Ты в сердце моём

Сон оказался довольно крепким, провалившись в него почти сразу же после приема лекарства, Асока будто бы выпала на время из действительности. Мягкая тёплая истома так приятно обволакивала всё тело и сознание, что поневоле начинало казаться, что всё плохое уже закончилось и впереди только радость. Она нашла свою любовь, своё место, своё призвание, это ли не счастье? Только одно не давало покоя—что же с ней творится. «Падме, приди ко мне и помоги разобраться в этом, ты всегда подсказывала мне при жизни, не откажись и теперь поговорить со мной» — мысленно воззвала Асока к душе покойной подруги, не особо надеясь на успех, но каково же было удивление, когда после этих слов из темноты начал вдруг медленно проявляться знакомый образ. «Ты звала меня, дорогая, и вот я здесь, расскажи мне, что тебя мучает» — прозвучал тихий спокойный голос. Сегодня Падме была без плаща, каштановые волосы свободно струились по плечам, а глаза смотрели ласково и с сочувствием, впрочем, на дне их светилась неприкрытая благодарность — «Ты молодец, Асока, теперь я вижу, что не ошибалась в тебе.» Тогрута во все глаза смотрела на восставшую. Такой просветленной и радостной она не видела эту женщину даже при жизни, кажется, что душа её и правда нашла покой и вечное блаженство. «Падме, но я стала совсем другой, я могу и нет принять себя такую, что мне делать? Почему это произошло?» — спросила она с надеждой. «Недавно ты помогла мне, я смотрю и радуюсь вашему счастью, Энакин думать забыл про Тьму, а ты смогла наказать преступника, а теперь я помогу тебе. Только прошу, ничему не удивляйся.» — предостерегла её Падме — «Вспомни, что я тебе говорила в последний день, я сказала: живи вместо меня, а после этого я навсегда ушла, а моё сердце продолжило жить. Энакин ещё не знает об этом, но уже полюбил тебя, не так важно, чьё сердце у тебя внутри, важнее то, к кому оно стремиться. Не отталкивай это стремление и знай, сердце подскажет, куда следует пойти, только оно.» И закончив говорить, образ исчез и Асока вдруг неожиданно поняла, что подруга больше не вернётся. Девушка тяжело вздохнула и открыла глаза. Она не отошла ещё от увиденного и теперь как будто считала реальность продолжением этого странного мистического сна. «Живи вместо меня.» «Я буду жить у тебя внутри.» «Доверяю самое дорогое, что есть в моем сердце.» Все эти фразы закружились в голове безумным калейдоскопом, вскоре к ним добавились и ощущения. Вот она входит в медитацию и видит странного человека с до боли знакомой аурой, только теперь уже нет сомнений в том, кто это был. Потом эти странные, непривычные прежде моменты близости. Асока вспомнила как на следующий день после операции виделась с обоими, Рашем и Энакином и какой была её реакция на обоих. Сейчас ей казалось, что уже тогда она ощутила подсознательное чувство опасности, исходящее от Кловиса. И то, что её неосознанно потянуло к Энакину. А изменившееся мировоззрение и вкусы? Ответ был найден и был он весьма неоднозначен. Но главное неоспоримо. «Я должна привыкнуть. Всё это так неожиданно, я должна разобраться» — подумала она, прежде, чем осторожно встать с кровати и подойти к окну, Асока встала возле стекла и глянула в розоватые сумерки начинавшегося утра. Легкая дымка едва заметно окрасила квадрат двора медкорпуса, постепенно из неё начали проступать очертания скамейки и деревьев. А Асока стояла и молча смотрела на них, пытаясь примириться с действительностью. —Я забрала чужую жизнь, чужую судьбу и теперь всё будет иначе, чем должно было, произойдёт то, чего не планировалось прежде» — проносилось у неё в мыслях. Девушка не понимала как относится к этому, радоваться или нет. В первый миг захотелось всё бросить и сбежать, подальше от всех и от всего, улететь куда-нибудь туда, где никто не знает ни её, ни этой истории. И там начать новую жизнь, с новыми людьми и новой биографией. «Точно, так и поступлю! Я не буду красть чужое счастье, мне