Последняя из Ооцуцуки

Ханаби Х.       Завязав на кимоно ярко фиолетовый пояс, я подошла к зеркалу и аккуратно взяла в руки заколку, которую накануне вечером мне передал Неджи. Без лишних слов, он молча в темном коридоре передал мне коробочку, упакованную в фиолетовую бумагу, и, получив мою тихую благодарность, ушел. От Хинаты. Это её любимый цвет. Да и не думаю, что Неджи-сан смог бы выбрать такую красивую заколку. Не в обиду моему гениальному брату. Слишком серьёзный в работе, и неуклюжий в быту навряд ли бы стал заморачиваться с подобным подарком.       Распустив волосы, я собрала передние пряди на затылке и закрепила их новой красивой заколкой. Вышло довольно мило, но не то. Убрав заколку, я растрепала волосы, и придирчиво еще раз оглядела себя в зеркало.       На затылке заколку особо не заметят. Не хочу, чтобы подарок Хинаты был зря. Возможно я рискую, но мне давно надоело ходить на цыпочках перед предателями отца, и давно уже стала показывать кто тут имеет власть и силу. Я, будущий глава клана, или эти старейшины, стариканы, которые скоро уйдут навстречу к своим родственникам, которых можно переизбрать.       Осторожничая с ними по началу, чтобы они не навредили моей сестре, создала у них неверное впечатление о своей натуре. Первое месяцы я ходила как в воду опущенная, просто не понимая, что именно происходит вокруг меня, не осозновая, как сильно моя жизнь уже изменилась. Потом это изгнание тупое, которое буквально связало мне руки. Хината, в отличие от меня, держалась на расстояние, но я же глупая голова иногда старалась пересечься с ней, не понимая, какой опасности и унижению подвергаю свою сестру. Хорошо, что до меня дошло быстро и прекратила эти опасные встречи, пока эти уроды не сделали с ней что-нибудь. И потому, когда дело касалось сестры, или же когда сама Хината была поблизости, я была ниже травы и тише воды, чтобы случайно не спровоцировать итак бросающихся на нее, как взбешенных собак, соклановцев. Но стоило мне убедиться, что опасность миновала, то угроза уже нависала над головами моих вечных сопровождающих.       — Вот так лучше, — из передней пряди заплетя косичку, я закрепила ее сбоку подарком Хинаты, и подмигнув своему симпотичному отражению, вышла из комнаты громко захлопнув за собой дверь. Специально, чтобы они услышали.       Спустившись на первый этаж, зашла в гостиную, где нашла бабулю Чон, заснувшую в сидячем положении и второго старейшину, Домо-сан. Он самый молодой из троих, и самый ведомый. — Я готова, — сообщила я громко, чтобы разбудить уснувшую старую женщину.       — Вам не следует посещать Конохомару-куна…       — Конохомару-сама, — поправила я Домо-сан. — Он все еще внук Сарутоби, третьего Хокаге. — Устремив в него грозный взгляд. — Или Вам напомнить?       — Хорошо, Ханаби-сама, — ответил он, приклонив передо мной голову. — Конохомару-сама слишком часто удостаивается чести ваших встреч.       — Несете ужасную чушь, — он один из многих, кто всеми своими конечностями поддерживает желание выдать меня замуж. Старый остолоп. — В любом случае, если мне понадобится ваш совет, я дам знать, а пока, бабуля Чон, поднимайтесь, мы спешим.       — Тогда вы должно настоять, чтобы Чон-сан пропустили…       — Это будет лишь на усмотрение моего друга, — он начал меня выводить, а я ведь в таком хорошем настроении проснулась. — Кажется я говорила Вам, Домо-сан, помнить свое место. Не за горами время, когда я стану Главой клана, — они буквально делали вид, что забыли об этом, пусть сами и готовили церемонию. — Бабуля Чон?       — Бегу-бегу, сладкая, — прошепелявила старая женщина медленно поднимаясь с дивана, и так же не спеша двигаясь к двери, шелестя на пути своим тяжелым платьем. Диву даюсь, как она в этом костюме может находиться в таком сухом климате. Не запарилась ли она в своих тяжелых слоях тканей?       