Спорный подарок

      Я проснулась среди ночи и с ужасом поняла, что только что под ухом взбивала не подушку, а плечо Свендсена.       Стоп.       Главное, что я одета. И он тоже. Это несомненный плюс.       Я тряхнула головой, чтобы перемотать воспоминания до той точки, где рассудок покинул меня.       Утро четверга началось для меня с многочисленных звонков Игоря.       Эмиль с интересом наблюдал за моим телефонным разговором, привычно навалившись на дверной косяк и скрестив на груди руки.       — Ты опять недовольна, что кто-то заботится о тебе? — Эмиль вздернул брови, когда я наконец-то избавилась от назойливого Игоря.       — Тайком изучаешь русский язык?       — Изучаю тебя. И вовсе не тайно. Что за проблема такая?       — Нет никаких проблем! У меня… у меня не было другого выхода, — пробормотала я.       — Да неужели? — не отставал он.       Я не имела ни малейшего намерения продолжать беседу. Однако, сама не понимая почему — то ли бархатный голос Эмиля обладал какими-то гипнотическими свойствами, то ли подвело мое стремление со всеми быть открытой и искренней, — я, к своему изумлению, объяснила:       — Мы провели вместе четыре вечера, а он уже завел речь о свадьбе. — И зачем я пошла с ним в четвертый раз? Я же никогда так не делаю!       — Три свидания — твой лимит?       — Угадал.       Чувствуя, что уже сказала больше, чем надо, я подумала, что самое время сменить тему. Однако Свендсен не собирался прекращать расспросы.       — Не хочешь выходить замуж? — поинтересовался он с подкупающей улыбкой.       Я не знала, что делать — злиться или смеяться.       — Я не говорю, что семейная жизнь плоха сама по себе… — осторожно начала я.       — Но тебе не подходит?       Пора кончать этот дурацкий разговор! Что происходит?       — Лелеешь разбитое сердце? — как ни в чем не бывало поинтересовался он, не дождавшись ответа.       И тут, не выдержав, я рассмеялась.       — Еще чего не хватало! — воскликнула я, оставила чашку с недопитым чаем на столе и высоко задрав нос, демонстративно обогнула Эмиля и вышла из кухни.       Меня не волнует собственная личная жизнь. Возможно, когда-нибудь и мне случиться выйти замуж, но на сегодняшний день этот вопрос последний в списке значащихся. Не то чтобы я равнодушна к мужчинам. Напротив, я с удовольствием поддерживаю приятельские отношения со многими из них, иногда хожу на свидания и с удовольствием принимаю свою долю цветов, ужинов и комплементов. Но стоит заметить, как в глазах очередного кавалера появляется нездоровый блеск серьезных намерений — и я вежливо даю понять, что любовь в мои планы не входит.       Методом проб и ошибок я установила для себя идеальную меру — три свидания с одним и тем же человеком. Ни в коем случае не больше!       Но с Игорем, так случилось, мы провели четыре не плохих вечера вместе. Он оказался из числа тех редких мужчин, которые реально хотят жениться. Жениться. На ком — дело второе.       — Шурик! — я колотила кулаком в дверь его комнаты, попутно застегивая сапоги, — вы с иностранцем сегодня идете в посольство! А то я начинаю подозревать, что он копает под меня!       Из-за дверей в коридор вынырнула кучерявая голова с помятым лицом.       — Ты знаешь, что будить в шесть утра человека, находящегося в отпуске — преступно? — Сашка задумчиво почесал затылок, — А где же платье и туфли?       — Зачем ты вытащил в реальность свои ночные фантазии?       — У твоего начальника сегодня день рождения! Постой, ты забыла? — рассмеялся Саня.       — Сашка! Ты спас мою карьеру! — выкрикнула я, опомнившись.       Вот оно начало конца.       Точно, день рождения Негодяя Сергеевича и слишком много шампанского, и, кажется, такси…       — Саня, дружище, встреть меня, я в такси, мне не хорошо, а водитель какой-то подозрительный, — шептала я в трубку, однако пьяный шепот совсем не шепот, если Вы понимаете, о чем я.       — Ты напилась что ли? — крикнул Саня в трубку.       — Боже, у меня кровь из уха пойдет!       — Чего? Ты где?       — Я в такси. Да не кричи ты, просто встреть меня. Боюсь, пять этажей окажутся слишком экстремальной дистанцией.       — Лена, блин, я не дома! Ладно, сейчас решим, — гаркнул Сашка и отключился.       — Уважаемый, — обратилась я к таксисту, — если вы меня доставите в целости и сохранности в 15 квартиру, я не обижусь. Но если вы меня обидите, мой парень вас переломает, — я чувствовала, как засыпаю, — он крутой, смотрели «Рокки»? Вот это про него…       Так, бормоча разную ерунду я была доставлена к подъезду своего дома. Пока собирала свои пожитки по салону авто, двери машины отравились, и я увидела Свендсена, который озабочено наблюдал за мной.       — О, Ствиен, залезай, давай кататься! — я весело помахала ему, а он, почему-то не принял моего предложения.       Это меня расстроило, и я, пытаясь изобразить все свое негодование, закатила глаза и откинулась на спинку сидения. Не знаю, сколько я так просидела, может и правда отрубилась, но следующее, что я помню, это как Свендсен несет меня на руках по подъезду.       — Мистер Благородство! — протянула я, — ты только не бросай меня, что-то мне совсем не хорошо.       — Не переживай, еще немного осталось, сейчас поднимемся и ты отдохнешь, — прошептал он.       — Это ты себя сейчас успокаиваешь?       — Нет, но в любом случае, хорошо, что нам нужен пятый этаж, а не выше. Верно?       — Нам? Тебе повезло, что я не в состоянии спорить, — прокряхтела я и поболтала ногой.       — Что ж, пометим этот день в календаре.              Что там было дальше я уже не помню, но проснулась я там, где Вы нас и застали.       Оглядывая в непонимании Сашкину комнату и борясь с головной болью, я украдкой взглянула на Эмиля.       — Ты уже выспалась? — мягко улыбнулся он.       — Угу, что мы здесь делаем?       — Ты уснула. Я снимал с тебя туфли, а ты уснула у меня на плече, — как ни в чем не бывало пожал плечами Эмиль, — Хочешь чего-нибудь?       — Я? Сгореть со стыда и провалиться сквозь землю… закрывая ладонями глаза, я мотала головой, мечтая, что все это исчезнет, словно дурной сон, — Постой, что ты делал? Снимал туфли?!       — Полегче! Даже если я в забытой жизни маньяк, то точно не по части девушек, страдающих алкоголизмом! Сколько ты в себя влила?       — Много, Стив. Ооооочень много, — протянула я отчаянно, — Не повторяй этот трюк, это может быть опасно для жизни неподготовленного человека.       — А ты, значит, тренированная? — поморщился он.       — Я вообще не пью, — я скривилась в ответ и украдкой бросила взгляд на своего гостя, в глазах которого читалось что-то вроде «Да ну?!» — О, не нужно на меня так смотреть! Умоляю! Только не сейчас! Давай ты завтра продолжаешь таращиться на меня, хоть вдвойне, но только не сегодня, — стонала я, — И освободи меня от нотаций!       — Договорились. Кстати, ты что-то бормотала про таксиста и своего парня — Рокки, кажется.       Я горестно рассмеялась.       — Какой кошмар…       — Это его портрет у тебя в комнате? — заметив мой вопросительно-недовольный взгляд, Свендсен тут же добавил, — Я случайно заметил еще в первый день.       — Это… — я подалась вперед, облокотилась локтями о колени и принялась разглядывать свои ладошки, тогда Эмиль принял точно такую же позу и стал внимательно смотреть на мои руки, которые исходили мелкой дрожью, — длинная и грустная история.       — Идем, — он встал и подал мне руку, — попьем чай, что-нибудь съедим, и ты мне расскажешь эту длинную историю, если захочешь. Но немного перекусить тебе нужно обязательно.       Эти посиделки на уютной кухне, освещенной лишь тусклой подсветкой вытяжки, ровное и медленное дыхание норвежского корабля и лай собак, которые кого-то догрызали за окном, стали входить в привычку.       Свендсен как обычно сидел напротив меня, ложкой скреб дно кружки и терпеливо ждал, пока я уплетала заботливо приготовленный им бутерброд.       Я все раздумывала, что именно рассказать и чем из всей этой истории действительно следует делиться. Вспоминались какие-то обрывки фраз, детские шалости, трудные решения, разговоры по душам, теплый летний вечер и букет английских роз…       — Этого человека нет в живых, но он мне очень дорог, — только и вымолвила я, не желая посвящать Эмиля в эту историю.       — Он был военным? — как ни в чем не бывало поинтересовался он, что-то внимательно разглядывая на дне кружки.       — Саня тебе разболтал все?       — Вовсе нет, он тоже избегает этой темы.       — Знаешь, — я повертела в руках кружку, — есть темы на которые просто не приятно говорить.       