Я вновь уношусь к Луне, Мечтая о марципане. Принимаю все свои таблетки, Чтобы просто забыться. Я сажусь на самолет, Вновь оставляя своего мужчину. Надеюсь, что однажды я вернусь, Чтобы сказать тебе, Что я на самом деле изменилась, Милый.
Арин отчетливо понимал, что эта горсть зыбучего песка все-таки ускользнула из его рук. Он знал, что проживание с Оливером – это то еще испытание. Понимал, что надо дать мальчишке нагуляться, и он успокоится. По большому счету Арин даже не считал это за измены. Просто омежка от скуки спит с мужчинами постарше. Может он себя добрым самаритянином считает и дарит альфам в возрасте нехилое удовольствие, кто его разберет, этого неземного?.. Все было относительно неплохо. До какого-то момента. Нет, Арин ни в коем случае не следил за Оливером, просто иногда случалось так, что его знакомые или друзья оказывались на тех же вечеринках, что и Олли. В первый раз он узнал об этом, когда они только-только начали уживаться друг с другом. Один знакомый парень, который был курсом старше, как-то в разговоре сказал, что однажды подрабатывал официантом на одном знатном приеме. Там он, якобы, видел Оливера, с каким-то мужчиной. Арин выслушал и не обратил на это внимание. Спустя какое-то время он встретил давнего друга, который рассказал, как увидел омежку, садящегося в авто элитного класса. Арин не счел нужным обращать на это свое внимание, потому что у них вроде как был договор о свободе передвижений. После совместной поездки во Францию, Оливер резко сократил все выходы в «свет». А после особенно тяжелой сессии, вообще кроме университета нигде и не был. Роковая встреча произошла в один из дней, когда Арину нужно было забирать документы в центре города. Встречей, собственно говоря, это назвать трудно. Арин увидел Оливера в одной из местных кафешек за одним столиком со своим отцом. Потом события нарастали, как снежный ком. Папа-омега начал жаловаться на постоянное отсутствие мужа. Оливер приходил все позже, а однажды спросил имена родителей. И можно было бы не придавать этому значения, если бы он так не напрягся. Время быстро шло. Папа-омега начал следить за мужем и нащелкал целую кучу совместных с Олли фотографий. Конечно, он отослал их сыну, а Арин с сожалением отметил, что отец занимает его место. Было тошно. Противный ком вертелся в глотке, мысли не отпускали ни на минуту. А Оливер молчал. Да, и чего альфа ожидал-то? Чистосердечного?.. Ага, держи карман шире. Арин действительно планировал прояснить ситуацию и поставить все точки над соответствующими буквами. Правда, было поздно. В тот день он совершенно не планировал возвращаться так скоро, ведь доклад который они слушали, обещался растянуться надолго. Когда в замке не щелкнул механизм, Арин примерно представлял, куда мог выйти Олли, ведь совершенно точно никуда не собирался. Слепая боль и злость затопили сердце. Выброшенные на берег рыбки делают хоть какие-то попытки спастись, а Арин чувствовал, как тонет в бездне – липкой и пугающей. Самое противное, что на лице Оливера отразилось такое неподдельное понимание, будто он ждал этого дня. Арин готов поклясться, что видел слезинки на молочно-розовых щеках. Отец оказался той еще мразью, раз умудрялся ёрничать в такой ситуации. В принципе, юноша даже не был удивлен, папочка на самом деле и не любил его толком, только делал вид идеальной семьи. Грубо говоря, разыгрывал это фарс для светских вечеров и балов. Утопиться захотелось неожиданно четко. Почему-то иллюзии, построенные на счет Оливера ломались очень болезненно, раздирая грудную клетку изнутри. На немые вопросы «зачем, Оливер?» ответов не было. Омежка выбежал из квартиры, как будто она горела. Он обязательно пойдет топить горе в бокале. Арину было страшно осознавать то, что он знает этого мальчишку как облупленного. *** Got me up in this place right now Making me feel so much drama Got me up in this place now I can feel Got me feeling so blue Making no sense now Got me living nowДовел меня до этого, Заставив меня переживать столько драм. Довел меня до этого, и теперь Я могу чувствовать. Мне так грустно, И нет никакого смысла, Ты заставляешь меня жить сейчас.
