слово отдалось кратким эхом от серых стен. Дальше Лёва продолжать не стал, да и не зачем было. Александр, расстегнул пиджак и завёл ладонь за него, на ощупь находя пластину таблеток. Когда же пальцы нашли нужный предмет, он выдавил одну капсулу себе в ладонь и протянул её парню. Тот без внимания, что ему дают, взял и быстро закинул в рот, проглатывая. Странное и неуместное сравнение пронеслось в голове у Александра, ведь дай он Лёве яд, голубоглазый даже бы не посмотрел. Карие глаза внимательно смотрели на парня, улавливая каждое изменение выражения лица. Когда же напряжённые мышцы расслабились, а пальцы парня отпустили намертво схваченное перила, Александр смог идти дальше. — Спасибо. — Слегка виновато и стыдливо произносит Лёва. — Да, конечно. Всегда с собой ношу. Голова болит чертовски часто. Можешь потом сходить к врачу — она может выдать около двух пачек. — Вкрадчиво произнёс Александр, вспоминая свой последний, недавний приступ убивающей боли. Лёва делает пару шагов и оказывается на одном уровне с командиром. — Тебе легче? — Поинтересовался Александр, рассматривая голубоглазого парня. Он вызывал неподдельный интерес — слишком необычный и одновременно слишком простой, уставшие, но живые глаза, опушенные в пол, можно было сравнить с морской гладью. Александр наклонил голову чуть влево, всё ещё дожидаясь ответа, которым послужил кивок. Очередная дверь с лёгкостью поддаётся рукам командира в расстёгнутом форменном пиджаке, и они оба оказываются в основном штабе. К кареглазому подходят и отдают честь и вновь продолжают заниматься своими делами. На всё это Александр лишь тихо хмыкает себе под нос и чуть уловимо улыбается. Едва Лёва оказывается в комнате, он идёт к большому окну, не обращая внимания ни на что, и ни на кого. Парень опёрся на подоконник локтями, а голубые глаза принялись впиваться в дождливое небо. Что-то внутри болезненно сжимается при виде вечной серости. Губы дрожат, а лёгкие отпускают тягучий вздох. Он чувствует, что вот-вот случится что-то ужасное и на его глаза навернутся слёзы. Совсем не желая этого Лёва, резко разворачивается и наваливается на стену спиной. Ему так хочется вернуться в детство, забыть про всё на свете, забыть про то, что он жив. Но медленный, звонкий, приближающийся стук совсем низких каблуков заставляют опомниться и забыть сладкие грёзы из детства. Александр ему не мешает, ждёт, пока парень сам поймёт, что готов идти дальше. Он не в первый раз видит подобные страдания и знает, что это должно переболеть.С жалобным стоном Лёва раскрывает глаза и измученно смотрит на Александра. Тот в ответ, кивнув головой, показал, что нужно идти. По длинному коридору разносился бархатный голос командира, который с неким вдохновением рассказывал об армии, попутно указывая и называя кабинеты и комнаты. Глаза парня идущего рядом были опущены в пол, а уши совсем не слушали объёмный и нужный рассказ. Не покидающие чувство ненужности не позволяло ни о чём думать, уставшее сознание не хотело ничего воспринимать. Наконец, они дошли в самый конец коридора. Александр открыл последнюю дверь и сказал Лёве заходить — теперь здесь он будет жить. Голубоглазый парень безликим взглядом обвёл длинную, но узкую комнату с множеством кроватей и прикроватных тумб. Одинокое окно, расположенное напротив двери, было невысоким, но достаточно, чтобы разглядеть и небо, и землю не утруждая себя наклонами. — Егор, тебе полчаса здесь освоиться, а потом жду тебя на первом этаже, будет общий сбор и ты тоже там должен быть. Ясно? — Командир, не дожидаясь очевидного ответа, направился к двери, а Лёва смотрел на него как на последнюю, ускользающую надежду. Стук удаляющихся шагов разрешил Лёве откинуться на жёсткую, заправленную кровать. Глазами он бегал по тусклому, отсыревшему потолку, который, скорее всего, был белым, но отсырел и стал похож на дождливое небо. Краска на стенах, как во всём