Зимняя пора

— …Джеймс, с вами все хорошо? — Да… все в полном порядке, — сняв очки, протер я заспанные глаза. — А вы у нас? — Флера, — улыбнулась темноволосая девушка, протянув кружку кофе. — Я работаю под руководством Ричарда… работала… при посольстве в отделе двусторонних отношений. — Он вам что-нибудь говорил? — улыбнулся я, отпив глоток согревающего напитка. — Кроме того, что нам нужно убраться как можно дальше из Гамбурга… ничего, — улыбнулась она, смущенно отведя взгляд. — Так я и поверил, — уставился я в окно, за которым быстро проносились ночные леса и степи. — Я не уверен, что в этом поезде есть хоть один, кто был бы не в курсе того, как дела обстоят на самом деле, — посмотрел я в проход, вдоль которого спешно прошли два офицера в фуражках. — И даже, если предположить, что такая красивая особа занимается исключительно «бумажками»… — Сейчас корабли ВМФ США образовывают толстый заслон вдоль всего северного побережья и Куксхафен на данный момент является единственным транзитным коридором между Германией и США. — Я так полагаю, что на завтрак в Лондоне мне не стоит рассчитывать? — улыбнулся я, достав из портфеля стопку документов. — Англичане очень скептично отнеслись к вашему проекту. Предполагают, что ваши наработки могут быть использованы в… не самых чистосердечных целях, — присела она напротив, поправив свою юбку. — После инцидента в Сиэтле — не удивительно. Но есть огромное количество подводных камней. Если теперь американцы решат использовать эти штампы, как оружие, но уже против другого государства, я боюсь их сильно разочаровать. — Вы про то, что произошло с… вашими агентами? — Это всего лишь часть наших с вами договоренностей, — указал я рукой в ее сторону. — Политический прецедент создан. Нашему правительству теперь придется разгребать ту кашу, что они и сами заварили. — Только между нами, — под шум движущегося монорельса нагнулась она ближе. — …зачем все это? Столь опасная игра на две стороны сопряжена огромными рисками. Ведь если бы ваше правительство узнало еще раньше о том, что вы пошли на сделку с иностранными разведслужбами, они бы… — Убрали бы меня… не получится, — улыбнувшись, покивал я. — Почему? — Например… Ген. Ассамблея, моя должность в департаменте, — пожал я плечами. — Возможно они и догадывались об утечке информации. Но… откуда она уходила понять невозможно. Особенно, если брать дотошность Греннела к делам под грифом «секретно», неудивительно, что правда о моей причастности ко всем упомянутым событиям так и не всплыла наружу. — Да, но такая продуманность только ради того, чтобы… — Как вы это называете… выгодное пари? — раскрыл я ладони. — Я ведь правильно выражаюсь? — Да, но, если верить отчетности, то документы, включая, все сроки и предварительные наработки шли в бюро еще с тех самых пор, как вы встали на должность руководителя департамента. Ради чего? — Я больше не ученый, — улыбнулся я. — Со всеми этими преступлениями против человечества я превратился в самого настоящего… политика, — откинулся я в кресле. — Иногда приходится и марать руки.       Девушка от услышанного даже немного рассмеялась. — И все «политики» по-вашему такие? — Даже те, кто с рукой на сердце говорят, что все средства из бюджета идут на строительство школ и больниц. Уверяю вас, — положил я руку на сердце, а девушка глядела на меня теперь с широкой улыбкой. — Мистер Сандерсон? — остановился в проходе один из офицеров в военной форме. — Вас ожидает Ричард в командном центре. — Конечно, — встал я с места, взяв из-под сидения черный кейс.       Кивнув девушке на прощания, я в сопровождении двух солдат двинулся вдоль вагона в следующую секцию, где располагался длинный командный блок, состоящий из отдела связистов, стратегического управления, а также главного зала, где и заседала вся главная верхушка.       