ghost

— Уходишь? Вальтерсен вздрагивает, сильнее сжимая кофту, и как-то неловко замирает посреди темноты комнаты. Неужели, он так громко застегивал штаны? Или он дал недостаточно времени Крису, чтобы тот заснул? Почему? — Эм... да, — он не поворачивается, зная, что Шистаду это и не нужно. — Мне уже пора... — Сейчас только четыре утра, Исак, — слышится сзади шепот и зевок. Крис хочет спать после их поздних «игр», но почему-то до сих пор этого не делает. Он будто бы ждал. Шистад знает — Исак уходит рано, пока тот спит, и никогда ничего не оставляет. Ни записки по типу «прости, не хотел будить», ни смс-ки «ты так мило спал, боялся потревожить». Кристофер никогда точно не мог сказать, когда и как Исак уходит — поэтому никогда не запирал дверь. Мальчишка сам знает, что делает. — Так я... это... пока доберусь... — оправдывается Исак, не до конца обдумывая слова. — Как раз будет... — Я могу тебя подбросить на машине, ну, — хлопает Крис по постели. Подушка рядом чуть смята и пахнет теплом блондина, пытающегося свалить из дома. — Да и к тому же, Исак, сегодня суббота. Слышится жалобный стон в кофту, и Вальтерсен понимает — он попал с головой. Больше отмазок из истории «я не могу остаться у тебя после долгого секса и должен свалить, как только ты заснешь, потому что...» нет. Со школой была самая правдоподобная, и первой приходила в голову. А вообще, что надо говорить в таких случаях в выходные дни? Боже... — Ну же, — садится на постель Шистад, облокачиваясь на большую подушку. — Исак, останься и поспи. Не обязательно всегда сваливать, я никогда тебя не прогонял. «Нет, обязательно.» Останься и поспи. Останься, и утром мы найдем, чем заняться. Останься, мы выспимся, я приготовлю тебе твои любимые тосты с сыром и буду кормить тебя с рук. Останься, и мы пойдем выгулим моих доберманов, а потом придем и будем валяться в постели, пока не устанем и не найдем что-то получше. Останься. Исаку страшно, но он не знает почему — ведь Шистад хочет, чтобы он остался. И Вальтерсен понимает, что в этом противном слове нет ничего из смысла «останься на день» — Крис призывает остаться с ним на оставшуюся жизнь. Но Исак не хочет оставаться. — Крис, мы же договаривались... — тихо говорит Исак, но Кристофер все слышит и грустно вздыхает. Договаривались. Да. — Исак, прости, но я не согласен, — протестующе отвечает Крис, аккуратно водя ладонью по месту, где раньше лежал Исак. — Мы спим вместе уже почти полгода. Ты первый, кто еще никогда не просыпался в моей постели. Почему? Вальтерсен в ужасе таращится на дверь, темным пятном прилипшую к стене. Пару шагов — а потом можно пуститься в бег, стараясь не попасться парню на глаза и в руки. Только пару шагов отделяют норвежца от спасения. — У нас был уговор, Крис, — пытается звучать твердо Исак, но не может; голос парня жалостно ломается, будто бы стоит ему сделать один шаг — и ему конец. — Наш секс не обязывает нас ни к чему. Ты можешь дальше спокойно трахать девушек, а я... Уходить. — ...А ты делать вид, что я для тебя — ничто, — шипит Крис, не веря словам. Они спят полгода, и Шистад любит эту мелкую сучку уже как два месяца — Исак ведь не глупый, Исак умный малыш, он понимает, что будет, если Крис застанет его с кем-то. Исак знает. Исак боится. Исак не хочет. ИсакИсакИсак. Дай Крису волю, — и лезвие потоньше — и он покажет младшему, как тот сильно любим. Как сильно его хотят. Как сильно он нужен. Просто Крис не может понять, почему Исак, приручив опасного цепного пса, боится кормить его с рук и в минуты небывалой ласки гладить по голове. Зачем Вальтерсен выгибается кошкой под горячим телом, шепчет о «сильнее, быстрее, глубже», а потом уходит, не проронив ни слова? К чему такая глупая трусость? Если Шистаду надо — он сорвется