Ты в сердце моём

Касание губ произошло спонтанно. Лёгкое и воздушное, как невесомая пушинка, но такое мягкое и нежное, что дыхание сбилось и встав тугим комком где-то посередине груди ухнуло вниз, забывшись в коротком рваном ритме в области диафрагмы. Вкус на губах оказался именно таким, но как же хотелось почувствовать его в полной своей глубине. Ощущения были одновременно новыми и как будто привычными, испытанными уже не одну сотню раз. И как же нагло и бессовестно посмела прервать его реальность, явившаяся на этот раз в виде удара об пол чего-то твёрдого и следом лёгкого скрипа пружин кровати, словно пускавшей на себя кого-то ещё. —Ой! — вскрикнула вдруг Асока, почувствовав как ей в руку тычется что-то мокрое и холодное, которое одновременно прижималось ко второй руке тёплым пушистым боком. Девушка опустила глаза вниз и увидела полосатую кошку, которая по-хозяйски расхаживала по одеялу и старательно обнюхивала Асоку. Судя по всему, Флора устала сидеть в сумке и решила напомнить хозяину о своём существовании, не особо заботясь о том, что он может быть занят чем-то другим. —Флора, зачем же ты вылезла? Ну кто тебя просил? — произнёс Энакин, как показалось Тано, с досадой. —Она просто заскучала, вот и пришла к нам — улыбнулась Асока, поглаживая пушистый мех кошки — Ты, наверное, хочешь есть? Так я сейчас тебя покормлю. И взяв с тумбочки остатки своего обеда, Тано переложила их в один из контейнеров и поставила перед Флорой, та мигом склонилась к еде и звучно залакала молоко, закусывая кашей. —Сола сказала, чтоб я её забрал, иначе она от неё избавится — пояснил Скайуокер — Эта стерва полосатая уже всех там разукрасить успела! —Ну зачем ты о ней так? Смотри, она же такая милая — умиленно сказала тогрута, рассматривая животное. Асока с интересом смотрела за кошачьей трапезой, казалось, что в этот момент она совершенно забыла про Энакина и про то, что сейчас произошло между ними, всё внимание девушки перешло на кошку. Она, конечно и раньше видела Флору, бывая в семейной квартире учителя, но ни разу до этого не чувствовала к ней такой любви, как и вообще к кошкам. Понаблюдав несколько минут за этой трогательной сценой, Энакин, очевидно поняв, что он тут лишний, медленно встал и сказав: «Пойду пройдусь немного». Вышел в коридор. Ему и правда стоило побыть одному и поразмыслить о том, чему так бесцеремонно помешала кошка. В отличие от Асоки он ни на секунду не забыл об этом и сейчас находился в некоторой прострации. «Я поцеловал её. Просто взял и поцеловал. Как это вышло?» — размышлял он, стоя возле окна коридора. Его немного трясло, было одновременно стыдно и странно приятно. Будто впервые, после трагической смерти жены он почувствовал спокойствие и умиротворение в душе. Что-то тёплое и родное, доставшее до самого сердца, погладив его изнутри, убеждая, что всё ещё может быть хорошо. Вдвойне странным это было именно сейчас — ощущать нежное, щемящее чувство к другой девушке, когда тело его любимой жены, всего лишь несколько часов назад исчезло под землёй. «Или всё началось не сегодня?» — пронеслось вдруг в голове Энакин, когда он сделал неожиданный вывод. Попытался припомнить всё время, проведённое вместе с Асокой и нашёл, что до недавнего момента видел в ней только друга. Что же теперь? Когда именно всё изменилось настолько, что стало возможным думать иное? «Определенно после той аварии, или нет, чуть позже» — копался он в памяти. Но в какой же именно момент всё началось, Энакин так и не смог отследить. Однако, тот факт, что его отношение к бывшей ученице стало иным, был очевиден. В её присутствии Скайуокер словно бы оживал и мог на время забыть о постигшем его горе, в беседах с ней он находил покой и уют, будто пришёл к близкому и родному по духу. «И как она изменилась в последнее время, стала какой-то более чуткой и вдумчивой, а главное—стала интересоваться тем, что до этого ей было неинтересно, она теперь как бы напоминает мне кого-то, да что там, напоминает, я иной раз почти уверен, что она и есть...» — от последней