штабе была потрескавшаяся, и осыпалась на тёмный пол, обтянутый линолеумом. — Ну, что ж…. По крайней мере, месяц я ещё буду жить по-человечески. — Вдумчиво начал Лёва, прикрыв глаза. — А, что дальше? Учение, самолёты, взрыв и смерть? Ужасно. Я даже не знаю, за что буду сражаться…. Мать погибла, отец, …а чёрт знает, где его носит. И всё. Получается, что за просто так. За кого-то, и даже не за себя. Прекрасные перспективы, чёрт их дери. — Тихий голос разлетался по одинокой комнате. Тяжело вздохнув, Лёва сел, свесив ноги с высокой кровати. Он смотрел на стену в бессмысленной философии, сравнивая треснувшую краску со своей жизнью. «Полчаса» эхом отдавалось в голове голубоглазого. Лёва поднялся с кровати, встал у окна и вновь начал терзать серое небо лазурным взглядом. Где-то совсем рядом, как показалось, раздался взрыв. Лёва сжался, закрыв лицо руками, и уже представив, как следующая бомба падает прямо на крышу штаба, безжалостно убив его. Едва воцарившуюся тишину рвёт рёв самолёта, прорывающего занавес дождя. За дверью происходило суетное движение, громкие разговоры и смех. Из соседней комнаты за стеной раздавались крики. Ужасные, пронзительные и истошные крики заставили Лёву зажать уши ладонями. Голос из-за стены скандировал, выкрикивая одну и ту же фразу « Я мертвец! Я мертвец!», не прекращая. Вернулись страх и куча вопросов без единого ответа: Что ждёт его на войне? Парень за стеной сошёл с ума? Он тоже сойдёт с ума? Крик за стеной сменился смехом. Громким, звонким, но вовсе не радостным. Перед глазами у Лёвы всё поплыло, ноги перестали держать и он без сознания падает на кровать, ударившись затылком об изголовье. Одинокая комната вновь замирает в безжизненном омуте, а смех из-за стены сменился протяжным плачем и одной фразой. — Егор Бортник! — По большому помещению, заполненному людьми, раздался очередной возглас. Последний в списке, недавно прибывший, отсутствовал на общем сборе. — Бортник! — Ещё раз повторил командир, ожидая, что получит ответ. — Ну, как всегда…. — Тихо, себе под нос произнёс Александр. — Рота, слушать внимательно! — Крик, обращённый к парням. Александр дал распоряжения и распустил солдат. На самом деле неявка на первый сбор было обычным дело. Мало кто приходит сразу. Александр прекрасно это знал, да и сам был в такой ситуации. Когда он только начал служить, только получил форму и был назначен общий сбор, спустившись на первый этаж, он попросту заблудился. Ещё бы! Огромное количество дверей и коридоров, и из каждого доносятся голоса командиров — попробуй, сориентируйся, куда тебе надо…. Поднимаясь по ступеням, Александр гонял в голове различные причины не появления на сборе, но он даже предположить не мог, что парень лежит на кровати без сознания, лишь изредка слегка приоткрывая глаза. Когда командира встречает длинный коридор излюбленной песней с одной строкой. Александр всегда вздрагивает, когда к его уху доносятся эти обречённые слова. Открыв дверь, последней комнаты он видит, что парень крепко спит, вымотанный стрессом и головной болью. Однако нечто неясное подталкивает разбудить парня, и Александр повинуется. Подойдя предельно близко и протянув руку к парню, командир замечает красное и влажное пятно, которое растягивается с каждой секундой на белом пододеяльнике. Большие, карие глаза окутывает страх, и первое, что делает Александр — проверяет, жив ли парень. К огромному облегчению командира голубоглазый юноша дышал, но сбивчиво. Сильными руками он рывком сдёргивает застёгнутую, до сих пор влажную от дождя потрёпанную куртку, облегчив Лёве дыхание. В голове Александра крутился один из курсов «первая помощь в случае…», и он кусками вспоминал о потере сознания. Подняв Лёвины ноги на подушки, собранные с двух соседних кроватей, он кинулся к прикроватной тумбочки кровати напротив. Это была кровать вечно больного и чахлого парня, поэтому его тумба всегда набита различными медицинскими средствами. Александр беспорядочно хватает в руки сосуды с различной жидкость, швыряя ненужные на кровать. Когда же на глаза попадается нашатырный спирт, облегчённо выдохнул, и, вылив немного на бинты, вновь вернулся к Лёве. Резкий запах ударил в нос, заставив вздрогнуть. Едва влажный бинт приближается к лицу парня, его глаза широко раскрываются, а тело порывается сесть.