Аритмия

       Шеф сегодня опять орет. Это я понял, едва появившись на пороге редакции. Первым желанием было бежать, благо, он еще меня не увидел, вторым – разбить ему нос. Потому что он орал на Ривер.        Поздно. Моим надеждам остаться незамеченным сбыться было не суждено.        - Смитт!        Вздохнув, я с обреченным видом топаю к нему в кабинет. Ривер стоит около его письменного стола, поджав губы. Руки ее сложены на груди, видимо, она не собирается сдаваться. Шеф задумчиво чешет бородку.        Чашка, из которой разливается ароматный запах кофе, ходит у него в руках. Дурной знак. Глаза прищурены, сужены. Еще более дурной знак. Хвастаться тем, что мне, наконец, удалось раздобыть эксклюзивный комментарий по поводу происходящих в Пятой клинической больнице подпольных операций по изъятию органов, очевидно, смысла нет. Жаль. Бегал за этим, как гоночная машина, три месяца, теперь, конечно, все пропадет впустую.        - Смитт! Отлично, что вы здесь. Пойдете завтра на интервью к Саксону, ясно? – коротко швыряет он слова, как будто перчатку для дуэли.        - Прости, сладкий, - надколотым голосом сообщает Ривер, - я заболела и интервью могу взять разве что в аптеке, когда пойду туда закупаться лекарствами.        Гарольд Саксон. Черт. Меня уже мутит от этого имени. Весь город завешан его предвыборной агитацией, везде стоят плакаты-установки голосовать за него, как будто это приказ, и мы не имеем права на свободное волеизъявление. Теперь мне еще предлагают лицезреть его лично и, судя по взгляду шефа, я должен уже в ноги кинуться ему и благодарить Господа за то, что на меня снизошла такая благодать.        - Почему я? У меня дедлайн, если вы помните, мы должны были составить отчет по поводу качества школьного питания, я еще не сделал сравнительную таблицу.        Шеф встает, угрожающе возвышаясь, как гора. Холодный блеск его глаз окончательно дал мне понять, что вернуться в офис вместо того, чтобы уматывать домой, потому как рабочий день уже почти исчерпался, было плохой идеей. Очень плохой идеей. Отвратительной.       - Слушайте, Смитт. Я гонялся за Саксоном полгода. Его график расписан на три года вперед, он мог послать нас к чертовой матери, и второго такого шанса взять интервью у человека, который вот-вот станет мэром города, точно не будет. Я не думаю, что его устроит только пост мэра, потому вы должны быть счастливы, что вас удостоили чести общаться с ним, потому что, вполне возможно, бигборды с призывами голосовать за него, которые вас, мистер выскочка, так раздражают, скоро появятся по всей стране – для выборов в Парламент. Так что, поднимайте свой зад, и идите брать интервью, не то ваша карьера журналиста закончится раз и навсегда, и, будьте уверенны, я лично об этом позабочусь.        - Хорошо, мистер Дельгадо, - капитулирую я, но это лишь видимость – чтобы он прервал свою блестящую тираду и оставил в покое и меня, и несчастную Ривер, которая похожа на выжатый лимон, - я понял.        - Отлично. Имейте в виду, если интервью пройдет хорошо, вполне возможно, вам это откроет путь к новым вершинам. Находясь рядом с таким человеком, как Саксон, вы строите свое будущее, Смитт. Я пожил больше вашего и лучше разбираюсь в людях. Так что, вы должны быть благодарны судьбе за такой великолепный шанс. И если бы мисс Сонг, - он красноречиво посмотрел на Ривер, - более серьезно относилась бы к своей работе, она бы ни за что не пропустила эту встречу.        Ривер явно не нравится ни его тон, ни пренебрежительные слова в свой адрес, но она настолько измучена болезнью, которая не давала ей покоя последние несколько дней, что только отвернулась к двери.        Наконец, шеф нас отпустил. Не заглядывая в свой кабинет, мы идем по коридорам на улицу. Ривер недовольно поджала губы, жуя их. Еще один дурной знак. Кажется, по их количеству сегодняшний день просто рекорды побил.        - Что?        - Черт, я чувствую себя законченной дрянью, - заходясь в кашле, извинилась она, - прости. Обидно. Я готовилась к этому интервью столько времени, надо же было так провалиться.        - Ты не виновата, что заболела.        - Черт, не виновата. Но ведь это же Гарольд Саксон, понимаешь, сладкий? Ладно бы речь шла о какой-то звездной выскочке, но Гарольд Саксон!        - Ривер, и ты туда же! – не без разочарования в голосе вздохнул я. – Вы все как с ума посходили. Ваш Саксон – и есть обычная выскочка, не больше, не меньше. Меня уже тошнит от него. Постоянно вижу его смазливую рожу на бордах, на каждом столбе, в телевизоре. Везде призывы: «Голосуйте за Саксона!», так даже лозунги вроде: «Остановите войну!», или «Мы за здоровый образ жизни!» не звучат. Я боюсь включать душ, потому что нет гарантии, что он не выпрыгнет оттуда, или что вместо воды из крана не потекут его предвыборные обещания. Он всех загипнотизировал, что ли?        - Саксон – это наша надежда на стабильность и процветание. И я думаю, ему можно доверять. А теперь, - она снова закашлялась, - прости, мое горло жаждет помолчать.        