Экстренная помощь

Даня уже не может просто закрываться учебником, прятать взгляд в экране ноутбука или телефона, удирать из комнаты под предлогом того, что его там Эля ждёт, некогда ему. Дане трудно удержать себя от того, чтобы просто тихонько налить себе чаю и помечтать у окна, глядя на заходящее солнце. И пусть он выглядит глупо, и пусть никто из парней так не делает: Дане становится спокойно и хорошо, а это главное. Даня учится любить свои рыжеватые волосы, которые тяжело причесать по утрам, капризные губы, словно вдавленный подбородок, который ему никогда не нравился. Даня пытается найти в себе какие-то достоинства и научиться улыбаться себе в зеркале, а не угрюмо-уныло приподнимать тонкие брови, морща лоб. Даня пытается сделать всё, лишь бы не смотреть на вьющиеся тёмные волосы, наверняка ужасно мягкие на ощупь, на острые широкие плечи, что вечно напоказ из-за того, что худощавый торс обтянут дома лишь майкой, на чувственные тёмно-розовые губы, точь-в-точь такие же, какие описывают в любовных романах. Даня пытается сделать всё, чтобы вернуть свой привычный мир, полный холодной аналитики, здравого смысла, неизменной науки, твёрдых фактов и острых геометрических граней. Даня пытается перестать оборвать неожиданно-вдохновленную связь с миром, стараясь убедить себя в том, что ему не понравилось носить мягкие свитера, уютно кутаться в одеяло с художественной, а не научной литературой, пить чай с печеньем и думать про звёзды. Он пытался, честно-честно. А в животе всё равно какая-то новая форма жизни, неизвестная пока еще биологии, и Даня ее чувствует всякий раз, когда Ваня его касается. Не глупые бабочки и даже не сбитое дыхание, нет - к глупому братцу он успел привыкнуть, в одной комнате же живут. Привык, и все равно... Чувствует. И щёки горят стыдом от того, что в сердце пожар: как же это так, Даня-гений, Даня-отличник, Даня, не вылезающий из учебников - и вдруг читает истории о любви, невольно сравнивая себя с героиней? Узнает кто - засмеют, и тогда точно уж Дане не жить. В голове кто-то мудрыми голосами мамы-Лиды и мамы-Полины говорит: "Живи так, как хочется тебе." И он ведь живёт. Набрасывает тайком на бумагу уже насквозь знакомые изгибы шеи и плеч, завитки волос, которые потом мелко-мелко штрихует. А потом - скорее закрыть, убрать подальше в ящик, лишь бы не нашли, и снова засесть за любимую физику, он ведь домашнюю еще не доделал. А выбрасывать - жалко. Даня пытается самому себе нравиться. Было бы слишком обидно. Поэтому он и правда разрешает себе жить так, как хочется именно ему. И с улыбкой потом вспоминает, с какой радостью мама-Полина ответила на его просьбу купить ему не привычную рубашку, а мягкий свитер на пару размеров больше. Родители если и замечают что-то, то внимания не обращают, и Даня им бесконечно благодарен. Про деда и говорить нечего. В общем, все бы хорошо, если бы не... - Чё это на тебе? - спрашивает из-за спины низкий, более спокойный, чем в школе, голос. И эта его уютность пробирает Даню до дрожи, хоть и сидит он в своей тёплой обновке. - А так не видно? - прочистив горло, пожимает плечом юноша. Отвлекаться от учебника по математике ему не хочется по разным причинам, и самая главная - если он сейчас хоть разок взглянет на Ваню, об уроках ему снова думать не захочется. Брюнет прошоркал по полу, кинув рюкзак на пол у своей кровати, начал раздеваться. Даня гулко сглотнул, пытаясь сосредоточиться на интегралах. Кажется, у ледяного принца сегодня не самое хорошее настроение, поэтому он просто посидит здесь молча в компании любимой алгебры. Так даже лучше. Если бы Ваня снова подсел к нему на постель, заводя разговор и обворожительно улыбаясь, чувствительное