Сам вагон был не штатским. Скорее это был военный монорельсовый эшелон, двигающийся в коридоре между Гамбургом и Куксхафеном в случае, когда нужно эвакуировать важных персон в случае угрозы. Данный вагон был специально предназначен для эвакуации дипломатических служащих, коими и были члены американского посольства в Гамбурге, которых по приказу правительства начали спешно вывозить из страны. Когда происходят события, подобные этим, в стране пребывания сразу начинают подозревать о том, что исход данного мероприятия не сулит ничего хорошего. Одной из таких причин могла быть война. Так и было, разве что теперь я сам ехал как можно дальше от эпицентра событий. По договоренности, из Куксхафена меня должны были переправить на материк, но сейчас меня волновала судьба совсем другого человека…       Главный зал, в котором находилось всего два человека, один из которых был Ричардом Греннелом, а второй неизвестным в военной форме, представлял собой целый выделенный вагон, обставленный красным деревом, с барной стойкой и громоздким столом в конце, на котором лежал стационарный телефон на проводе. Занавески матового оттенка закрывали окна, за которыми открывался вид на леса и степи, покрытые полным мраком. И лишь луна где-то вдалеке хоть немного, но освещала все то, что не удавалось разглядеть затуманенным от броскости помещения взглядом. — Джеймс, рад вас видеть, — повесив трубку, пожал мне руку Ричард. — Разрешите представить, Анри Гезан. Командующий резерва ВМС США. — Очень рад, — пожал я руку крепкому мужчине в очках, который вышел с левой стороны. — Резерва? — Если бы мы передислоцировали в Северное Море действующий флот, нам бы не пришлось долго ждать ответного удара. — Возможно их сдерживает вера в то, что вы не будете наносить удар по действующему члену НАТО, — сел я со всеми на удобный диван друг напротив друга. — Это вы мне скажите, — улыбнулся мне мужчина в погонах. — Мы все в курсе ваших героических заслуг перед нашей страной и очень… благодарны, что вы предоставили нам важные сведения о намерениях немецкого правительства. — Члены комиссии считают, что ситуацию еще возможно урегулировать, — сжал я кулаки. — Они предполагают, что если мой отдел перевести в частную структуру, то будет невозможным установить причастность государства к тому, что произошло в Сиэтле. — Ну да… конечно, — улыбнулся Греннел, а секундой позже так и все неожиданно рассмеялись. — Но давайте учитывать то, что, если Совбез ООН узнает о нашей договоренности, все дальнейшие действия окажутся неправомерными, — прервал я немного неформальную обстановку. — Поэтому наша задача как можно скорее вывезти вас в Нью-Йорк. Если немцы действительно прознают о том, что вы предали… — прокашлялся Ричард. — Передали нашей стране важные сведения задолго до того, как все началось, у них будет весомый повод обратиться в ООН. — Поэтому мне очень важно, чтобы вы до тех пор соблюли «нашу» договоренность, — пристально взглянул я на Ричарда, который утвердительно кивнул в ответ. — В пол-пятого наши агенты в Гамбурге вывезут Софи в безопасную зону. Но, учитывая то, что вас с самого начала шантажировали, мы не можем… в полной мере ручаться за ее безопасность. Когда она будет в Швейцарии, наши договоренности будут считаться полностью выполненными. — Главное, чтобы она не была в Гамбурге на момент наступления, — взглянул я под ноги. — Это вы мне должны обещать. — Уверяю вас, наступление не начнется, пока не будет отдан приказ, — покосился мужчина в форме в сторону стола, на котором лежал черный стационарный телефон. — Джеймс, — нагнулся ближе Ричард. — То, ради чего все это было устроено… находится в этом кейсе. Ты ведь знаешь, на каких условиях конгресс пошел на столь огромные уступки в отношении тебя и… — Знаю, — положил я на столешницу по центру черный чемодан на кодовом замке. — Джон ничего не рассказывал о его содержимом. Но был уверен, что