мысли Энакин едва не упал, до того удивило его наблюдение, но не успело оно оформиться и выстроится в единую цепочку, как его кто-то окликнул: —Энакин, ты что здесь делаешь? — громко сказал Магистр Пло, появляясь в конце коридора. Скайуокер обернулся на зов и стряхивая с себя остатки задумчивости, поспешно ответил: —К Асоке пришёл, ей уже гораздо лучше, думаю, её выпишут быстрее, чем предполагалось изначально. Реакция Магистра на эти слова оказалась неожиданной, особенно учитывая тот факт, что они сблизились, беспокоясь за Тано. Кел-дорец вплотную подошёл к товарищу и глядя ему в лицо, произнёс достаточно строго: —И зачем ты к ней ходишь? Душу ей травить? Напоминать своим видом о том, что она пережила? Энакин вздрогнул от такого почти неприкрытого обвинения и не нашёл ничего лучшего, как откровенно во всем сознаться, ведь кому ещё сделать это, как не ему, знавшему Асоку с детства. —Магистр, я искренне не понимаю вашего тона, но считаю нужным объясниться, поверьте, я не причиню ей вреда, наоборот, просто выслушайте меня и попробуйте понять — сказал Скайуокер, увлекая его в другой конец коридора, туда, где была так называемая курилка. К слову сказать, Магистр Пло и сам несколько удивился своему порыву, обычно он старался не проявлять ни к кому негативных эмоций. Тем более, что Энакин искренне раскаялся в том, что наговорил тогда в сердцах, видно в душе Магистра всё же осталось ещё недоверие к этому человеку. Слишком уж спонтанными были его действия. Впрочем, следовало и правда выслушать Энакина, ведь может быть он скажет что-то иное, чем прежде. —Хорошо, я тебя слушаю, но, имей ввиду, если я услышу что-то грубое и жестокое по отношению к ней, то не стану сдерживаться, как в прошлый раз — начал он, давая понять на что рассчитывает в этом разговоре. —Понимаете, Магистр, это так странно, но я кажется....похоже....в общем, Асока за эти дни стала мне ближе, чем прежде. Нет, она и раньше была мне хорошим другом, но сейчас... —Энакин помимо воли ощутил, что начинает краснеть, хотя и не думал рассказывать про тот поцелуй. Магистр, похоже всё понял и положив руку на плечо собеседника, доверительно произнёс: —Я чувствую, что сердце твоё смущается, не знает куда пойти. Оно словно боиться открыться чему-то новому, что уже зародилось в тебе, но ты поймёшь его и примешь, оно сильнее, чем может показаться. —О чем вы говорите, Магистр? Я только хотел сказать, что моё отношение к Асоке в последнее время стало более тёплым, чем до этого, я и раньше за неё переживал, но теперь переживаю как-то иначе, не как за ученицу...до этого я переживал только за Падме — в этом месте Энакин неожиданно замолчал, словно наткнувшись на преграду и поняв, что сболтнул чего-то лишнего. Того, что было непонятно пока даже ему. —Я тоже замечал, что она говорит о тебе как-то не так. Обычно могла часто и подолгу рассказывать о ваших похождениях, а теперь рассказывает мало и сухо, словно оберегая. Не припомню за ней этой молчаливой скрытности. Но мой тебе совет, прежде сам для себя пойми, как быть в новых обстоятельствах и только тогда говори об этом Асоке, не нужно ей переживать. Пойдём к ней, она наверно беспокоится, куда ты пропал. *** Асока в это самое время как раз закончила кормить кошку, а та, не растерявшись, забралась к ней на колени и свернувшись клубком уютно замурчала. —Буррррр — раздавалось по всей палате. —Ну ничего, милая, будешь теперь жить с нами, только кусаться не нужно, а так, справимся — бормотала Асока, гладя Флору по шёлковой спине. Мурлыкание навеяло сон и вскоре Тано, опустив голову на подушку, закрыла глаза и засопела, а прямо поверх неё мирно спала кошка, положив голову ей на грудь. Именно такую картину и застали придя Энакин и Магистр Пло. Никто из них не решился нарушить эту идиллию, лишь только поправили одеяло и погасив свет неслышно вышли. «Не переживай, ты всё делаешь верно, иногда отчаянный порыв есть начало чего-то большего» — прошептал тихий мелодичный голос, вплетаясь в сны юной тогруты, напоминая ей о сердечном долге.