нужно моё!» — решила она с ожесточением и взяв из тумбочки ручку и бумагу написала всего несколько слов: «Энакин, прости, но так будет лучше, прощай» и бросила её в кресло, но тут посмотрела на него внимательнее и заметила там то, что заставило её круто изменить нынешнее решение, сделанное сгоряча. Схватив рукой этот самый предмет, она крепко прижала его к груди и залилась горькими слезами раскаяния. *** «Моё сердце здесь» — гласила размашистая надпись под небольшой фотографией Асоки, втиснутой в форму листика. Вглядевшись внимательнее, Энакин заметил в правом нижнем углу маленькую роспись, виденную им на документах, которые подписывала его покойная жена. Тут кто-то весьма настойчивый и упорный сильно потряс Скайуокера за руку, тот вздрогнул и потряс годовой, поняв, что задремал прямо тут, в коридоре, сидя на жёсткой банкетке. —Может быть, вам не сказали, но в отдалении трансплантологии лучше не спать, иначе вас могут принять не за того — усмехнулся санитар, молодой парнишка с жидкими усиками над верхней губой. —Я тут с девочкой разговаривал, маленькая такая, с темными волосами, передайте привет, если увидите, потом, видно, заснул — растерянно пробормотал Энакин, поднимаясь. —Хорошо — растерянно ответил санитар — Правда детей тут никаких нет — добавил он, когда Скайуокер уже скрылся. Время приближалось к утру, надо было вернуться в палату, Асока, наверно, проснулась и ждёт его. И вдруг на него резко нахлынуло отрезвление. «Он любит не Асоку, а лишь то в ней, что она сделалась похожа на Падме. Он любит сердце своей жены, бьющееся в груди ученицы. Надо разобраться с этим немедленно» — твердо произнёс в мыслях Энакин и взяв со столика в коридоре какой-то пустой бланк и карандаш начал быстро писать: «Асока, я должен исчезнуть. Так будет лучше, прости» и сложив записку в кулаке, отправился в палату. *** На белом кожзаме кресла, словно немым укором блеснул серебристый продолговатый предмет, в котором Асока без труда узнала меч Энакина. Она знала его от и до, не раз держала в руках и теперь, такой знакомый и почти родной, он поднял настоящую бурю чувств в душе тогруты. И не отдавая себе отчёта в том, что делает, Тано схватила серебристый корпус оружия и прижав к груди, упала в кресло, слезы сами собой полились из глаз. «Я не смогу так, я люблю его, я, не Падме. Я ведь ничего не знала про сердце, но всё равно полюбила его» — подумала девушка и сама не заметила, как задремала, откинувшись на спинку кресла, записка так и осталась лежать на тумбочке. *** Прежде чем открыть дверь, Энакин внезапно вспомнил как совсем ещё недавно входил в такую же палату, только на этаж выше. От этого воспоминания повеяло уютом, мягким теплом близкого человека, которое так приятно согревало измученную душу. Нежностью заботливых рук, вытиравших его слезы. И главное—ощущением бесконечной неизъяснимой любви, такой, которая не оглушает безумной страстью, а медленно согревает изнутри мягким теплом. И всё это открылось ему только теперь. «Нет, я не смогу. Это выше моих сил. И дело тут совсем даже не в сердце. Я ведь ничего не знал, когда понял, что люблю её, не знал, а уже любил, есть ли хоть что-то важнее» — и с этой мыслью Скайуокер открыл дверь, забыв про зажатую в кулаке записку. *** Она проснулась от ощущения того, что легкая бабочка опустилась к ней на лицо и начала едва ощутимо щекотать его крыльями. Асока улыбнулась и вздрогнув приоткрыла глаза и тут же увидела Энакина, сидевшего с ней рядом, едва ощутимо проводя рукой по её щеке. —Шпилька, хватит спать, проспишь всё самое интересное — улыбнулся и он — И хватит полировать мой меч, он и так уже блестит — усмехнулся юноша, заметив своё оружие в руках тогруты, которое она всё ещё продолжала сжимать в руках. При этом упоминании Асока вздрогнула и вспомнила о записке, по-прежнему лежавшей на тумбочке. «Читал или нет?» — заметалось в голове испуганной птицей. —Я уже не сплю, просто размышляю — пробормотала она