Терпеть его не могу!

Фантазия устраивает забастовку. Я безуспешно пытаюсь продумать самое идеальное на свете свидание, но ничего оригинального в голову не приходит. Кино, кафе, парк – банальщина. Хотя и этот набор можно сделать незабываемым, но всё же. И вот, когда я смирился, распланировал и отрепетировал пару романтичных моментов сам с собой, поперёк горла встают треклятые погодные условия. В четверг резко холодает. Зима приходит раньше обычного: редкий снежок, лёд и красные носы. Свидание срывается. Не потому, что нельзя сходить в кино в минус пять, а потому, что родители Бэкхёна твердо решили снарядить свое чадо, подготовить к зимней стуже, так сказать. - Нам, омегам, попку морозить нельзя, - деловито заявляет мне Бэкки, объясняя, что в пятницу уезжает домой и свидание придётся отложить. А я только умиляюсь с его мордашки. Ему бы на трибуну, он бы демонстрацию собрал: "Я, мороз и моя попка". Так гордо вздёргивать носик, говоря о важности задницы, может только моя омега. В пятницу, после пар, мимолетно чмокнув меня в щеку, Бэкхён уматывает домой. Вечер я провожу у своих кроликов: кино, вино, домино. В субботу мне вообще приходится куковать одному: кролики уехали покупать Исину зимние ботинки, Сехун повел Лу на свидание, а Чонин и Чунмён проводят выходные с родителями, успевшими хорошенько подружиться. В вечер субботы Бэкхён присылает мне пожелание спокойной ночи. В ответ ему улетает смайлик и пожелание сладких снов. Минут десять я ворочаюсь в кровати – безуспешно. Заснуть не удаётся очень долго. Сомневаюсь, боюсь, что он уже спит, но всё-таки набираю сообщение: «Прости, если разбужу. Хотел сказать, что соскучился. Ты приедешь завтра?» К счастью, омега не спит. «Не разводи сопли. Приеду утром, часов в десять. Спи =*» Я представляю, как он под одеялом набирает ответ, быстро стуча ноготочками по экрану. Как свет отражается на его лице, как недовольно он морщит носик, читая моё «соскучился». «Будешь выезжать из дома – позвони. Я тебя встречу». И следом: «Спокойной ночи))». «Ок. Да неужели :Р» Засыпаю я с мыслью о нём, как и просыпаюсь, впрочем. Неожиданный поворот, правда? С ночи за окном пурга. Ветер сбивает с ног, снежные вихри устраивают пляску под окнами. На лужайке перед общагой сплошная белоснежная пустыня. Холодно, но красиво. Я начинаю переживать, что омежка может замёрзнуть. Ведь попку ему морозить нельзя, помните? А на улице минус десять, между прочим. - Ты где? - спрашиваю я, когда Бэкхён наконец-таки берёт трубку. - С остановки иду в сторону универа. А что он там пыхтит? - Один? - Да, а что. - Я тебя встречу, - быстро отвечаю я, впрыгивая в ботинки и хватая с вешалки куртку. Одеваюсь на ходу, бегу к воротам, пересекая территорию всего универа и пару раз чуть не шлепаясь на задницу - изморозь превратила дорогу в каток. Оказываюсь у ворот минут через семь. Стою и жду. До остановки максимум минут пятнадцать ходьбы, и то по прямой почти. Что он так долго? Набираю номер. - Ау, ну ты там где идешь-то? - Да иду я, иду, - раздраженно шипит омежка. - Где? - строго спрашиваю я. - Иду! Начинаю соображать. - Ты чего так дышишь тяжело? Несешь что-то? Помочь? - Сам донесу. - Стой на месте! На второй космической несусь по знакомому пути. Его не видать. И где его носит? Но вот вдали маячит медленно плетущийся снеговичок, и я со всех ног кидаюсь навстречу этому путешественнику. Шарфик намотан по самые уши, объёмная курточка двинуться не даёт, шапочка, варежки и красная носопырка – укутан, как снеговик. Этот кретин... Нет, я все так же его люблю, но он реально кретин. Так вот, этот балбес пыжится, волоча за собой огроменный чемодан на колесиках. Именно волоча, ибо, судя по всему, под тяжестью запихнутого туда шмотья колёсики давно сломались, и моё чудо тянет за собой этот якорь, усердно дуя щечки. Я не удивлюсь, если этот "сундук с сокровищами" превосходит по весу самого владельца. Огроменная, тяжеленная хрень, вокруг которой, упираясь что есть силы в землю и стараясь не упасть, копошится моя лапушка. Он мотает головой, стряхивая снег, и фыркает, морща носик. - Ты совсем дурак? - умиляюсь я. - Сам такой, - бурчит снеговичок сквозь вязаный шарфик и хохлится. Наклоняюсь к нему, закрывая от ветра. - Ты какого черта эту бандуру тащишь? - Это обновки, - тычет красным носом мне в куртку. - Это понятно. Мне почему не сказал, что у тебя тяжелая сумка? - А что? - А я тебе на что, большой и сильный? - Эммм... - Бэкки, трахаюсь я, конечно, талантливо, но на этом мои полезности не