Ты в сердце моём

Вздрогнув в момент прикосновения к подушке, тело замерло неподвижно. Энакин опрометью бросился к тревожной кнопке и вдавил палец в неё, после чего склонился над бездыханной ученицей. Да, именно так. Грудь не поднималась, пульс почти отсутствовал. Зачем? Почему? Как она могла? Может быть, ещё не поздно? Может возможно что-нибудь сделать до прихода врача? И Энакин, вспомнив утренние слова покойной жены, решил сделать заведомо невозможное—спасти ту, которая пыталась спасти её. Вырвать из лап самого страшного противника—Смерти. Скайуокер дотронулся до пока ещё тёплой руки Асоки. Жизнь ощущалась, но слабо, процентов на пять. Тогда он положил ладонь на её грудь и направил в это почти уже остановившееся сердце максимально возможный поток живой Силы. При этом он нещадно ругал себя за то, что часто прогуливал занятия по исцелению, считая, что ему это не понадобиться. Асока не прогуливала и потому смогла поддержать жизнь Падме до прихода врачей, сможет ли он повторить её подвиг? Сможет. Ведь он обязан. Обязан теперь помочь этой девочке справится с борьбой. Но ничего не помогало, силовое свечение вокруг Асоки по-прежнему оставалось неживого серого цвета, что говорило о том, что жизнь уходит из тела. «Я прошу тебя, пожалуйста, дай мне знак, что ты здесь, что ты не ушла. Прости меня, я искренне раскаиваюсь в том, что наговорил в порыве. Я был сам не свой из-за смерти жены, но я не хочу, чтобы и ты меня оставила, поверь мне, последний раз!» — в последней безумной надежде воззвал Скайуокер даже не столько к Асоке, сколько к той, что стояла над ней и над всей галактикой—к Великой Силе Вселенной. И только в этот момент Она, очевидно сочтя своё наказание достаточным, а раскаяние искренним, идущим из самой души, всё-так сжалилась над Избранным. Силовое свечение над Асокой из серого сделалось голубоватым. Голубизна робко проглядывала из серости, не становясь более явной, однако и исчезать тоже не спешила. Если только Энакин не убирал руку от сердца тогруты. Словно разрыв этой странной, внезапно возникшей у них связи мог стоить жизни молодому Рыцарю. Но разорвать её всё же пришлось, поскольку дверь в палату с грохотом распахнулась и туда, выкатывая вперёд себя каталку с оборудованием, влетел врач. Где же он был до этого? —Что у вас тут произошло? — поинтересовался он нервным тревожным голосом. —Это просто ужасно! Мы разговаривали и вдруг она взяла и нажала на кнопку отключения аппаратуры, я пытался вернуть всё назад, но ничего не выходит! Помогите ей! — выпалил Энакин, единым духом, боясь отнять ладонь от груди Асоки. Ещё никогда он так не боялся за жизнь другого человека, как сейчас. Впрочем, нет, однажды было, шесть лет назад, когда его мать умерла на его руках. Она лежала на них точно вот так же, как сейчас бывшая ученица и слабым от агонии голосом шептала слова любви. Асока же ничего не говорила. Вернее, вслух она не произнесла ни слова, за то, когда врач подходил, тогрута внезапно приоткрыла глаза и устремила взгляд прямо в лицо Энакина. На самом их дне плескался страх и боль от содеянного. «Останови меня. Не дай мне уйти» — казалось, пытались они сообщить Скайуокеру. И он понял, он услышал несказанную мольбу, будучи готовым в любой момент броситься на помощь, отдать всё, что в данный момент у него было, только бы она выжила. Но этого не потребовалось, даже наоборот, врач, приблизившись, тут же попросил его выйти. —Уважаемый, поверьте, будет лучше, если я останусь! — возразил Энакин — Мне нужно поддерживать силовую связь, без неё она не продержится. —Может быть, мне кажется, но врач здесь я, а вовсе не вы, сделайте то, что вам сказали, иначе мне придётся позвать дроида-санитара с его неизменным электрошокером. После этого пылкого высказывания медик почти, что силой оторвал его руку от Асоки и развернув за плечи к дверям, слегка подтолкнул. Едва прикосновение разъединилось, как свечение снова сделалось мертвенно-серым, но Энакин этого к счастью не видел, так как вынужлен был с неохотой покинуть палату. В коридоре он наткнулся на Магистр Пло, пришедшего сюда почти вслед за ним. Он тоже почти не спал этой ночью, переживая о своей девочке. К тому же ему не давал покоя тот факт, что её так долго не отключали от аппаратуры и он боялся, как бы это не навредило ей. И думая об этом, Магистр был едва не сбит с ног вылетевшим из двери Скайуокером. И посмотрев на молодого коллегу