департамент по снижению юридических рисков сможет выгородить нас перед правительством. — Твоя игра по обе стороны, стоила ему и Виктору жизни, — развернул Ричард чемодан к себе. — Если бы его нашли при нем, когда их убрали ваши агенты в Марипозе, боюсь, что все пошло бы совсем по другому сценарию. — У меня не было выбора… — Выбор есть всегда, — улыбнулся Ричард, отнеся кейс к столу в конце купе. — Я вас пока оставлю, — нацепив фуражку, поднялся с дивана Анри. — Когда мы будем подъезжать к Куксхафену, я отдам приказ о переходе к полной боеготовности. А пока… — отдал он честь, выйдя из вагона.       Проводив мужчину в погонах, я развернулся к Ричарду и сложил руки в карманы. — Как скоро? — сухо спросил Ричард, сев за стол и, сложив руки. — Не знаю… скоро… — присел я напротив, уставившись на стационарный телефон. — Те агенты, высланные в Сиэтл… скончались. Боюсь, что нам пока не удалось обратить процесс вспять и даже тех наработок, которые ты нам предоставлял ранее… недостаточно. — Поэтому содержимое кейса для меня тоже важно. Ошибка, которую я допустил в уравнении — это не просто какая-то опечатка или помарка. Это действительно законченное уравнение, которое все еще несовершенно в силу того, что мне не удается подобрать правильные переменные. — И что тогда делать? Нам не станет легче, если тебя постигнет похожая судьба. — Может быть дело в нескольких числах, я не знаю. Сейчас для меня главное, чтобы вы выполнили свою часть уговора. — Ты про Софи… — поднял он трубку, набрав номер. — Она в курсе всего происходящего? — Она не заслужила того, чтобы расплачиваться за мои ошибки. Как и Кудрин… все мы стали жертвами чудовищных обстоятельств. — А конкретнее? — прислонил он телефон к уху. — …конкретнее некуда, — ответил я, ощутив приливающую к вискам боль. — Все это… черт возьми…       Голова начала раскалываться от сильной боли, распространившейся от висков к затылочной и верхней части. От такой гаммы неприятных ощущений, я даже схватился за голову обеими руками, стараясь прогнать мысли о том, что мне, скорее всего, осталось не долго. — Побочные? — посмотрел на меня Ричард. — Начинается, — опустил я голову, ощущая будто бы пол уходит из-под ног. — Сколько времени? Придерживая телефон плечом, Ричард взглянул на наручные часы, секундой позже ответив. — 4:42. Скоро мы будем в Куксхафене, — снова взял он телефон в руку, со стороны которой начали доноситься голоса.       Собеседник на проводе что-то долго ему говорил. И по мере монолога лицо Ричарда становилось все бледнее и бледнее. Я заметил это сразу, хоть и мое состояние было ничуть не лучше. Даже, когда голос собеседника стих и на проводе послышались гудки, Ричард так и продолжил сидеть, держа телефон мертвой хваткой, будто бы он до последнего не хотел верить в то, что услышал. Переведя взгляд на меня, телефон на проводе выпал из его рук и только тогда я понял, что произошло что-то… нехорошее. — Что такое, Ричард? — борясь с сильным головокружением, посмотрел я на мужчину, который встал и скрестил руки.       Пройдясь взад-вперед, он остановился напротив окна, за которым проносился густой темный лес, а еще дальше где-то в глубинке этой чёрной пелены склоны снежных гор.       Глядя ему в спину, я повторил вопрос: — Что случилось?       Развернувшись, он медленно и довольно демонстративно помассировал свои глаза, после чего снова подошел к столу сел. — Джеймс… господи… — Что тако… — не успел я договорить, прежде чем взор закутался густым туманом, и я от испуга закрыл глаза, надеясь, что, когда я их открою, все снова образуется. В ушах начал нарастать тяжелый гул, будто бы я оказался под турбиной взлетающего самолета. От этого неприятного ощущения мне захотелось, закричать, как вдруг… на место всей этой невыносимой боли пришла самая настоящая… эйфория и легкость, будто на меня подействовал целый блистер