отвлеченно. —Даже знаю о чём. О том, каким будет твоё свадебное платье — предположил Энакин, хитро поглядывая на девушку. «Не читал!» — вздохнула её душа с облегчением и чтобы скорее об этом забыть, резко вытянула руку и зажав в руку клочок бумаги, скатав его в шарик, затолкала под кресло. —Что там у тебя? — всё же спросил Энакин, заметив её манёвр. —Да так, глупости всякие — ответила Тано беспечно, теперь ей и правда казалось, что это так. Энакин ничего ей не ответил, а только прижал её к себе и поцеловал в ещё солёные от слез губы. «Хоть бы она не увидела» — подумал он мимоходом и пользуясь тем, что его руки находятся за спиной Асоки, забросил записку в угол палаты. —Скажи мне, Асока, а ты знаешь, чьё сердце тебе пересадили? — спросил вдруг Энакин. —А разве это важно? Главное ведь не само сердце, а то, живет ли в нем любовь к кому-то, в моем живет — ответила Асока с улыбкой. —Да, ты права, сердце—это всего лишь орган, кстати, в моем она тоже недавно поселилась — прозвучал в тишине палаты голос Скайуокера. Прошло несколько дней. Солнце было уже высоко и его золотистые лучи, спускаясь на землю, ярко искрились в переливистых потоках водопада. Впрочем, шум стремительно спускавшемся с высоты прозрачной воды нисколько не мешал голосу высокого священнослужителя, одетого в праздничную робу. Речь его была стандартной, некоторыми из присутствующих слышанной не единожды, но каждый раз звучавшей одинаково волнительно, когда это происходит по отношению к тебе. Сегодня такая доля выпада молодой тогруте, стоявшей возле водопада, напротив высокого русоволосого юноши, смотревшего на неё с тёплой нежностью. Платье из синего атласа, то самое, в котором она пару дней назад блистала на Дне Республики, необычайно шло Асоке, подчеркивая её изящество и стройность гибкой фигуры, а венок из нежно-голубых фиалок прекрасно дополнял образ. Красноречивый взгляд Энакина лишь подтверждал это, впрочем, все присутствующие считали аналогично. —Объявляю вас мужем и женой — донёсся до обоих голос священника, тон которым это было произнесено прозвучал диссонансом к его прежде монотонной речи. Новоявленные супруги, выкрикнув дружное «ура!» бросились друг другу навстречу, но не успели они преодолеть оставшиеся между ними несколько сантиметров, как возле них выросла тощая рослая фигура с длинными кожистыми ушами. —Подождать, моя надо сказать твоя что-то важное — шумно заголосил Джар-Джар Бинкс, потрясая ушами в такт словам, в честь праздника гунган вырядился в белый балахон, украшенный блестками, отчего смотреть на него без смеха было невозможно — Вам свадебная подарка, сенатор Амидала будет рад, если это будет принадлежать твоя, так решил Сенат. И выпалив это, Джар-Джар протянул молодоженам большой белый конверт. Энакин принял его и тут же вскрыл, там оказалось завещание, подтверждавшее право собственности обоих супругов на квартиру в Озерном краю, ту самую, служившую домом первой семье Скайуокера. Это явилось неожиданностью для обоих, однако, последняя воля не подлежит обсуждению и в итоге они решили принять этот щедрый дар, хотя и не настолько ценный как тот, что до этого подарил жизнь Асоке. —Желаю вам счастья, любите друг друга и никогда не предавайте — произнёс, глядя со стороны, невидимый дух Падме — И знай, Эни, главный подарок впереди, но об этом пусть скажет тебе сама Асока, вот только увидишь его не сейчас, а, скажем, месяцев через девять... береги её, она достойна быть счастливой. И Асока сказала, только что, наклонившись к уху возлюбленного, заставив его блаженно улыбнуться и поцеловать её с особым трепетом. Только что они получили главную награду за то, что в борьбе с судьбой не покражи самих себя и остались верными своему чувству — взаимную любовь и надежду на будущее без боли. Ведь самое главное правило—не переставать слушать голос души, только он приведёт к счастью, нужно просто идти на его зов и ничего не бояться, ведь сердце всегда подскажет правильную дорогу.