Хроники Галаполиции. На краю Вселенной

Саунд к главе: A-HA – Lifelines

      Меньше всего Тринлоусу хотелось предаваться чревоугодию – стремление выяснить, кто все-таки главарь работоргового синдиката, гнало прочь от праздника. Однако такова цена за большую услугу коменданта, который выйдет на связь со штабом ровно в двадцать три ноль-ноль. А пока надлежало надеть костюм и спуститься на первый этаж, в зал для торжества. Именно гражданские пиджак и брюки, а Энции – платье, поскольку комендант попросил «не пугать гостей таким обилием галаполицейских».       – Они, что, поголовно все преступники во вселенском розыске? – проворчал Свилл, чье недовольство объяснялось одеждой из разных комплектов: черные штаны и коричневый пиджак. Их «напарники» или пришли в негодность, или куда-то делись. Вот форма – другое дело, висит в шкафу в целости и сохранности. Нет же! Подавай этому юбиляру костюм, дабы не нервировать общественность!       – Я уже любого на этой базе подозреваю, как параноик. Кроме вас, конечно, – поправился Вадмер. – Но меня не гости волнуют, а слова улитесса. Быстрее бы одиннадцать, хоть что-то станет известно.       Одетые мужчины ждали Энцию в коридоре второго этажа, где им выделили комнаты. Сержант, как некоторые девушки, немного опаздывала, однако не по типичной причине: «Мне нечего надеть!» Единственное подходящее светскому мероприятию платье, в котором меркурийка посещала театр на Терпсихоре, оказалось мятым, поскольку было положено на полку, а не повешено на плечики. Обещание «Завтра постираю и повешу» Энция не воплотила в жизнь, что пришлось осуществлять в замке. При помощи экономки изумрудно-зеленое облегающее платье до середины бедер с длинными рукавами экстренно выстирали и высушили. За глажку Энция взялась сама.       – Ну вот и я, – сержант на ходу вдела в уши золотистые круглые сережки. – Простите, что так вышло с платьем. Комендант, наверно, только нас ждет?       – Опаздываем всего на пять минут. Хорошо выглядишь, – оценил наряд коллеги Ошос-Чер.       – Спасибо! – обрадовалась Энция. Суета – а именно: беготня по замку из прачечной, расположенной в подвальном помещении, на второй этаж с утюгом наперевес, торопливо сделанный макияж (вроде не кривой) и простая прическа, высокий хвост, – увенчалась успехом. А намеренно льстить Йуат не умеет.       – Кстати, твой лак кончился, – сообщил капитан, для закрепления эффекта стильно взъерошенных волос добрызгавший на себя остатки из баллончика сержанта.       – С тебя новый.       – Там лака-то было на три пшика!       – А ты купи, вылей большую часть и отдай ей, что останется, – посоветовал Монгт. – Правда, надо высчитать жидкость ровно на три пшика.       В таком приподнятом настроении полицейские наконец-то спустились в зал. Никто из присутствующих злобно не шипел: «Когда же припрутся эти непунктуальные существа?» Потому как за ними пришло еще пятеро гостей, затем комендант минут десять ждал какого-то господина Хывафа и, решив, что тот не прибудет, дал сигнал к началу праздника:       – Дорогие мои родственники, друзья и сослуживцы! Я очень счастлив видеть вас в этот день! Спасибо, что навестили!       Далее последовала официальная часть, на которой коменданта поздравляли мужчины и женщины, выходя из-за ромбических столиков к кафедре с микрофоном, как на брифинге для СМИ.       Тринлоуса пока что не дергали для произнесения речи, и майор надеялся, что эта миссия его обойдет и комендант не будет привлекать внимание к четырем неопознанным копам. Хотя Вадмер мог бы без труда сымпровизировать что-нибудь поздравительное.       Когда очередной пожилой дяденька в смокинге обсыпал «уважаемого именинника» счастьем, здоровьем и вечной молодостью в душе, арочные двери зала автоматически раздвинулись, спрятавшись в стенах, и явили нечто в размер проема. На огромном грязно-бежевом существе, с вздувавшимися от шумного дыхания сетками сине-красных вен по мясистому телу, во впадинах бугорчатой головы поблескивали по четыре черных круглых глаза с каждой стороны. Носа не было, а его место и место типичного для многих рас горизонтального рта занимала вертикальная широкая прорезь с остроконечными зубами. В зал чудовище заходило шестью тонкими ногами, изогнутыми, как у богомола. Непонятно, каким образом они выдерживали нехилый вес существа, утыканного редкими волосинами*.       – А вот и господин Хываф! – представил последнего гостя комендант. – Скажете что-нибудь?       Чудище издало протяжный звук, менявший тональность от баса до фальцета, который мультитранслятор, установленный на кафедре, перевел как «да, но попозже».       – Какие же рамадрианцы уродливые, – прошептал Свилл сидевшему рядом капитану. – Такой приснится – помрешь мгновенно.       