Пепел и дым

      Никто уже не помнил подробностей произошедшего. А то, что было известно, доходило в виде едва сохранившихся вырезок из газет, фотографий семейного архива и страшных баек, вроде тех, что рассказывают у костра в походах.Все знали, что много лет назад, вполне возможно, счет был даже на столетия, Галлифрей постигла страшная катастрофа.       Будучи маленькой Клара — Освальд по матери и Саксон по отцу — очень любила музеи. Больше всего ее привлекали картины, изображающие прошлое. На них древние мастера показывали яркий и удивительный мир — мир света и добра, мир, основанный учеными, цивилизация которых возвышалась гордыми пиками Цитадели, простиралась бесконечными лугами красной травы, и дарила необъятные знания.       У малышки-Клары захватывало дух от истории их мира. А после она бежала к папе, узнать побольше подробностей о катострофе. Папа — тогда еще не увлеченный мировой революцией — брал ее с собой на холм и показывал две щербатые луны, говоря, что раньше их было три. В смягченных красках он объяснял, что в один день их мир перевернулся и изменился до неузнаваемости. На этих словах Гарольд обычно мрачнел, что твоя туча. Они, по его словам, тоже испортились вслед за спутниками планеты. Рыжие и пушистые облака стали серо-стального цвета, и если проливались, то проливались серным дождем, губящем и без того малочисленную растительность.       Исчез не только урожай злаков, со всеми механизмами произошел сбой. По неясной причине были обезточено все электричество, будто буря прошлась сильным зарядом по всем электростанциям, галлифрейцы резко вернулись в предыдущее столетие, к началу научно-технического бума. Восстановить получилось лишь коротковолновое радио.       Со временем Клара выросла и выбрала карьеру учителя истории. Отец только сморщил нос в ответ на ее выбор. По мнению мистера Саксона, в преподавании — и особенно такого предмета, как история — не было никакого ни проку, ни смысла.       Текло время, они с дочерью все больше теряли контакт, хоть после ухода мамы, Гарри и обещал, что позаботится о ней. Ко времени, когда Клара решила снимать с подружками свое жилье, он окончательно погряз в антиправительственных заговорах и потерял интерес к ее жизни.       Но Клара ничего не забыла и точно не хотела смерти отцу-неудачнику. Чего-чего, а казни тот явно не заслужил.       В тот день она надеялась только на одно, на то, что кое-кому удастся совершить чудо.       Юная Саксон выпорхнула из дома и слилась с толпой зевак, отправляющихся к месту казни. Иногда среди нее мелькали лица, которые по слухам, тоже относились к подпольной партии Гарри. Клара отвела взгляд от виноватых выражений на лицах и смотрела лишь на небольшую трибуну впереди.       На бывшей ярморочной площади было не продохнуть.       Наконец, тюремный надсмотрщик вывел заключенного — мужчина сильно исхудал и был бледен, но все еще хранил налет былой красоты и держался гордо вскинув голову.       У Клары зашлось сердце, и будь у нее другое воспитание она бы разрыдалась от отчаяния. Увы, ее фамилия была Саксон, а не Освальд, и все, что она помнила из детства — папину крепкую руку, когда они брели по пыльным безликим холмам, и наставление: «Мы — Саксоны, мы не показываем виду, даже если сломлены».       И Клара ждала. Ждала, распахнув широко глаза.