Нас было трое, даже и не помню, как так получилось, но всегда и везде мы как гардемарины появлялись втроем: я, Лариска и Стас. Мы жили в одном доме и учились в одной школе и так давно и хорошо друг друга знали, что совершенно не находили гендерных различий друг в друге. Он был «своей девчонкой» для нас с Ларой, а мы для него «своими парнями». Официальная версия выглядела, кажется, так. В школьные времена они с Лариской вроде пытались играть в пару, но как-то не задалось, а я даже и начинать не хотела, меня устраивали наши взаимоотношения, портить которые мнимой любовью казалось абсурдным.       Стас был на год старше меня и Лариски, он-то и уговорил нас влезть в эту авантюру с «полицейской академией», где он с удовольствием и учился.       Сам Стас позднее перевелся на заочное и поступил на службу в силовое подразделение, о котором в народе болтать не принято.       Я, говорил он, в детстве мечтал стать либо архитектором, либо актером, либо бойцом спецназа. Выбрал, видимо лишнее в цепочке, не на букву «А». Однако утверждал, что однажды эта буква обязательно появится у него на шевроне. Так пошла череда из бесконечных командировок на Кавказ, после которых он первым делом заявлялся ко мне с цветами, чтобы просидеть до рассвета за чашкой чая и разговорами. Он говорил, что его все это успокаивает. Стас никогда не рассказывал о службе, отмахивался, мол, минералку пьем в горах, да тренируемся (это позднее я узнала правду), но с ним было о чем поговорить. Вопреки расхожему мнению о недалекости представителей своей профессии, он был невероятно всесторонне развит и начитан. Еще он был очень добрым, наверное, зла ему и так хватало, так что близких он берег, и по первому зову любого из своих товарищей бросал все дела и мчался на помощь.       Бабушка однажды значительно вздохнула со словом «хороший», имя ввиду Стаса. Она слишком много вкладывала в эту характеристику. Он был таким мужчиной, за которым хотелось следовать. С которым было не страшно жизнь прожить. Нам и правда было легко друг с другом. И никаких слов любви, никаких намеков и поползновений с его стороны. Само благородство. Человек-выдержка. Он методично и постепенно обволакивал меня, словно в кокон, своим присутствием в моей жизни. Со временем я так же стала тянуться к нему, ругала себя за свои чувства и молчала. Ждала им подтверждения. Ждала случая.       Эта история могла бы иметь замечательный конец, но два года назад Стас погиб, на задержании, в ходе перестрелки, перекрыв собой сектор обстрела, в котором так не вовремя появилась женщина с ребенком. Автоматная очередь горячо ударила в плечо, наискось полоснула по бронежилету, рванула по ноге… он, наверное, тогда и сам не понял, от чего стало так жарко в груди, но, видать, Ангел-Хранитель моргнул, когда одна пуля скользнула под лист бронежилета. Стас был награжден орденом Мужества, но вручали его уже семье, потому что, получив ранение не совместимое с жизнью, он скончался еще до приезда скорой помощи. Говорят, была даже попытка разговаривать.       Не думала, что первое настоящее самое пылкое и правдивое признание в любви мне придется произносить у надгробья.       Я не помню себя в те дни, не помню даже похорон, я совершенно ничего не помню, кроме Сани, чья кудрявая голова заботливо маячила рядом с моим, распластанным на лавочке, телом.       А потом был этот разговор, который разделил жизнь на «до» и «после». Оказывается жизнь не вечна, и порою даже не длинна, а мы ведем себя так, словно собираемся жить вечно.       — Какой ты себе представляешь свою смерть? — спросил Сашка.       Страшный вопрос. Мы ведь об этом никогда не думаем. Запрещаем себе думать. Как? Где? При каких обстоятельствах?       — Уж точно не в 24 года, — бросила я.       — Словно в старости кому-то очень хочется Туда… Некоторые после 70-ти только жить начинают, — грустно хмыкнул Саня и продолжи, — Она нам не подвластна. Мы не имеем права выбора. А у Стаса он был, доли секунды, но был. За это мгновение он принял единственно верное решение. Выбрал, — произнес он и потом добавил — Знаешь, люди обычно просто умирают, а Стас — в обмен на другую жизнь. Даже на две. Иных сбивает машина на перекрёстке и все, ни себе, ни людям, в пустоту… И вообще, мужчина, погибший с оружием в руках, защищая женщину с ребенком…я ему завидую.       — Чего несешь-то? — я возмутилась как-то по инерции, не слишком вникнув в его мысль.       — Смерть неосознанная — это смерть, смерть осознанная — это уже бессмертие…       Одно мне дышать размеренно не дает, что же говорил Стас тогда?       На столе в моей комнате стоит его протрет. И молчит. При жизни молчалив был, после смерти молчит — даже не снится, зато тогда говорил… что за человек!       В ту ночь Эмилю удалось невероятное. Он, словно, попутчик в поезде, вытащил из меня все, всё самое плохое и самое ненужное, что я везла с собой все эти годы, и легкой рукой убрал это куда-то, сведя разговор к чему-то совсем простому.       Ему, наверное, не легко участвовать в беседах о детстве, о родителях и мечтах, бедняге приходится всячески скрывать свое имя, профессию и все, что с этим связанно. Колоссальный опыт, знаете ли, беседовать с человеком «без прошлого». Он не придумает историю о смешном белом пуделе, не расскажет, как стал королем выпускного бала, не похвастается фотографиями дальних стран, не соврет, не приукрасит, он только тот, кем является сейчас.       — Нам нужно придумать, что делать с тобой, — хмыкнула я, неспешно заваривая чай.       — Нам? — Эмиль вздернул брови.       — Хей, — я слегка толкнула его локтем, — Ну ты же понял, о чем я!       — Нужно, — он опустил свой длинный нос, что-то вылавливая из вазочки с конфетами.       — Стив, а если кто-то тебя ищет? Вдруг кто-то волнуется и места себе не находит? Родители, девушка, питомец вот такой же, — серый комок шерсти свернувшись клубком не слышно сопел возле батареи под окном.       — Если бы я кому-то действительно был нужен, думаю, меня уже нашли бы, — с печалью в голосе отозвался Эмиль, — а что если меня и правда Стив зовут?       — Поздравляю, ты носитель не самого респектабельного имени.       — И меня никто не ждет?       Вот те раз. Чувак, ты прикалываешься? Мы оба знаем, что как минимум федерация биатлона Норвегии опечалена, они деньги вкладывали в тебя….       Я взглянула на часы. Половина пятого утра. Через пол часа вставать на работу.       — Как ты пойдешь на работу? — вдруг спросил Эмиль.       Мысли он мои что ли читает!       — Понятия не имею.       — Что-нибудь придумаем, Лена, но в любом случае нужно идти спать.       — Почему ты постоянно пытаешься меня накормить, уложить спать, проконтролировать распорядок дня? Я уже большая девочка и не плохо обхожусь.       — А почему ты не остаешься в этой квартире одна и так боишься простой заботы? — прошептал он и уставился на меня, точно не собираясь оставаться без ответа.       Я отвернулась. Отвернулась от его глаз. Отвернулась от правды.       — Лена, — я почувствовала, что Эмиль стоит за моей спиной непозволительно близко, — Я не собираюсь….       — Стоп, — перебила я Эмиля, — Молчи.       Я украдкой заглянула в его карие глаза и резко отвернулась, словно обожглась.       — Спасибо за этот разговор. За все спасибо. И прости, — прошептала я, мечтая исчезнуть под шапкой-невидимкой.       — Тебе не за что извиняться, — мягко улыбнулся он, — Ты определенно не самое пушистое и трепетное создание, зато обаяния тебе не занимать…. На секунду Эмиль вдруг прервал поток своих странных мыслей, внимательно посмотрел куда-то вверх, задумчиво поджал губы и резко выдохнул. Потом положил руки мне на плечи.       — Тебе пора спать, я настаиваю.       — А ты определенно самый странный человек, которого я встречала.       — Сомнительный комплимент, — Свендсен покачал головой, — Но услышать ТАКОЕ от тебя это целое событие! Отметим завтра. Спокойной ночи, Лена.       На этом мы с моим удивительным гостем распрощались до утра.       Не смотря на странное состояние между похмельем и дикой усталостью, я ворочалась в кровати, разгоняя по углам всяческие мысли. Что происходит?        Это биатлонное явление олимпийского масштаба хозяйничает у меня дома, дает мне наставления, отправляет спать, влазит в душу как в холодильник, наливает чай, провожает на работу по утрам, справляется о моих успехах по вечерам и даже не фыркает как Саня!? Какая неслыханная наглость! Что, черт возьми, он затеял?!       На этой мысли я и провалилась в сон.