Пожалуй, самой странной деталью было то, что Оливер выбирал самые захудалые бары этого города. Омежка всегда отличался изысканным вкусом на выбор мест, где ему предстояло пить. Арин знал, что юноша шатается по всем злачным местам, но не предпринимал никаких попыток вывести его из этого состояния. Конечно – чего таить – он переживал за парня. У него у самого состояние было не сильно лучше, но он если уж и напивался, то только вместе с Джо, который вообще пил мало и за Арином следил. – Я попросил папу, чтобы он перевел мои документы в американский филиал, – устало выдает альфа, передвигая бокал с места на место. – Так сразу? Может, подумаешь еще? Все-таки на Оливере свет клином не сошелся. – На нем, может и нет, а вот на отце – сошелся. Он мне просто прохода не дает, названивает по три раза за сутки. – А хочет чего? – Не знаю, извиниться, наверное. А может поглумиться. – А что Оливер? Вы с ним поговорили? – Нет, – резко говорит Арин. – Хочу забыть его имя. И вообще последние два года из жизни вычеркнуть. – Ну, тогда за это. Джо поднимает стакан. Они быстро чокаются и выпивают. *** Они и правда, больше не встречаются. Даже в университете. Хотя раньше пересекались по нескольку раз. Они оба прогуляли по три недели, что для них, надо заметить, проблемой вовсе не стало. Арину перед переводом сказали обсудить все с преподавателями. Проблем не возникло. Возмущались, конечно, что такой студент уходит, но поделать ничего не могли. Оливер стал еще более асоциальный, чем был. Сдавал все заранее, задания выполнял, как будто на скорость. Даже с Мишелем предпочитал в разговор не ввязываться. А потом отец предложил омеге доучиться и пройти стажировку во Франции. Оливер согласился, не дослушав до конца все нюансы. Благо связи позволяли, и с переводом документов не было никаких эксцессов. Холод крепчал. Первые снежинки срывались с неба и пикировали на промерзлую землю. Оливер плакал по утрам. Больше от досады, нежели от потерянной любви. Арин упорно старался стереть из памяти все моменты, связанные с омегой-чье-имя-называть-нельзя. В городе был холодный, ветреный, ужасно неуютный денек. В пятом часу студентов в кампусе обычно никогда не бывало. Арин зашел за документами. Оливер закрывал последние зачеты. На альфе была темно-синяя куртка, чуть ниже поясницы. Кроссовки, которые они с Оливером купили в одном дорогущем бутике во Франции. Темные джинсы. Оливер был в любимом бежевом пальто с внушительным воротником. Его новомодные черные кроссовки были немного испачканы. Без ярких солнечных лучей, шевелюра не светилась той заманчивой рыжиной. Они остановились в воротах университета друг напротив друга. Арин заходил, Олли, соответственно, хотел скорее уйти. Серо-голубые глаза омеги казались совсем темными в этот пасмурный день. В цвете глаз альфы все еще можно было уловить оттенки дорогого коньяка. Молчание не было давящим. Или неуютным… Оно было родным. Они молчали так только вдвоем. Под мерный звук разбивающихся о стекла капель дождя или под незатейливый разговор ведущего по телевизору. Они определенно искали именно этой тишины. У Оливера дрогнули пальцы. Его изящные, эстетически совершенные, длинные пальцы. Арин любил целовать каждый из них. Над головами разразился гром. Парни синхронно вздрогнули. Арин вздохнул и пошел навстречу. Почему-то очень медленно. Нехотя будто… Он остановился рядом с омегой, равняясь с его плечом. Оливер не повернул головы, смотрел вперед. – Я решил, какой будет новая татуировка, – неожиданно тихо говорит родной голос альфы. – Разбитое сердце. Арин делает еще шаг. У Оливера по телу будто проходится разряд тока. Он натужно вдыхает и, кажется, сейчас начнет задыхаться или рыдать. Альфа прибавляет ходу, чтобы быстрее убраться отсюда. Иначе секунда промедления и рыдать будет он. С неба таки срывается мелкий дождь. Выходя за ворота университета, Оливер достает телефон и удаляет номер Арина. Слезы вместе с дождевыми потоками уносятся в канализацию. Арин бьет себе новую татуировку. Оливер бросает курить, выбрасывая свои любимые ментоловые сигареты в урну. У Арина во внутреннем кармане зимней куртки до сих пор хранится забытая Оливером еще в Финляндии не открытая пачка сигарет. Ментоловых, как Оливер любит.I'd be lying, if I said I wasn't sick of it
Я бы солгала, если бы сказала, что не устала от всего этого.
Конец.