Александр хватает его за плечи, и опускает обратно. — Егор, ты меня слышишь? — Александр предполагал, что Лёва был без сознания полчаса, а то и больше. На вопрос командира ответом было тихое, сиплое «Да». —  Медленно переворачивайся на живот. У тебя кровь на затылке. — Лёва не смел ослушаться, поэтому делал то, что говорил Александр. Он, намочив чистый бинт водой, так удачно стоящей на тумбочке, положил на место кровотечения. Совсем скоро кровь перестала идти, и Александр с облегчением вздохнул, увидев, что рана совсем небольшая. — Можешь садиться. — Лёва не очень легко было подняться: было впечатление, что голова откуда-то взяла ещё пять лишних килограммов. Александр сел рядом и опустил голову себе в ладони. — Ну, что скажешь? Как так получилось? — Лёве до сих пор не было хорошо, и часть слов уходили от восприятия. Голубоглазому парню потребовалась пара минут, чтобы осознать, что с ним случилось, а проанализировав — ответить командиру. — Я, я не знаю…. — Робко заговорил Лёва. — Это из-за многого могло случиться. — Стиснув зубы от звенящей боли, и нахмурив брови, выговаривал он, сам стараясь понять, что же могло стать причиной его обморока. — Ну, сбор ты уже пропустил, следующий только через два часа, поэтому мы никуда не торопимся. Слушаю.- Поняв, что Лёва чувствует себя более-менее, Александр расслабился, и, улыбаясь чему-то своему, сказал ему продолжать. Немного откашлявшись, голубоглазый парень продолжил. — Вообще-то стыдно говорить, но я боюсь. — Александр хотел возразить, мол, ничего страшного, со всеми так, война — все боятся, но вовремя себя одёрнул и продолжил молча слушать. — Страх перед смертью, войной, воспоминаниями, пытающимися меня убить. Мне просто чертовски страшно. — Из-за стены вновь раздался крик и Лёва вздрогнул. — А этот парень за стеной…. Что с ним? Он сошёл с ума? — Александр долго мялся, но так и не ответил, ведь Лёва задал следующий вопрос. — Можно обращаться к вам « Александр», или нет? — - Лёва правда не знает, как следует обращаться к командиру, поэтому сделал не многообещающее предположение. Александр совсем недолго подумав, ответил: — Думаю, ты можешь. Но только наедине, потому что все обращаются на « товарищ командир». — Лёва почувствовал, как кончики его ушей краснеют. Ему стало стыдно. Лёва не привык, что для него делают исключения и был благодарен за это Александру. — А что насчёт мужчины за стеной… На одном из спец. Заданий погиб его друг. У него на глазах. Погибший парень частенько был не в себе и по слухам, когда словил пулю и бился в агонии повторял ту самую фразу. — Александр говорил и сам с дрожью вспоминал тот день. Он тоже там был. — Егор, ты особо не беспокойся из-за него, завтра-послезавтра его переведут в палату душевнобольных. Лёве и правда стало легче после услышанных слов. — А третья причина самая элементарная. — Я чертовски голоден.- заключил голубоглазый слегка улыбаясь. — Знаешь, — через несколько секунд ответил Александр. — Это легко исправить. Я тоже голоден. Идем в столовую. По пути зайдем в медпункт, да и форму тебе нужно взять. — Спокойно, произнёс Александр, окидывая взглядом Лёву. — Давай, поднимайся, Егор. — Уже поднялся с кровати и пошёл к двери, но его окликнули. — Александр, раз уж вы ко мне на «ты» — не называйте меня Егором. Меня зовут Лёвой, а Егор уже забытое имя, хорошо? — Лёва не ощущал никаких барьеров общения со своим командиром. Он чувствовал как будто знаком знаком с ним всю свою недолгую жизнь. Голубоглазый