<…>
Небо или круг? Круг или небо? Данте в своей «Божественной комедии» определил девять кругов Ада и десять небес Рая. Чем же тогда будет Йошивара? Воплощением Чистилища? Как знать. Подземное царство, обнесенное толстыми железными стенами и наполненное удовлетворенными стонами — порождениями чувственной любви… Интересно, как же охарактеризовать это явление? Стихия? Буря страстей, перерастающая в скромный дождь из слез женщины, сдерживающей рвущуюся наружу боль? Да, такая характеристика, пожалуй, полностью отражает печальную участь женщины, ставшей невольницей и заложницей удовольствий. И в подобном месте проданная родными людьми за бесценок златовласая шестилетняя девочка начинает свой путь стремительного взросления в качестве игрушки, куклы и мученицы.***
— Кансо! — окликнула убегающий голый детский силуэт старая женщина, являвшаяся, судя по всему, яритэ или попросту старухой, некогда ублажавшей мужчин, а теперь же служащей помощницей при ойран. — Кансо, остановись сейчас же! Ты позоришь ойран! Я с тобой говорю, несносная девчонка! — задыхаясь от бега, кричала эта немолодая женщина, отставая от быстрой девчушки. — Я не Кансо! Я Цукуе! — прервав бег, чтобы показать карге язык, выкрикнула светловолосая девочка, после чего вновь пустилась бежать. Но недолго продлилось это стратегическое отступление, символизирующее протест юности: на пути у камуро, откуда ни возьмись, появился смотритель публичного дома Тобита Данзо, чье обожженное щетинистое лицо пугало даже взрослых. Ребенок, встретивший неожиданное препятствие в виде накаченного 180-сантиметрового тела, тут же упал наземь, расцарапав в кровь мягкую часть своего оголенного тела, но не заплакал, а, напротив, с вызовом посмотрел на мужчину перед собой. Тот же встретил это возмущенное выражение детского лица с особенным оживлением и возбуждением, исказившись в отвратительной ухмылке. — Десять палок, — медленно, будто смакуя каждую букву, протянул смотритель хрипловатым голосом, вытягивая в сторону руку в просящем жесте, чем самым показывая готовность самолично наказать беглянку. Ему тут же подали легкую бамбуковую палку, а девочку животом вниз уложили на землю, удерживая ей руки и ноги. Не особо церемонясь, Данзо приступил к делу: завел руку за спину и хлестким ударом прошелся по хребту Кансо, нареченной этим глупым именем здесь, в публичном доме, по всем законам и устоям Йошивары (ведь, согласитесь, проданный ребенок не может сохранить своего настоящего имени). В воздухе просвистело, словно его разрезало надвое, а на спине ребенка появился яркий алый след, сохранивший «тепло» бамбукового прикосновения. Девочка даже не пискнула, считая это делом недостойным, однако в глазах у нее помутилось, а после второго удара и вовсе все померкло. Сознание покинуло ее, как не так давно покинули собственные родители…<…>
Очнулась Кансо уже в окружении других камуро, ехидно хихикающих и посмеивающихся над ней, но они быстро затихли, стоило ойран, на коленях которой и лежала маленькая героиня, поднять на них свой серьезный взгляд. Раны девочки были заботливо обработаны и перевязаны, а сопящее мгновение назад тело — накрыто чистой простыней. Взглянув вверх, камуро зарделась и поднялась с ног своей кормилицы и покровительницы (ойран обеспечивали своих прислужниц всем необходимым), болезненно скривившись от саднящих ощущений в спине. Красивая темноволосая женщина добродушно ей улыбнулась в ответ на эти неловкие телодвижения и сказала «поберечь силы на восстановление после такой жестокой расправы». — Но, Хинова-сан… — начала было светловолосая девочка, поднимая взгляд на изящную ойран, сохранившую в этом Аду ангельское сердце и человеколюбивую натуру, но была прервана прикосновением нежной руки к приоткрытым губам. — Не думай о приличиях и отдохни, Цукуе, — мягко сказала женщина, опуская руку на свое расшитое золотом кимоно. — К сожалению, здесь мы безвольные птицы, запертые в позолоченной клетке. Так что перестань противиться своей участи… Ты же знаешь, что я не могу смотреть, как тебя избивают, оставляя на теле столь ужасные раны. Подумай хотя бы обо мне, твоей наставнице, — утирая выступившие на глазах слезы и размазывая макияж, взмолилась Хинова, опустив голову на колени девочки, покрытые простынею, и аккуратно (так, чтобы не касаться спины) приобняв ее хрупкое и совсем юное тельце. Малышка вздрогнула, обеспокоенно оглядываясь по сторонам, и хотела было остановить ойран, чтобы та прекратила делать столь вызывающие вещи, но дрожащие плечи последней, навсегда отпечатавшиеся в памяти златовласки, не позволили ей вымолвить ни слова в ответ и вызвали непрошенные детские слезы: громкие и душераздирающие. Так, в обнимку рыдая, ойран и камуро провели пару часов, после чего Хинову вызвали на всю ночь к гостю… Цукуе…то есть Кансо сжалась в комок, игнорируя тупую боль в спине, и проследила взглядом за уходящей темноволосой фигурой красавицы в роскошном кимоно, медленно проваливаясь в сон. В тот день девочка поклялась сама себе защищать ойран ни смотря ни на что, ведь только благодаря этой женщине малышка не покончила с собой, и только благодаря ей не забыла своего имени, так красиво звучащего из уст Хиновы. Но что может ребенок…