заканчиваются. - Скромный какой, - насмешливо тянет омежка, хихикая в шарфик. - Ага, и память у меня хорошая. Очередной порыв ветра заставляет омежку вжаться в меня сильней. Обнимаю его за плечи. - Когда нужна помощь, звонишь мне. Понял? Любая, даже самая незначительная. А уж тем более, когда требуется физическая сила. Еще ты у меня всякие чемоданы не таскал. Я доходчиво объясняю? Бэкхен молча кивает. - Тогда пойдем домой, Снегурка. Держу его за руку, а сам тянусь за чемоданом. Я ж говорил, что тяжеленная хрень. Мы бредём медленно, иногда останавливаясь и пережидая особо сильные порывы ветра. Чемодан хорошенько припорошило, но я упорно качу за нами этот снежный ком. Бэкхён переваливается рядышком, грея в своей руке мои пальцы. Он умный, он в варежках, а я герой, с расстёгнутой курткой и в носках. К тому моменту, как мы доходим до ворот, греют уже меня. Бэкхён забирается мне под куртку, обнимая и утыкаясь холодным носом в ключицы, жамкает мой свитер, бурча про «костюмчик не по погоде». Пару раз меня называют дебилом, намекая на лёгкую курточку и такой же лёгкий пуловер, но я уже из принципа ничего застёгивать не буду. Взялся греть – пусть греет. На пути к родимому крыльцу общаги мы катимся, ловя друг друга и чемодан. Бэкхён ржёт в шарфик, наблюдая за моими балетными па. Весьма невовремя в голову этому балбесу приходит мысль оторваться от меня, слепить снежок и запульнуть в мою и без того бедовую голову. В итоге, поставив замороженный груз на первую ступеньку, я кидаюсь мстить своему обидчику, поскальзываюсь и шлёпаюсь назад. Следом за мной, на том же месте, с кряком падает омежка. Прямо на меня, прямо в снег. Тот ещё сэндвич: сугроб, я, в лёгкой куртке и джинсах на голое тело, и пыхтящий снеговик, барахтающий ногами в попытках встать. - Ыть… ать… ыыы… Милейшая мордашка и весьма забавный набор звуков. Да, так моё чудо пытается перекатиться с одного бока на другой. Я обнимаю его, слегка встряхиваю и подтягиваю вверх. Новый порыв ветра, и Бэкхён роняет голову вниз, укрывая нас своим огромным капюшоном. Трётся щёчкой о мой подбородок, сдвигая шарф, и, без какого бы то ни было предупреждения, целует в губы. Мягко, лениво, просто. На мгновение отрывается от меня, зубами стягивает варежку, убирает с языка ворсинки и вновь припадает к моим губам. Таю, когда изящные пальчики ложатся мне на щёку, а снеговичок улыбается в поцелуй. - Соскучился? – спрашиваю я, прижимая к себе омежку. - Обойдёшься, - и язык показывает. Собственно, за этот самый язык я его и кусаю – чтоб не выпендривался. - Ай! Меня кусают в ответ. Я улыбаюсь, чмокаю его в нос и тискаю в объятьях. - А я соскучился. - Соскучился он. Вставай, а то замёрзнешь. И кто чемодан мне дотащит, а? Я всё равно уже околел – когда лежишь в сугробе, это не удивительно, – поэтому, прижав своё чудо покрепче, перекатываюсь по снегу. Слегка придавливаю сверху и целую Бэкхёна. Он сперва брыкается, лупит меня снятой варежкой по уху, но через пару мгновений затихает. - Не соскучился, значит? – ехидничаю я. - Если только по этому. Долго отряхиваемся и затаскиваем чемодан, наконец-то. Бэкхён смущённо улыбается, комкая в руках варежку и прячась в своём капюшоне. Я ставлю его скромные пожитки посреди комнаты, пока Бэкки стягивает вещь за вещью: шарфик, шапочка, курточка. - Ты разбирайся, я пошёл. - Угу, - стягивая свитер. Опять застрял, горе моё луковое? Ну, точно. Помогаю выбраться, вытряхиваю из сапог и с лёгкостью отставляю в сторонку, продвигаясь к двери. - Я помню, что ты скучал, - чмокая его в уголок губ. Мне прилетает подзатыльник. - Ага, сейчас. - Что ты вредный такой, а? – прижимая к себе хрупкое нечто. - Какой есть, - и щипает меня за ухо. – А ты вообще грейся иди. И куртку купи нормальную! - А ты переживаешь? Я куплю. Он уже откровенно лупит меня по плечу и выталкивая пинками за дверь. Ржёт при этом, но выпендривается. - Пак Чанёль, вали отсюда! - Да валю я, валю. На прощанье, правда, успеваю затянуть его в поцелуй, французский, с языком. И он отвечает, а потом всё равно ругается на весь коридор о том, какой я несносный. Пятнадцать минут под горячей водой. Чувствую себя огурцом. А телефон встречает меня сообщением: «Рискни простыть, тормоз. Закопаю. И чай завари. И нет, я не соскучился». И что мне остаётся? Я только дебильно улыбаюсь, глядя на экран. Я люблю тебя, моё заботливое солнышко. Мой снеговик с сундуком и в варежках. Пойду чай заваривать, а то знаю я этого. Реально ведь закопает, а у меня на него ещё кое-какие планы.