Ночной кошмар

Всем, кто читает меня, спасибо, что продолжаете читать) Сессия удачно закрыта и я надеюсь, больше не буду так сильно задерживать с продолжением. *** - Данечка, – голос Вики в микрофоне был словно пропитан сиропом, - хороший мой. Напротив нее, изуродованный пикселями, в кресле сидел Даниил. Под глазом почти сошедший синяк, подбородок слегка поцарапан, вот только Вика знала, что проблема ни фига не в подбородке с синяком, удар пришелся парню по голове и то, что густые волосы скрывают место ушиба, ничего не значит. Сердце кровью обливалось, стоило представить, что может скрывать эта шапка волос. Однако на лице Даниила царило спокойствие. Руки были спокойно опущены на колени, а сам парень ровно сидел, время от времени отвлекаясь на шум, вызванный сестрой. Обстановка в квартире была Вике не знакома. Еще бы, теперь опекунство над парнем имела единственная совершеннолетняя родственница Даниила - двоюродная сестра Ника. И именно у нее в квартире сейчас они и находились. Насколько знала Вика, Нике было двадцать пять, квартиру она снимала, а парня или детей не имела. Хорошо, что она у него была. - Даня - вновь протянула Вика и улыбнулась во весь рот. Как ты, мой хороший? - парень слегка прищурился, так что у Вики радостно бухнуло сердце. Все хорошо. - Все отлично, - парень даже слегка взъерошил свои волосы. - Я отлично себя чувствую, только вот Ника все равно не отпускает на футбол. В экране появилось женское лицо, на скидку которому Вика не дала бы и двадцатки. Слегка полноватое и чрезмерно конопатое. Про себя Вика отметила, что именно такие веснушки осыпают лицо ее друга. - Что за кислое лицо? - затараторила Ника, - какой футбол, успеешь еще попинать свой мячик, правильно, Вика? – девушка в надежде глянула на ту, к которой обращалась. - Конечно, - строгим голосом заявила она. – Никакого футбола до полнейшего выздоровления. - Вы прямо как две старые тетки, – парень удачно уклонился от подзатыльника Ники и резко перевел тему, дабы избежать повторной атаки. – Вик, я снова могу играть. Снова в пару? Девушка как-то резко дернулась после сказанных Даниилом слов. А разве у нее уже нет пары? *** - Вика, кушать. Из кухни доносится голос матери, а через секунду стук входной двери. Ушла. Как обычно. Вика лениво идет на кухню и по привычке начинает есть подгоревшую яичницу, не отходя от плиты. Вкус противный и отторгающий, но уже настолько привычный, что невольно не замечаешь его. Сейчас девушка сосредоточена только на том, что нужно добить яичницу до конца, а иначе она совсем остынет, и вот тогда ее точно нельзя будет есть. Что поделать, мать совсем не умеет готовить, да и когда ей было учиться? Родила Вику она в семнадцать лет, а потом и отец ее бросил, плюс дочь астматик, все как-то не до готовки было. Бабушка никогда не помогала, называя дочь шалавой, а больше помощи ждать было не от кого. Вот и выживали, как могли. Да Вика, собственно, и не жаловалась никогда. К подгоревшей яичнице и полуфабрикатам она уже давно привыкла. Недавно вот снова видела отца. Ей каждый раз хочется подойти к этому мужчине и со всей дури врезать ему по лицу, но каждый раз она останавливает себя. В самом деле, как это будет выглядеть: незнакомая девушка подбегает и врезает взрослому мужчине прямо в глаз. Незнакомая девушка с точно такой же бледной кожей и нереально бледными губами, как у пострадавшего мужчины. Ей всегда интересно, а знает ли он о ее существовании? В смысле то, что у него есть дочь, со слов матери он точно знает, а вот то, что она, то есть дочь, это есть Вика вряд ли. Ну и пусть, ей и так хорошо. Ей никогда и не нужен был такой отец. Вечно небритый, в помятой рубашке, не таким она его себе представляла. Ну, вот с яичницей и покончено. В напоминание о ней только набитый живот и гадкий привкус во рту, ну и несчастная сковородка, которую придется отмывать как минимум полчаса. Девушка замачивает сковородку и возвращается к компьютеру. Вика ушла из школы