Я смотрю на нее – не то, чтобы с осуждением, но с разочарованием точно. Ривер я всегда считал очень умной и необыкновенной женщиной, мы дружим лет сто, сколько себя помню, еще со школы, и я бы никогда не мог подумать, что и она может попасться на удочку Гарольда Саксона.        Последний год мы все живем в ритме: «Гарольд Саксон заботится о городе и городу должно быть хорошо». Я бы перефразировал этот лозунг так: «Гарольд Саксон трахает этот город и город не должен возражать». Будущий мэр (ни у кого нет сомнений в том, что он им станет) промывает мозги с каждого телеэкрана каждый день, трещит в уши о процветании и благополучии из каждого приема, звучит в каждой машине вместо музыки в пути. Не удивлюсь, если вскоре наши женщины выстроятся в стройные ряды очереди желающих заиметь ребенка от мера.        До сегодняшнего дня я старательно избегал любого контакта с этой личностью, во всяком случае, пытался. Это был самый настоящий подвиг, учитывая, что в нынешних реалиях мои попытки сводились к нулю СМИ, реклама и плакаты, развешенные по городу, даже в моем родном колледже, в котором, сколько я в нем учился, никогда ничего подобного не было – у центрального входа. Отовсюду на меня смотрели призывы голосовать за Саксона, будто бы он – единственная надежда для тонущего «Титаника», все, абсолютно все, подавалось так, словно, не проголосуй я, наступит Армагедон.        Конечно, я знал, что Дельгадо, наконец, спустя полгода унижений и уговоров, добился права на интервью, знал, что оно сегодня, и что его будет проводить Ривер – мы жили вместе, иногда спали, и она прожужжала мне все уши об этом чудесном событии, как дети увлеченно рассказывают о посещении Диснейленда или «Макдональдса». На этом я решил остановиться, закончить вмешательство политика в мою личную жизнь, в мое собственное частное пространство. Я не интересовался его биографией, мне было наплевать на то, в каком наряде на очередной пафосной церемонии была его жена, я не рвался писать об устраиваемых им фестивалях и проводимых праздниках. Да, конечно, он был золотой рыбкой для журналиста, и, чисто с профессиональной точки зрения, было не очень правильно так себя вести, но... Но была еще и моя личная точка зрения, и она заключалась в том, что ни одна пафосная мразь с регулярно светящимся по ящику лицом не может лезть в мое личное пространство, которое я всегда ревностно оберегал. Если весь Лондон был не против быть плененным Гарольдом Саксоном, то ко мне это не имело равно никакого отношения. Я и выборы-то собирался игнорировать, потому что от главного кандидата меня тянуло проблеваться, а его конкуренты вообще не вызывали ничего, кроме недоумения, каким образом они собираются управлять столицей одного из самых мощных государств мира.        - Ты даже переодеться не зайдешь? – тихо, сиплым голосом, спрашивает Ривер, отвлекая меня от размышлений. – Пойдешь в этом?        Это прозвучало обидно. Осмотрев себя с головы до ног и ничего такого не найдя, что могло бы кому-то не понравиться (обычный брючный костюм в полоску, коричневый, самые обыкновенные черные ботинки), я киваю.        - Да. А что?        Ривер пожала плечами, мол, все в порядке, хотя на лице ее выразилось недоумение. Это меня тоже раздражает.        - Послушай, глупо думать, что я буду наряжаться, идя к обычному петуху, которыми и так забит наш город. Кем бы они ни был.        Ривер снова поводит плечами, будто предоставляет мне решать, на самом же деле явно возмущенная таким поведением. Конечно же, она подумала, что я – идиот, который просрал великую возможность заслужить одобрение невероятного Гарольда Саксона, потому что я, чертов раздолбай, все в своей жизни пропускаю. Конечно же, она обиделась на судьбу снова, за то, что ей, работающей на эту встречу столько времени и так о ней мечтавшей, не удастся сегодня попасть на высокопоставленный прием, а мне, везунчику, снова подфартило. И, конечно, вслух она ничего не скажет, никогда – даже по прошествии десятков лет. Но я отлично знаю ее мнение на этот счет, и она об этом тоже знает.        Остановившись около нашего подъезда, я даю ей возможность выйти. Она рассеяно машет мне рукой, скрываясь за дверью, я же движусь дальше с видом человека самого несчастного в мире.        Черт возьми, я абстрагировался от этого нового выскочки так долго, как мог, и все это время вполне успешно. Но – нет же, теперь и я должен пройти испытание Гарольдом Саксоном, и, что скрывать, мне даже интересно, кто кого забракует в итоге.        В целом, остудив свои эмоции немного, я пришел к выводу, что задание мне попалось не самое отвратительное, скорее, мне теперь стало интересно понять, чем же в действительности этот Саксон всех взял, почему он действует на лондонцев, как манна небесная. Может быть, даже хорошо, что Ривер не смогла сегодня провести интервью, во всяком случае, Саксон, возможно, впервые, столкнется с тем, что кому-то плевать на него с высокой горки. Посмотрим, как он будет себя вести.        В момент, когда я вхожу в большую махину, представляющую собой самое огромное разнообразие офисов, в одном из которых гнездится столь обожаемый всеми Гарольд Саксон, во мне не остается никаких других эмоций, кроме спортивного интереса и чисто профессионального любопытства.