самых мощных антидепрессантов. С этой мыслью я снова открыл глаза… — …а чего хочешь ты сам? — улыбалась мне довольно знакомая белоснежная единорожка, которая между тем поглаживала своим копытом мою руку. — Не что ты должен… а чего ты хочешь глубоко внутри? — Флер… — огляделся я по сторонам и понял, что сижу за столом в знакомом купе поезда, а именно в барной его части, которая была обставлена несколькими столами, золотой люстрой по центру, а также барной стойкой где-то позади, у которой стоял бармен жеребец и протирал бокалы. — Нет-нет-нет… — Подумай над этим хорошо и ответь на этот вопрос в первую очередь самому себе, — слаще улыбнулась она. — …удивительные вы создания, — на автомате взял я в руку бокал и сделал последние пару глотков. — Может все действительно идет так, как… стоп, нет-нет-нет все это уже было! — выронив бокал из руки, удивился я тому ощущению, будто все начало происходить от третьего лица.       Я помнил этот диалог. Я помнил это место и ощущение сладкого напитка на своих губах. Я помнил этот взгляд и то, чем все в итоге закончится. На разбитый бокал я не обратил внимания и вместо того, чтобы проявить себя с культурной стороны, я просто прошелся в ботинках по осколкам, направившись в сторону барной стойки. — Слушай, куда мы направляемся?! — обратился я к жеребцу, который от неожиданности чуть ли не подскочил на месте. — Мы… э-э-э-э… в Понивилль. — Когда остановится этот поезд? Ты говорил, что он не останавливается! — Я… это… то есть… — смотрел он то на меня, то на единорожку, которая с таким же удивленным видом смотрела на сие представление. — Остановка будет в… Эпплузе… — Дай угадаю… через три часа? — Э-м-м-м… мы уже подъезжаем…       Как бы это не было символично, в эту же секунду задняя дверь купе открылась и в проходе появилась… — Доброе утречко, — улыбнулась аквамариновая пегасочка, сладко потянувшись.       Ее перышки были немного разбуроблены ото сна, а сама прическа теперь больше напоминала комок смятой сахарной ваты. Сладко и довольно мило причмокивая, она коротко обвела взглядом все помещение и только увидев меня, рысью кинулась вперед и остановилась только тогда, когда все ее тельце оказалось в моих крепких объятиях. Положив голову на мое плечо, она сладко зевнула, начиная забавно шмыгать носиком, и вся эта ситуация настолько резала весь сложившийся шаблон, что я, честно, абсолютно не знал, как на все это реагировать.       Я готов был зуб дать, что только-только за окном поезда стояла кромешная ночь. Но мало того, что теперь за ним не было привычной лесистой местности, так еще и на горизонте показалось яркое солнце, которое освещало безграничный пустынный пейзаж с кактусами, перекати поле, а также редкими путниками в ковбойских шляпах или же кобылок в серых платьях в стиле дикого запада. — Остановка Эпплуза! — послышался чей-то голос с перрона. — Ты чего ночью вставал? — взглянула на меня пегасочка. — Лег бы просто рядом. — Мне не спалось, — безразлично ответил я, также прижимая ее к себе. — Ну ничего. В Понивилль поезд поедет только вечером, поэтому сядем сейчас в кафе, позавтракаем, погуляем, — на каждом слове нагибала она голову в разные стороны. — Я здесь уже как-то была, — подала голос Флер, все это время наблюдавшая за нами со стороны. — И, если вы так и будете нянчиться посреди вагона, то мы ничего и не успеем. В порядке? — посмотрела она на меня. — Да… в полном, — сглотнул я так, чтобы это никто не заметил.       После этого я аккуратно опустил Флитфут на пол и после этого снова подошел к бармену, вернувшемуся к протиранию бокалов. — Знаешь… — облокотился я о стойку, глубоко выдохнув. — Налей мне самого крепкого сидра… — Будешь пить прямо утром? — встала справа Флер. — У нас ведь еще целый день… — Для кого день… а для кого… всего лишь пару минут… — стиснул я зубы, положив на стойку пару золотых монет…