С окончанием поздравлений официанты принялись обносить гостей горячим, ибо салаты были продегустированы за время болтовни.       Перед Монгтом поставили глубокую миску, чье комковатое буро-желтое содержимое, похожее на кисель, заставило его возмутиться:       – Эй, кто мне наблевал в тарелку?!       – Тихо ты! – шикнул на него Вадмер. – Это уранское национальное блюдо из морской капусты.       – На фиг его! – плюнув на кулинарные традиции другой расы, пилот решительно вернул миску на поднос еще не отошедшего официанта. – Благодарю безмерно, но есть я такое не стану.       Осуждающе покачав головой, свою тарелку Тринлоус оставил, однако тоже не рискнул пробовать уранский деликатес из-за резкого аромата кислятины и пакостного вида.       За поглощением пищи и тостами прошла церемония дарения коробок и пакетов юбиляру. Вручали презенты, кстати, не все гости, и команда «Милашки» не чувствовала себя жадинами – быть может, они, как и остальные, сделали подарки раньше.       Голубой зал в классическом стиле человеческой архитектуры девятнадцатого века с лепными карнизами, барельефами и коринфскими колоннами, с подвешенными к высокому белому потолку на толстых цепях многоэтажными люстрами с лампочками-свечами и блестящим полом переходил в вполне современный бар. Без бармена, зато со множеством напитков, если гостям захочется чего-то покрепче рамадрианского шампанского. «Вот что интересно, – заметил Свилл, отпивая его. – Рамадрианцы – страшилы страшилами, а вино у них красивое и вкусное. Парадокс!»       Туда-то и направилась Энция, когда приглашенные разбрелись по залу перед десертами, у которой на душе стало как-то погано и грустно. Ее друзья тоже бродили, общаясь с комендантом и гостями, и сержант почувствовала щемящее сердце одиночество. Бывает, ни с того ни с сего накатит волна депрессии, и никак с ней не сладишь – нужно лишь переждать прилив.       Энция тоскливо вздохнула и потянулась за бутылкой, чтобы наполнить стограммовый стакан в третий раз.       – Позволишь?       У стойки стоял Ошос-Чер, готовый налить даме.       – Валяй, – меркурийка несколько раз часто моргнула. Врач не исчез – значит, не галлюцинации от крепкого алкоголя. «И как Тринни пьет виски? Не ведрами, конечно. Меня со второй порции уже уносит. Видимо, у всех разный… этот… Как его? Порог опьянения, вот», – и Энция выпила еще, поморщившись, как от вырвиглазного лимона.       – Я думал, ты больше любишь портвейн, – произнес Йуат, присаживаясь.       – Ты вообще много думаешь. Надо говорить, – невпопад ответила сержант и сочувственно добавила: – Держишь все в себе. Куда это годится? Вредно, сам знаешь. Ты же... ик… ой, прости… доктор. Ну вот и сейчас молчишь.       Энция снова пару раз моргнула. Пьяная, а себя все равно контролирует: она не расплачется. Иначе тушь размажется – вот и стимул отогнать слезы. Хотя так и тянет всплакнуть. А еще треснуть кулаком по стойке со всей дури, чтобы бутылки подскочили.       – Но мне вообще-то нравится, что ты скрытный, – продолжала монолог девушка. – Выпей тоже.       Энция достала из подставки на кронштейне второй стакан и щедро плеснула виски.       – Холодный, – Ошос-Чер осторожно тронул стекло кончиками пальцев.       – Комнатной температуры, градусов двадцать три. А сам виски – сорок. Так что горячий, если все сложить, – рассмеялась сержант своей шутке. – Ну попробуй же что-то новое, а? Не замерзнешь же с одного стакана.       Дама настаивала, и кейтинец не посмел отказать. Виски пронзило горло морозной стужей и заставило вздрогнуть. Вроде не смертельно, хотя и непривычно. Повинуясь механизму обогревания организма изнутри, увеличился кровоток, отчего потемнела кожа.       – Во-от, молодец! – триумфально протянула Энция. – Может, теперь все-таки что-нибудь скажешь? Именно мне. Пожалуйста.       Плакать расхотелось, а добиться правды – очень. «Не спрошу про его ко мне отношение сейчас – не спрошу никогда, – подбодрила себя сержант. – Пусть признается, я приму все. И не буду больше загоняться на эту тему. Нет. Буду. Но завтра. И поплачу завтра. Сегодня праздник – день истины».       – Сказать вряд ли, – отозвался Ошос-Чер, и Энция, закрыв глаза, потеряла всякую надежду. – Сделать – да.       Он поднялся и поцеловал ее в губы. Действия куда лучше слов.       – Ох, мне что-то нехорошо… – после пролепетала сержант и дрожавшей рукой отодвинула стакан подальше, чтобы не сбить, если ее покачнет от эмоционального потрясения. Обычный поцелуй, а ей так необыкновенно, волшебно… Потому что ждала долго, почти отчаявшись. – Давай выйдем, мне надо прийти в себя, а то мозги словно в распаде.       – Конечно.       Йуат взял ее за руку, и Энция чуть не грохнулась в обморок.       Депрессию мощным пинком вышвырнула нахлынувшая эйфория.