с цепи. Исак нежный, мягкий, воздушный — очень хитрый, жаркий и коварный. Он заставляет падать на колени и лизать ноги, а в ответ даже не смотрит. Крис бы отдал все, чтобы ему не подчинялось тело, но глаза. Шистад хочет, чтобы глаза Исака Вальтерсена принадлежали ему — смотрели только на него. Чтобы в жизни не было никого, кроме него. Кристофер вздрагивает от собственных мыслей, а в следующую секунду сжимает белую простынь и понимает — он не отпустит. Не в этот раз. — Исак, — с нажимом говорит парень и смотрит на тонкую, в родинках спину Вальтерсена. — Сними штаны и ложись в кровать. Еще рано, так что... — Нет, — отстраненно шепчет Исак, сглатывая рыдания. Что он творит? ЧТО ОН ТВОРИТ? — Нет. Нет! Крис, что происходит?! Что это все зна... Крис вздыхает и прячет лицо в ладонях — ему бы не засмеяться от нелепости данной сцены и не заплакать от того, что он наперед знает финал. Исак похож на маленького щенка, который не знает, что надеть ошейник вовсе не низко, а достойно. Достойно показать, какому чистокровному хозяину он принадлежит. — Господи, Исак, какой же ты ребенок, правда, — трет глаза Шистад, окончательно просыпаясь. Сейчас главное показать младшему, что его любят, и оставить его себе на всю жизнь. Присвоить. — Я наблюдаю из-под полуоткрытых век, как ты уходишь, уже месяц. И то, что я еще не закрыл дверь на ключ и не принудил тебя, достойно похвалы. Ты похвалишь меня, Исак? По лицу Вальтерсена видно, что нет. Норвежец уже полностью повернулся к расслабленному и соблазнительному Крису и еще ни разу не попытался попятиться к двери. Исак может повернуться и уйти, когда он захочет. Он в это верит. Он питает к этому надежду, но где-то на берегу сознания понимает и знает — нет, он не может просто так уйти. Ему нужно разрешение, или Крис просто так его не выпустит. Не выпустит его мозг, сердце, душу. Ничего. — Я долго терпел, Исак. Очень долго. Ты первый, кого я вообще терплю. Так что пожалуйста, — он вновь хлопает по постели. — Не уходи от меня. Я так тебя люблю. .янем то идоху еН .юлбюл ябет кат Я Исак хочет кричать от страха и того, на что его подписывают. Исак хочет оставаться свободным, жить как хочется, заниматься сексом когда хочется, быть человеком, когда никто не видит. Исак хочет жить, чисто и свободно. Исак не хочет оставаться. В глазах Криса читается, что он это понимает. Понимает и не принимает, поэтому — берет силой. Исак знает — Шистад это хорошо умеет, Шистад умеет надавить. По щекам младшего катятся соленые капли, и он шмыгает носом, слепо веря, что еще не потерял свою гордость и разум. Он забывает, что давно отдал ее взамен на Криса. Когда «пошли, попробуем» превратилось в «останься». Когда «детка» превратилась в «Исак». Когда «я люблю тебя» стало слышно всем, а не только Крису. Три слова отскакивают от стен и теплятся в Исаке, заставляя сердце сжиматься, а потом разваливаться в кристаллическую пыльцу. Когда Исак Вальтерсен теряется в этой пустоте, он понимает, что ему никто не поможет. Крис раскрывает объятия, заключая в них Исака и ближе притягивая к себе, согревая теплом. Остается. Остается. Остается. — Все будет хорошо, Исак, — шепчет Шистад и не верит.

saying that i love him but i know — i’m gonna leave him. ///////////////////// говорю, что люблю его, но знаю — мне придется его покинуть.

Утром Крис просыпается в безвыходности, сухих слезах и желанием повеситься. Он знает финал наперед. И ненавидит себя за это. За слабость дать любимому человеку счастье без него. Часть кровати рядом пустует и холодеет под лучами солнца. Исак ушел, когда Шистад заснул, грея надежду на свою счастье. Крис глотает режущий воздух и не хочет жить от горького осознания. Исак не хочет оставаться. И не остается. Только уже навсегда.