еще в девятом классе. Поступила в средненький колледж на программиста, к слову, на бюджет и вот уже как года два закончила учебу. Вот только так и не нашла официальный заработок, пока только выполняла заказы по разработке сайтов, либо взлом какой-нибудь странички в соц. сетях. В золотые деньки заработок был весьма не дурен, да только не постоянен он был. Рука как-то сама потянулась к мышке, а мышка как-то сама потянулась к его нику. Как-то все само собой получилось, Вика даже не ожидала, что он ответит, а он взял и нарушил ее представление. - Да? - раздался тихий голос в наушниках. Неуверенный и тихий, будто он боялся спугнуть девушку. - Я тебе кое-что хочу сказать. Ты только не перебивай и дослушай до конца, – в голову девушки пришла не самая гениальная мысль. Ей почему-то захотелось рассказать о том, как она некогда умирала. - Говори. - Когда мне было шесть лет, приступы астмы были намного сильнее, – начала девушка. Она зачем-то потянулась к вебке и отвернула ее. Почему-то именно сейчас ей было противно наблюдать за своим бледным изображением в углу экрана. – Знаешь, когда тебе шесть, и ты задыхаешься, ты не можешь понять, страшно тебе или нет. Ты еще не знаешь, что такое смерть, и еще не до конца осознаешь, что такое жизнь. В этот момент для тебя только существуют руки матери и твои слезы, потому что ты не знаешь, что с тобой происходит. Ты просто смутно понимаешь, что тебе плохо. Ты пытаешься кричать. Сказать маме, чтобы она прекратила все это, потому что ты не знаешь, почему это произошло и когда это закончится, но ты только видишь мамины слезы. Потому что и она ничего не понимает. Ты видишь страх в глазах этой женщины, и от этого тебя одолевает ужас, потому что ты полагаешься только на нее, а сейчас и она не знает что делать. Твои легкие сжимаются и болят, это неописуемое чувство, ты не можешь вдохнуть, ты можешь только выдыхать маленькими порциями, потому что ты боишься, что иначе ты задохнешься. В твоем горле словно стоит пробка, и ты ничего не можешь с этим поделать. Прошло уже около четырнадцати лет, а я до сих пор помню всхлипы матери и ее песенки, исполняемые слабым и тихим голосом. Я до сих пор помню холодные руки врачей, болезненные уколы и стекающие по подбородку слезы. В то время я думала, что же происходит со мной, может, я что-то сделала не так. Может, я не убрала игрушки за собой и именно поэтому у меня такое наказание?.. Было очень тяжело. Было безумно сложно. В особенности смотреть на мать. На ее опухшие от слез глаза. Знаешь, врачи дали маме брошюрку по какой-то дыхательной гимнастике, название сейчас и не вспомню, хотя я не уверена, было ли оно вообще. Нужно было делать разные движения и сопеть как паровоз. – Вика улыбнулась уголками губ. – Я не понимала, зачем меня заставляют это делать, но я упорно продолжала корчиться и раздражающе сопеть при каждом проявлении приступа и без него, потому что мама стала улыбаться. Маме, в самом деле, становилось от этого легче. Не буду врать, я не знаю, помогала ли эта гимнастика или нет, но со временем приступы стали приходить не так часто и не с такой силой, как раньше. Было ли это благодаря гимнастике, или болезнь стала отступать со временем, но суть в том, что это помогло мне и моей маме морально. Мы боролись, понимаешь? Боролись, как могли. Девушка резко замолчала. Все это время Максим тихо слушал, в голове уже четко виднелась маленькая Вика, неуклюже ухватившаяся за ворот маминой блузки и нервно плачущая. Картина почему-то не хотела исчезать даже после того, как Вика замолчала. - Ты все еще тут? – нервно поинтересовалась она. Макс на экране замер, и было трудно понять, сбой ли это системы, или парень и в самом деле просто неподвижно сидит. - Я попробую, Вик, честно. Прости, что я сорвался. На душе словно потеплело, Вика вновь разворачивает на себя вебку, и Максим видит ее усталую улыбку, Вика кладет голову на стол и уже привычным голосом просит: - Расскажи мне что-нибудь.