хотел как можно ближе сдружиться с Александром, найти общий язык, и это было взаимно. Александр немного, замявшись, сказал: — Что ж, конечно, но тогда ты тоже ко мне на «ты», и зови меня Шурой, но только когда мы наедине. Когда кто-то рядом я для тебя товарищ командир. Уловил, Лёва? — Александр почувствовал себя расслабленно и решил сбросить все маски. Голубоглазый парень в свою же очередь был рад тому, что ему теперь есть к кому обратиться, с кем пообщаться. — Конечно, как скажешь. — Чётко проговорил Лёва, лучезарно улыбаясь. На этом закончился их диалог, и они сразу отправились в столовую. Когда нет срочных приказов и в гарнизоне всё более-менее тихо, по расписанию только завтрак и ужин, а всё остальное время столовая, как правило, пустовала. Кормили хорошо и вкусно, поэтому все солдаты были довольны. Порция на одного приличная и полностью сбалансирована. Лёва и Александр поставили тарелки на разнос, и присели за крайний стол у окна. На всё продолжение их неторопливой трапезы никто не сказал ни слова, оба думали о чём-то своём. Холодный дождь всё настойчивее стучал по небольшим оконным стёклам, казалось, ещё совсем чуть-чуть и совершится самая настоящая буря. Сильный ветер стремился вырвать и так не многочисленные деревья и кусты. Большие ветки интенсивней махали сверху вниз в попытках оторваться. Он гнал тучи прочь, но небо оставалось серым и безжизненно пустым. Сытно пообедав и отдохнув, они направились за формой, а по пути Александр сказал, что было бы неплохо зайти к врачу. Процесс получения формы затянулся, так как большинство размеров были велики солдату. Изначально Лёве форма понравилась, но примерив на себя около семи комплектов, его впечатление стало резко противоположным. Александр уже был на пределе и почти кричал на парня, выдающего форму, который не мог подобрать размер. Лёва это чувствовал и бросал мимолётные взгляды, стараясь приглушить его пыл немой просьбой. Наконец-то форма хорошо села и на бёдрах и на плечах, наконец-то она не болталась балахоном. Александр удивился тому насколько она идёт Лёве. Его голубые, измученные глаза, казались намного ярче и живее. Лёва заметил, что командир смотрит на него дольше, чем это бывает всегда, едва заметно улыбнулся. Александр сказал, что сейчас надо зайти к врачу, на общий осмотр. Лёва скривился и вздрогнул — он не любил осмотры со школьной скамьи, а уж когда ушёл из дома — вообще забыл, что такое «кабинет врача». Несмотря на всю неприязнь, он не смел ослушаться командира и последовал за ним. Босыми ногами Лёва стоял на ледяном кафеле, в одном нижнем белье, обхватив узкие плечи руками. Молодая девушка сидела за столом и заполняла бумаги, Александр подгонял её, делая акцент на то, что солдат уже чертовски замёрз. Лёва был невероятно ему благодарен за это. Девушка лишь отмахивалась и говорила подождать. Оба парней тяжело вздохнули и, задумавшись, Александр сказал надеть носки и сапоги. Едва Лёва начал завязывать шнуровку на последнем сапоге как его окликнули и сказали вновь снимать их. Обоих передёрнуло от внезапно нахлынувшей и вполне обоснованной злости. Чертыхаясь, Лёва скинул с себя сапоги и вновь остался босым. Александр стоял позади него и бесстыдно разглядывал спину с татуировкой. Она привлекла особое внимание, и командир решил для себя позже расспросить про неё. Девушка внимательно оглядывала молодого солдата, периодически закусывая нижнюю губу. Александр столкнулся с ней взглядами, осудительно глядя на неё. Командир решил, что раз уж он дозволил только Лёве обращаться к нему по имени, хотя и сам не понял почему, поэтому голубоглазый солдат стал в мгновение близким. И он не намерен просто смотреть, как лазаретная девка засматривается на него. Тонкими пальцами она провела по груди солдата и ухмыльнулась. Лёве это не понравилось, и он отшатнулся назад, а Александр почувствовал победу, когда солдат упёрся спиной в