внимательнее, встревожился ещё сильнее, поскольку заметил его непривычно бледный и враз осунувшийся вид. К тому же вспомнив о вчерашней безобразной сцене, произошедшей здесь, заметно напрягся, на всякий случай, убрав руки за спину. Мордобоя не хотелось, но увидев, откуда именно вышел Энакин, Пло не выдержал и сделав шаг навстречу, заговорил первым: —Ты всё же решился пойти к ней? Как только наглости хватило! Тон голоса помимо воли сделался грубым и недовольным. Любое зло, обращённое к Асоке, задевало за живое, и было неважным от кого оно исходило. —Магистр — почти прошептал Энакин безо всякой агрессии, даже наоборот, с каким-то странным, умоляющим выражением — Скажите мне, что она не умрет. И во всей этой фразе и внешнем виде всегда грозного и неустрашимого Скайуокера сейчас сквозило такой безнадёжной смиренностью и покорностью судьбе, что Магистр невольно почувствовал к нему острую жалость. Растрёпанный, с посиневшим от волнения лицом и опущенными вниз глазами он странным образом напоминал маленького мальчика, случайно совершившего плохой поступок и после, сам уже будучи не рад сотворенному, пришедшего к старшему товарищу, ища защиты и поддержки. Чтобы кто-то большой и сильный пришёл и развеял его сомнения, расставив всё по своим местам. Гнев Магистра улетучился и теперь это были всего лишь двое, объединённые одной общей бедой, признанной сплотить. —Как там она? Что говорят врачи? — спросил он уже совсем иначе. —Всё плохо, хуже некуда. Она продолжает винить себя в смерти Падме и сейчас попыталась покончить с собой, отключила систему кровообращения, я не успел остановить её. Это моя вина, Магистр, простите меня, я сам не знал, что же такое ужасное затмило мой разум — ответил ему Энакин ещё тише, голос тонул в душивших его слезах. Кел-дорец тут же рванул в сторону палаты, желая лично убедиться в том, что он сейчас услышал, но Энакин удержал его: —Туда сейчас нельзя, там врач, пытается привести её показатели в норму и как-то стабилизировать. Я не знаю, удастся ли ему. У меня это получилось лишь благодаря силовой связи. —Связь нельзя разрывать, это затруднит излечение. Но ты поступил правильно, Энакин, никто не сделал бы большего — признательно произнёс Магистр, но не стал противоречить и оба Джедая ушли в конец коридора, чтобы вместе дождаться новостей о состоянии Рыцаря Тано, такой дорогой и близкой для них обоих. —На самом первом нашем задании, когда нас дроиды окружили, она взяла и стенку на них Силой свалила. Спасла мне жизнь, хотя совсем ещё меня не знала — пронёсся в тишине коридора голос Скайуокера. —Всегда была такой, смелая, самоотверженная, никого и ничего не боялась. Даже в детстве. Ты знаешь, когда я впервые её увидел, она сразу же, не успел я сказать ей ни слова, потянулась ко мне руками, а ведь впервые видела и не знала, чего от меня ждать. Я как сейчас помню, как принёс её в храм, такую маленькую и беспомощную, во время полёта она замёрзла и я завернул её в плащ. Она так трогательно ко мне прижалась — ударился в воспоминания и пожилой Магистр. Энакин устало согнулся и уставился взглядом в колени, чтобы Пло не заметил постыдно набегавшие слезы: —А когда я пострадал при взрыве корабля, помогая Магистру Секуре, сидела возле меня, Рексу с Эйлой подойти не давала. —Да, Совет не ошибся, решив сделать её именно твоей ученицей. Я как только увидел вас вместе, сразу понял—сработаются. Одни ваши клички чего стоят.... — поддержал его кел-дорец. Чтобы отвлечься и поддержать друг друга они ещё долго вспоминали моменты прошлого, связанные с Асокой, стараясь не думать о том, что сейчас происходило с ней, а вернее с её сердцем, которое теперь не заводилось даже при помощи аппаратуры. Похоже, что опрометчивый поступок стоил ей дорогого. Врач не справлялся один и вскоре призвал на помощь бригаду дроидов, загрохотавших по коридору металлическими частями. —Сердце умирает, клетки миокарда полностью атрофировались, оно не сможет теперь работать — вынес вердикт равнодушный механический голос, которому вторили и остальные железные собратья. Руководившему всем этим врачу осталось лишь согласиться, да и нельзя было сказать иного, когда показания монитора подтверждали диагноз до последней буквы. Сердце пришло в негодность, теперь в этом не было сомнений, выход существовал только один. Рискованный и страшный в отсутствии гарантий благополучного исхода. И имя ему — трансплантация.