сердечко парня снова завело бы свою песню, а там уже до помешательства недалеко. Иногда Даня чувствовал себя влюбленной пятиклассницей, хотя даже про себя боялся признаваться, что любит. Потому что любовь - это тебе не девчонку дёрнуть за косичку, а потом в пухлую щёку клюнуть. Это серьёзно, это вопрос о счастье на всю жизнь. А о какой взаимности может идти речь, если это якобы член твоей семьи, да еще и парень? Не удержавшись, Даня всё же кинул быстрый взгляд на своего соседа по комнате. Этого хватило, чтобы пятиклассница внутри издала звонкий поросячий визг. Невесело усмехнувшись с самого себя, юноша дописал последний пример и захлопнул тетрадь, намереваясь вернуться к роману, который так и не закончил. Развязка сюжета книги так увлекла его, что он забыл про Ваню и про все, что с ним было связано, поэтому не сразу сообразил, что происходит. Потом только противный запах начал сильно щекотать ноздри, и он инстинктивно сморщился, зажал нос рукой и оторвался от страниц. Ваня развалился у себя на кровати и безбожно курил, глядя в потолок. Форточку он при этом не открыл, явно не подумав о брате. Данила не переносил запах чёртовых сигарет. К абсолютному равнодушию Вани он бы рад привыкнуть, но это было еще одним пунктом в огромном, мать его, списке причин, который назывался "Почему тебе нельзя надеяться на взаимность." И поэтому такая отстраненность, порой даже жестокость, расстраивала Даню сильнее, чем ей полагалось, а иногда и вовсе раздражала. И сегодня это было последней каплей. Даня захлопнул книгу, вскочив с кровати. От злости перед глазами заплясали цветные круги. - Какого хрена ты делаешь, можешь мне объяснить? - взорвался он. Катя сейчас убирается в другой части дома, поэтому юноша мог наорать на этого дебила так, как пожелает. Ваня только лениво перевёл на него взгляд своих глубоких тёмных глаз, которые Даня так часто сравнивал с чернильным звёздным небом, и сейчас эти глаза абсолютно ничего по отношению к нему, Дане, не выражали. - Да чё тебе надо? - недовольно цыкнул Ваня, снова отворачиваясь. И он сорвался. Он не помнил, как подскочил к нему и с какой злостью схватил его за руку. Кажется, Ваня вскрикнул от боли, и сердце на мгновение сильно сжалось, но Даня был слишком ослеплен горечью своего разочарования: в первый и единственный раз в своей жизни он полюбил, и как же ему не повезло. В тот день ему казалось, что он совершенно одинок на всей Земле. Сигарету он растоптал на полу, а сам влез на кровать и начал бить Ваню по всему, по чему придётся - по голове, по спине, по рукам, которыми тот пытался защититься. Какое-то время он был ошарашен таким напором, но потом Даню с силой скинули с кровати так, что он приложился головой о пол, и в ушах зазвенело. Было больно; какое-то время Даня видел только черноту. Сквозь густую тьму он расслышал взбешенный голос Вани: - Ты совсем долбанулся, что ли? А на что ты надеялся, грустно-зло подумалось Дане. Он сильнее тебя. Кое-как встав, он, пошатываясь и не глядя в Ванину сторону, подошёл к окну и с усилием открыл форточку. Табачный запах сильно давил на него, и дуновение ветра показалось ему чистейшим спасением. Они оба молчали. Даня осторожно ощупал голову, чуть зашипев: похоже, будет шишка. За его спиной тоже доносилось недовольное тяжелое сопение: кажется, и принцу досталось, хоть немного. От этой мысли Дане стало даже радостно. - Псих. Но разговаривать с ним он по-прежнему не хотел, поэтому подковылял к своей постели, рухнул на нее, как срубленная под корень берёзка, и, накрывшись одеялом с головой, неожиданно легко погрузился в сон. Перед этим он успел только подумать, что точно сойдёт с ума, если это не прекратится.