его грудь. Голубоглазый посмотрел в глаза командира и тот сразу понял к чему этот жалобный взгляд. — Юлия, вы закончили осмотр? — Строго спросил Александр. Ответ не заставил себя долго ждать. — Да, он здоров, но пусть ест больше, иначе будет в обмороки часто падать. — После её слов оба, словно из омута вынырнули. — Есть ещё кое-что. Я уже падал в обморок сегодня и разбил голову. Вы можете посмотреть? — Голос солдата вкрадчивый и тихий, он словно боится сказанных слов. Медсестра вновь лукаво улыбнулась, и приказным тоном сказал наклонить голову солдату. Она зарылась пальцами в густые волосы и мелкими движениями пробиралась по коже головы. — Я ударился затылком. — Лёве неприятны её касания и хочется быстрее их прекратить. Она тут же находит рану, недолго смотрит и заключает: — Ничего страшно. Просто содрал немного кожи. Через день-два всё будет в порядке.— Она хотела сказать ещё, что-то, но одёрнула себя и замолчала. Голубоглазый солдат лишь кивнул головой и принялся одеваться. Медсестра смотрела в упор на Александра, раздражённо кривя губы и вздёргивая брови. Не нужно иметь большого интеллекта, чтобы понять её замешательство и неприязнь к командиру, который в ответ только ухмылялся. Когда Лёва был полностью готов, он встал около двери, а Александр кинул последний взгляд в сторону медсестры и удалился из помещения вслед за солдатом. Они вновь пошли в кабинет командира. Их осмотр затянулся чуть дольше, чем предполагал Александр, и поэтому пришлось наскоро объяснить Лёве о полигоне. Голубоглазый осмелел и внимательно слушал, вникая в суть слов командира. Полигон не показался опасным или устрашающим — командир рассказал самое главное: не отходить далеко от роты, не отходить от командира в случае опасности или травмы и действовать особенно осторожно. Солдат кивал головой, изредка опуская глаза в пол. — … никто в тебя стрелять не будет. Только ты по мишеням. Затем тебе надо будет сдать пару нормативов. А потом ва… — ему не дали договорить — перебил генерал. — Александр, я получил новое распоряжение на вашу роту. На полигон едете на день раньше. Ситуация на границе накаляется. В нашем лазарете проводят около 7 операций в день, поэтому нужно подкрепление. Нужно быстрей готовить солдат и распределять их в спец отряд, иначе война проиграна. — Его голос был угнетённым, но бойким. Он говорил быстро, почти не делая пауз. Когда же он договорил, кинул быстрый взгляд на солдата и командира, которые, периодически переглядывались, кивнул головой и удалился. В комнате повисло молчание. Они сидели в немой тишине, и каждый укладывал в голове сказанное генералом. Лёва в некотором смысле испугался того, что предстоящий полигон приблизился, а он ещё никак не готов — ни морально, ни физически. Командир же мысленно прокручивал момент, когда роту будут делить и Лёву заберут в спец отряд, потому что так и будет, Александр знает, ему сказал полковник ещё на дневном сборе. — Значит послезавтра… — нарушил молчание Лёва. Он поднял глаза на командира, который нервно перебирал браслет, свисающий с левой руки. Александр сам никогда не любил полигон, не любил деление роты. — Да. — Однозначный ответ и вновь напряжённое молчание. Молодой командир откинулся, на спинку дивана и направил взгляд в белоснежный потолок. — А что ещё за спец отряд, и какое деление? — Поинтересовался Лёва, желая разрядить обстановку хотя бы каким — то разговором. Он присел рядом с командиром.  — Лёва, … — несмело начал командир. — спец отряд, это люди, которых отправляют в самое пекло войны. — На одном дыхании, быстро выговорил Александр, и вновь замолчал, наблюдая за реакцией солдата. Эмоции на Лёвином лице менялись молниеносно. В мысли врезались неприятные образы погибающих солдат, которых по «счастливой» случайности распределили в спецотряд. Он тяжело вздохнул и направил взгляд в стену. Голубые глаза солдата были пусты, не о чём не говорящими. Как будто всё внутри него молчало. И сейчас не было ни страха, ни боли. Просто лазурная пустота. Александр, повернув голову на него увидел, что тот в кровь расцарапал фалангу указательного пальца, всё тело потряхивало мелкой дрожью. Командир бережно коснулся пальцев, которые безостановочно царапали другую ладонь, и едва ощутимо сжал, отодвигая. Лёва, словно напуганный котёнок дёрнул голову в его сторону и встретился с болезненным, грустным взглядом. В одну секунду Лёва стал полностью доверять этому взгляду, а Александр подтвердил немой уговор о доверии. Лёва по не многу начал приходить в себя и успокаиваться, всё ещё глядя в глаза командиру. Аккуратные пальцы, с рабочими мозолями, всё ещё бережно держали его пальцы. Александр чувствовал, как горячая кровь скользит под его ладонью. Он отпустил пальцы и достал их нагрудного кармана свежий бинт. — А ты в каком распределении? — Глядя в глаза солдату, Александр не позволил бы себе соврать и сказал честно. — И извини за… ну за нервозность. — Солдат стыдливо опустил глаза в пол. — Я остаюсь здесь. Как и все командиры… и генералы, полковники, майоры. — Словно оправдываясь и пытаясь извиниться говорил Александр. Командир видел, что Лёва чертовски обеспокоен и ринулся успокаивать. — Всё хорошо. Лёв, ты не умрёшь, даже если попадёшь к ним. Веришь мне? — Слишком наивный, слишком простой вопрос для слишком страшного времени. Но как раз-то от этого вопроса, и положительного ответа на него, можно было бы избежать много. — В…верю. — Тихо, еле слышно проговорил солдат, прикладывая бинт к царапине. Александр улыбнулся и кивнул головой. Часы пробили девять. Это означало, что через полчаса отбой. Оба парня кинули быстрый взгляд на них. — Тебе, Лёва, следует идти в казарму. Скоро отбой. — Александр поднялся с насиженного дивана, солдат последовал его примеру. Голубоглазый кратко кивнул, и уже разворачиваясь, вспомнил про коньяк. — Шур, здесь пьют? — Робко спросил Лёва. Командир вздёрнул правую бровь, мол, а есть чего выпить? — У меня почти бутылка коньяка… — удивление Александра никуда не делось, а стало ещё сильнее. — Ну, вообще пьют. — Командир пожал плечами. — Но делают это втихаря от меня. Хочешь выпить? — Ответом был тихий смешок и краткое «да». — Ну, смотри мне, чтобы не ходил по коридорам. — Он чуть посмеивался, а на Лёвином лице застыло непонимание. — Ты не будешь? — Солдат оглядывал комнату, волнуясь о его реакции. — Приглашаешь? — Да. — Почувствовав себя спокойнее, Лёва осмелел. — Тогда буду. — Лукаво ухмыльнулся Александр. —  А теперь давай, Лёвка, чеши в казарму. — На душе у обоих стало спокойнее. — К часу приду. — Хорошо. — Улыбнулся солдат, прощаясь на короткое время, удалился из кабинета командира. Лёва поднимался в казарму в приподнятом настроении. Ещё больше его обрадовала гробовая тишина на его этаже. Тишина. Вот, что ему сейчас было нужно. Время подумать, осмыслить, покурить. Что-то странное Лёва заметил в их с Александром общении. Слишком просто они нашли общий язык, ведь обычно, чтобы так говорить с людьми, солдату требовались месяца…. Открыв дверь в комнату, Лёву увидел, что все кровати заняты и многие уже спят, а те кто нет — просто лежат в безмолвии. На нового солдата никто не обратил внимания, только проводили взглядом до кровати. Сердца обоих переполняли неопределённые чувства. Никто не мог сказать, что это именно, но каждый знал, что он счастлив. Александр, проводив солдата, с размаха упал на мягкий диван, достал из кармана потрёпанную пачку сигарет и затянулся горьким дымом. Некое блаженство наполнило тело молодого командира, и он, докурив, слегка задремал. Впервые за долгое время он чувствовал себя спокойно и легко. Сейчас, когда в этом безнадёжном месте он смог с кем-то разговориться — просто не мог его потерять. Всё бы ничего, но где-то в сердце больно щемило знание того, что уже буквально через две недели этого