Выйдя первой из дома, я направилась сразу к большой улице, через которую сразу выйду к госпиталю, где Хината уже, наверное, отошла или отходит от наркоза. Когда я уходила, она мне быстренько сообщила о том, что у нее будет операция, и что прийти я смогу только после обеда. Вообще я хотела выйти пораньше, чтобы навестить Конохомару, который тоже должен отходить после операции, но меня задержал клановый кодекс, что был подброшен мне вчерашним днем. Меня увлекли абзацы, что были помечены и специально выделены, чтобы они точно не остались не замеченными.       Это было связано со старейшинами, которые в нашем клане имели немного другое значение, нежели в целом мире. Об этом я знала всегда, но никогда не думала в том русле, в котором оно указано в нашем кодексе клана. В общем понимании, старейшина — это человек с большим жизненным опытом, которых в нашем большом клане по сути очень даже много. Но всего старейшин у нас трое, то есть папа при своим вступлением в назначение Главы клана, буквально наградил этим званием троих достойных стариков. Ну, на тот момент достойных. Наверное. По сути, это советники главы, почему они все еще называются у нас старейшинами большой вопрос, который для меня теперь открыт. Но главное в другом, если папа назначил их, то может и отстранить их, и именно это говорилось в тех абзацах. Точнее о том, не то, чтобы можно было сделать, а о том, из-за чего они могут быть лишены такого важного статуса в нашем клане.       Если они покажутся не благонадежными членами нашего общества, и если у меня будут тому доказательства, то я смогу, будучи в своем статусе наследницы провести не назначение других старейшин, а переизбрание. То есть мое дело маленькое, лишь получить подтверждение того, что они последние засранцы, и предъявить это в виде доказательств и потом провести общие выборы.       — Дальше я сама, — остановившись у входа в больницу, я остановила рукой бабулю Чон и быстро взбежала по лестнице. — И спасибо за книжку, — подмигнув улыбающейся старушке, я побежала внутрь, лавирую между больными и медиками, поднялась на второй этаж не большого госпиталя и побежала в самый конец крыла. Где в одной палате лежала Хината, а в другой Конохамару. Пожалуй, загляну сначала к нему. — Привет больным! — крикнула я, раскрывая дверь в его палату. Вот только на кровати его не было, и в палате в общем.       Выйдя в коридор, я побежала дальше и остановившись у двери палаты моей сестры, поправила волосы и выдохнув, постучала в дверь и медленно ее раскрыла, аккуратно заглядывая внутрь.       Хината бледнее, чем обычно, лежала ничком на кровати, упрямо поджав губы, отрицательно мотая головой, пока Наруто на пару с Конохомару пытались ее накормить какой-то едой. Прислонившись плечом к косяку, я наблюдала за ними, не желая тревожить.       — Сакура-чан дала задание накормить тебя любыми способами, — причитал Наруто, водя ложкой перед носом моей сестры, — поэтому не заставляй меня создавать клонов, которые будут мне помогать. Хината, даттебайо, открывай рот!       — Слушай, — сказал задумчиво Конохомару, постучав пальцем по подбородку, — она ведь щекотки боится. Рискнем?       — Совсем балбес? — испуганно поинтересовался Наруто. — У нее швы разойдутся. Сакура сказала, что все прошло не очень гладко. Не скажешь, как получила ранение? — Сестра едва помотала головой. — Бедная Сакура-чан, намучалась она наверное с таким пациентом. Тебе надо поесть, чтобы у тебя были силы говорить с Ханаби, или ты струсила? Нет? Правильно, поэтому скажи, а-а-а, — он снова попытался заставить съесть хотя бы ложку бульона, но Хината упрямо не открывала свой рот, туманно смотря на предмет своего обожания.       — Достаточно, — не выдержав подобной пыткой над моей Хинаточкой, я вошла в палату. — Наруто-кун, она явно не хочет есть этот бульон. Смотри, она уже синего оттенка, — подойдя к кровати, я оттолкнула Наруто, что сидел на круглом стуле с колесиками и погладила несчастную сестру по ее темным волосам. — Как твои дела?       — Уже лучше, — тихо ответила она, едва шевеля своими побледневшими и потрескавшимися губами. — Спасибо, что пришла.       — А как иначе, — убила бы всех, чтобы прийти сюда. — Я думала, ты еще спишь, иначе раньше бы пришла.       — Я пойду схожу за водой, — Наруто-кун обиженно глянул на меня, но молча обошел и поставил миску с бульоном на тумбочку у кровати. — Явно ведь пить хочешь, — и схватив за шкварник своего названного горе младшего брата, вышел из палаты закрыв за собой дверь.       Подкатив стул, я села рядом с сестрой и аккуратно взяла ее за руку.       Хината не знает, но я навещала ее в госпитале, после того как сестру нашли АНБУ нашей деревни. Мне удалось сбежать из дома, чтобы увидеть ее. И то, что я видела, было страшным сном, и страшным воспоминанием. Потому что никогда не видела Хинату в таком отчаянном состоянии, когда она срывала бинты с глаз истошно что-то крича, пока медики пытались ее успокоить.       — Я хочу поговорить с тобой, Ханаби, — тихо проговорила сестра, еле сжимая мою руку. — Долго не могла решиться на этот разговор, но он нужен, иначе я не смогу жить дальше, а так и буду, — она тихо сглатывает и морщится от боли, — тонуть в прошлом. Ты ведь знаешь, что я очень тебя люблю и сделаю ради тебя все?       — Знаю, — погладив сестру по руке, хотела остановить, но замолчала. — Иначе быть не может, — потому что я тоже очень люблю.       — Ханаби, знаешь, мне не стыдно за свое тогдашнее решение. Оно может казаться трусливым, не достойным, но оно было верным. Если бы я вступила в бой с ними, погибли бы мы обе.       — Я бы поступила так же, Хината. Они были сильнее, — на самом деле я ничего не помню о той ночи, кроме момента, когда на меня напали во сне. Мое следующее воспоминание было лишь связано с утром, когда я очнулась в лесу, и войдя в дом, обнаружила мертвые тела и едва живого отца на пороге своей комнаты.       — И старейшины не правы, называя меня предателем, которыми являются сами, — по ее щеке скатывается слеза, которую я быстро вытираю пальцем, и держусь изо всех сил, чтобы не расплакаться. — Я их ненавижу, Ханаби. Всем сердцем и душой ненавижу, ведь они сделали из меня посмешище.       — Это не так, Хината…       — Так. У нас с ними был уговор. Ты должна была быть свободной птицей парящей в облаках. — Она грустно, сквозь слезы медленно улыбается. — А получилось, что я посадила тебя в золотую клетку.       — Я никогда тебя не винила.       — Знаю. В этом виноваты все, кроме нас с тобой, — проговорила она, продолжая улыбаться сквозь слезы. — Но виноватой чувствую именно себя. Когда я нашла Мошико Ооцуцуки, — она редко говорила об этом человеке, но я благодарна ему за то, что он сделал для моей старшей сестры и если у меня появится возможность отблагодарить его лично, я буду только рада. — Точнее он нашел меня, и предложил, — она замолчала, наверное, думая о том же, о чем и я. Вся ее жизнь состоит из выбора, где ей предлагают, а она должна выбрать только один вариант, не имея другой возможности. — Дал возможность обрести зрение, я согласилась. Мне было достаточно того, чтобы просто видеть, дедуля же хотел другого, но получил гораздо больше, чем ожидал. Когда я обрела способность перемещаться, которую имели не все Ооцуцуки, он был поражен, рад и горд одновременно. И когда сила Ооцуцуки стала сильнее проявляться, дедуля пожелал не просто забрать меня в свой клан, а сделать его будущей Главой. Наследницей клана.       Хината никогда не хотела быть Главой, потому что была слишком доброй и мягкой, не способная причинять людям боль. Но она обрела некую жестокость, которую не признает, но которая поможет ей стать настоящей Главой клана. Чужого, не моего клана. И я поняла, почему она долго решалась на этот разговор. Думаю, если бы не операция, она бы и сегодня не решилась на него. Хорошо, что хоть что-то осталось от еще прежней, моей Хинаты.       — Я приняла его желание, Ханаби. Скоро я стану Ооцуцуки.       — Мне все равно, какую фамилию ты будешь носить, если все еще останешься Хинатой и моей сестрой, — сжав ее руку сильнее, я подвинулась ближе.       — Ты не поняла, я не просто стану носителем той фамилии. Я, — ее глаза начали медленно закрываться, будто она вот-вот уснет, — уже Ооцуцуки, давно уже не Хьюга, и кровно, — она открыла глаза, и по ее щекам снова побежали горькие слезы, и я с ужасом поняла, что сама начала плакать, понимая к чему ведет разговор Хината.       — Замолчи, — не хочу этого слышать. — Ты моя сестра, родная и самая настоящая! Ничто это не изменит, слышишь? Я не злюсь на тебя, потому что люблю и поступила бы так же, если бы появилась возможность. Хината, я тоже нашла выход из нашего положения, я смещу этих старейшин. Клянусь тебе, их дни сочтены и они с позором будут изгнаны, — как когда была изгнана ты.       — Нет, — она замотала головой, — я хочу узнать в какие игры, они впутали клан с Данзо.       — Когда папа придет…       — Он не придет в себя, Ханаби. Прости, что говорю тебе об этом, но папа больше не очнется. Шансы нещадно малы.       — Неправда, — невольно разжав руку сестры, я смотрела на нее, и не могла поверить ее словам. — Нет, неправда, ты сама говорила, что он очнется, просто нужно время. Зачем ты его хоронишь раньше времени?       — Потому что хочу жить дальше, — она уронила руку на постель, когда я оддернула свою. — А не возвращаться мыслями в ту ночь. Я очень хочу жить дальше, и строить будущее своими руками, а не ждать кого-то. Отца я не брошу, но сильно верить в него уже не буду. Прости.       — Знаешь, кого я ненавижу больше всего в этой жизни?       — Знаю.       Тех, кто сделал это с нами. Тех, кто разрушил наши жизни. Тех, кто отобрал нас друг у друга. Тех, кто превратил наши жизни в самый настоящий ад. Тех тварей, которые не достойны жить в этом мире.       — Ненавижу их, — закрыв лицо руками, я старалась дышать и не плакать, но не получалась. Я рыдала так, как не рыдала давно. Взахлеб.       — Ханаби, это наша последняя встреча тайком, клянусь тебе. Через месяц все будет иначе, и прятаться нам не придется.       — Верю.       — И я найду тех, кто это сделал с нами.       — Нет, — если она начнет их искать, то ни о какой жизни о которой она говорила не будет. — Ты должна жить. Просто живи и будь счастлива пожалуйста.       — Мы обе будем счастливы, у нас будет будущее. И в том будущем люди, сотворившие с нами это, будут наказаны.       Хината, ты и так сделала для меня больше, чем я могу с тобой расплатиться. Пожалуйста выполни хоть одну мою просьбу, хотя бы одно мое желание. Живи будущим, а не прошлым. Иди вперед, и меньше оглядывайся назад. Прошу.

***

      Дверь в палату открылась и на пороге показались Неджи-сан с Сакурой. Они тихо зашли внутрь и аккуратно закрыли за собой дверь, довольно тихо проходя к кровати сестры.       — Она только недавно уснула, — сказала я, смотря на часы. Пора уже уходить, но у меня не получится. — Наруто выполнил свое задание, покормил ее, — после нашего сложного разговора, Наруто вернулся в палату. Он, наверное, знал о том, что Хината хочет поговорить со мной на сложную и больную для нас тему, а потому большую часть рассказывал самые безумные вещи, которые происходили с ним в путешествии с сенсеем. — Завтра утром я покидаю Суну.       — Хината рассказала тебе? — аккуратно спросила Сакура.       — Да, это наша с ней последняя встреча тайком, — ответила я, тихо спрыгивая со стула. — Она мне так обещала, и я ей верю. Неджи-сан, пожалуйста пиши мне о том, что с ней происходит. И расскажи ей о том, что на самом деле происходит в клане.  — Я подошла к спящей сестре.— А то она считает меня жертвой в клане.       — Хорошо, Ханаби-сама.       — Я каждый день напоминаю им о том, чей это дом. Чьи это люди. Чьи это права и обязанности. Не даю забывать им о своем месте и о том, чья я дочь, и кто они на самом деле такие, — аккуратно поцеловав сестру в висок, я отошла от кровати. — Расскажи ей обо всем. Сакура, позаботься пожалуйста о моей старшей сестре.       — Обязательно. Береги себя, Ханаби.       — Спасибо.