голубоглазого мальчишку отправят на верную смерть. Уже как десять минут Лёва стоит с оголённым торсом у распахнутого настежь окна и кожей ловит капли дождя. Он долго думал о том как он будет жить дальше после войны, и возможно ли это «после». Но в голову ничего дельного не приходило, поэтому он решил слегка вздремнуть. Под тёплым одеялом он проспал около трёх часов, ничего не видя во сне. Проснувшись, командир вытянулся во весь рост и кинул беглый взгляд по комнате, сонным сознанием ища часы. Когда нужный предмет был увиден, Александр отправился в ванную, чтобы принять душ и переодеться. До назначенного времени у него было ещё чуть больше часа, и поэтому он, не думая ни о чём, расслабился. Сняв с себя пиджак и рубашку, тяжёлый взгляд упал на длинный и широкий шрам на его же теле. Он аккуратно провёл по всей длине и тихо прошипел: всё ещё болит. Александр получил его на одном из ужаснейших заданий: в ту ночь на границе обороны случилась настоящая бойня. Погибло человек пятьсот, не меньше, около двухста было раненых. Когда стреляли по их лагерю, пришлось прятаться на кладбище. Там-то Александр и получил этот шрам, когда во время взрыва, вывернуло к верху землю, лежащих в ней людей и все надгробные камни. Командира придавило одним из тяжеленных гробов и он никак не мог выбраться. Больше никого не было, шли только войска противников. Ему повезло, что его нашёл совсем неопытный боец и лишь полоснул по рёбрам, надеясь, что он умрёт. Но командир лишь потерял сознание. На, утро когда рота в которой он состоял делала обход, они обнаружили его чуть живым и уже в бреду. Тяжело вздохнув, Александр отправился в душ. Лёва курил уже третью сигарету, которые стрельнул из пачки на соседней тумбочке. Перед тем как открыть окно он спросил неспящих парней не против ли они. Им было безразлично и они лишь махнули, мол, делай, что хочешь. Холодные капли дождя бросали в дрожь, заставляли съёжиться. Усевшись на подоконник, Лёва перекинул ноги через барьер, и махал ими, словно на качели. Он никогда не боялся высоты, четвёртый этаж был нипочём. Ему уже хотелось выпить или просто напросто уснуть, но он не позволял себе этого. И не зря. Буквально через минуту в комнату тихо вошёл Александр, оглядев всех, удостоверяясь, что они спят. Увидев Лёву в таком положении, его охватил секундный страх, но когда последний начал понемногу двигаться назад, страх отступил. — Хей. — Тихо, чтобы не сильно напугать, произнёс Александр. Несмотря на тишину звука, Лёва всё равно напугался и слегка прикрикнул, вздрогнув от неожиданности. Когда же солдат опустился на пол, они оба зашлись смехом, прикрывая рты. — Бери бутылку, пойдём ко мне. — Сквозь смех шептал командир. Лёва сделал всё, как он сказал, и они удалились из казарменной комнаты. Солдат ушёл первый, а командир ещё пару секунд смотрел ему в след, вглядываясь в стройную фигуру. Быстро, почти бегом, они дошли до кабинета командира и сели на уже полюбившийся Лёве диван. Александр подвинул небольшой табурет и поставил два стакана. — Лёв, ты бы поаккуратнее, с открытыми окнами. Заболеешь, а та стерва — единственная гарнизонная медсестра. — Угу. Хорошо. — Согласился солдат, наполняя стаканы янтарной жидкостью. Их беседа шла тихо, спокойно. Они говорили друг другу про родителей, про детство. Они раскрывали друг другу души, выворачивая все самые сокровенные тайны и выпуская всех скелетов из шкафов. — За знакомство, мир, любовь и счастье! — В полголоса сказал Александр тост и поднял стакан с горячительным напитком. Они выпили и вновь говорили про всё на свете. Их разговор был прост и весел. Их сознанием быстро завладевал алкоголь и им было уже почти всё равно на гремящие самолёты. Оба относились друг к другу с нежностью и трепетом, подбирая слова. Весь мир в одно мгновение ограничился одной комнатой, сигаретным дымом, алкогольным угаром и одним человеком, сидящим напротив.