***
— А ну ржать прекращай! Намджун, блять, я серьёзно. Намдж… Нам… Дай мне… Да ёп твою… Заткнись! Юнги уже пару минут и слова нормального в разговор вставить не может: он сидит на полу возле кровати и с оскалом и обидой на весь мир сверлит глазами небо за окном. Намджун на том конце провода потухает не на шутку. Юнги даже слышал, как тот с кровати на пол ёбнулся и вроде даже что-то разбил, когда с тумбочкой столкнулся. А Намджун не может прекратить, как бы ни старался. Даже всех и вся понимающая Бора косо на него посмотрела и пальцем у виска покрутила, когда тот ни с того ни с сего неистовым смехом орать в трубку начал. Она перекрестила и себя, и мелкого (да и мужа три раза на всякий случай) и вышла из комнаты от греха подальше. — Такое… блять… хён… — всё-таки Намджун начинает приходить в чувство и говорить по-человечески, при этом продолжая запинаться от перерывов на смех. — Такое только с тобой… ахах… могло случиться! Бляяяяяять… Намджун решительно настроен взять себя в руки и даже лицо пытается серьёзное сделать, но получается, если честно, не очень. — Я реально не знаю, чё делать и уже четыреста раз пожалел, что тебе позвонил… — Юнги от отчаяния даже любимый журнал с машинками порвал: он очень нервничает. — Ладно-ладно, — тараторит в ответ Намджун, — давай ещё раз с самого начала. — Он прокашливается и занимает более удобную для вещания позу. — Ты сидел в комнате, когда к тебе зашёл Чимин, так? — Угум, — Юнги поджимает губы и кивает. — Так. Ты сказал, что на нём были шорты и майка, да? — Намджуну еле удаётся подавить новый порыв истерики. — Агась, — подтверждает Юнги и вновь на себя чертыхается: эти словечки Чимина осточертели. — А в руках был ноут, да? — ДА! И вот нахера всё это ещё раз повторять? У Юнги и так голова уже квадратная, так ещё и Намджун по ней кувалдой херачит. — И он спросил у тебя, умеешь ли ты переустанавливать виндууууааааахах, — Намджун всё-таки не сдерживается и снова начинает истошно орать в трубку. Да, блять, да! Чимин десять минут назад постучался в комнату к Юнги и спросил, сможет ли тот починить его ноут. Да, уже поздний вечер, и да — на Чимине майка и шорты. Да, Юнги сразу вспомнил всю эту ситуёвину с дочкой домовладелицы, и да — он испугался. Да, они с Чимином уже неделю «типа, как… ну, вроде… что-то типа, как вместе… ну типа встречаются, что ли» — именно так красноречиво описал их отношения Юнги, стоя тем самым вечером в кухне, и да, Юнги — пиздец как испугался, ведь он вроде как бы не готов к… такому шагу. Они ещё даже не целовались толком! И да, хён натворил таких делов эти десять минут назад. Нет, Намджуна Юнги ещё не обрадовал столь неожиданной (даже всё ещё для самого Юнги) новостью, поэтому разговаривать с ним об этом сейчас вдвойне неловко. — Спросил, — сквозь зубы цедит Юнги и от злости зажмуривает глаза. Дальнейших развитий событий Намджун не знает, потому что потом он пошёл плакать и умирать от смеха. — И что ты ему ответил? — голос друга снова относительно серьёзный и жаждущий новую информацию. Ну, ответом это сложно назвать. Скорее, это было похоже поначалу на блеяние овцы, а затем на визг больной гиены. — … сказал, что не собираюсь с ним трах… спать, то есть, ну и… велел уёбывать. На том конце провода вдруг стало подозрительно тихо, Юнги даже свой экран проверил, не сорвался ли звонок. Наконец, спустя несколько секунд мучительного молчания, Намджун, включив свой всезнающий и поучающий «хёнов» голос, заговорил: — Ты больной, что ли, хён? Идиот совсем? Внезапно. Юнги аж заморгал чаще от такого резкого наезда. — В смысле? Како… — В прямом, — не даёт ему договорить Намджун. — Ты ему реально так и сказал? Уëбывать? И про трахаться тоже прямо сказал? Молчания Юнги в ответ было достаточно, чтобы Намджун глубоко и отчаянно выдохнул, потерев усталые глаза и переносицу. — Блять, хён, ну… ну как так-то? Какого хуя-то? Он же… — Юнги аж видит, как его друг сейчас пальцем в пустоту тычет. — У него же реально ноут сломан, блять! — В смысле? — повторяется Юнги и чешет затылок. — А ты откуда знаешь? — Да он всю пьянку только и твердил о том, что пора новый ноут покупать, ибо этот уже на ладан дышит! Ты чё, реально не помнишь? И тут Юнги как молнией поразило, прямо в темечко, прямо насмерть. Он полвечера настолько был увлечен самокопаниями и затылком мелкого, что и не слушал разговоры вовсе. В воспоминаниях мелькает что-то отдалённо это напоминающее, что-то про ноут и синий экран смерти. Со смачным шлепком ладонь Юнги сталкивается с лицом и тут же сползает вниз… и так раз десять, только сила столкновения увеличивается раз за разом. — Ты мне как рассказал… я подумал, что Солнышко решил просто над тобой прикольнуться… ему на пьянке эта история очень понравилась, а оказалось, что нет. Решил реально помощи попросить, а ты… хён, блять… И где Чимин сейчас? Алё, Юнги, слышь? Ты ещё тут? АЛЁ?! Да ёп твою мать… Пока телефон Юнги с Намджуном на том конце валяются на постели Юнги, сам Юнги уже стоит возле двери в ванную, за которой находится Чимин, умчавшийся после таких слов своего как бы парня, как ошпаренный. — Чимин? Голос у старшего низкий и тихий, а лоб его пристроен на белой холодной двери ванной. Ручку повернуть Юнги не решается, поэтому просто стоит и скребется, ожидая услышать в ответ хоть что-то. — Чимин-ни, — вновь мурчит парень и царапает ноготками ещё пару раз. — Я сейчас войду, можно? Звенящая тишина в ответ, только тень в щели под дверью мелькнула. Дебилизм и тупость Юнги в голову запихали вместо серого вещества, а знания того, что, порой, лучше язык за зубами держать, парень отродясь не знал. — Я вхожу, — он поворачивает ручку и слегка толкает дверь. Откуда Юнги в курсе, что не заперто? А оттуда, что он самолично замок этот и наебнул, но так и не удосужился починить. Чимин, отрывая от штанины несуществующие катышки, пристроился возле стиральной машины. Подбородок опущен на грудь, а губы плотно сжаты. По глазам мальчишки Юнги видит, что тот уже успел пару драгоценных слезинок на драгоценные щёчки обронить. Умница, Юнги, десять баллов из пяти! Ты снова его довёл! Ай, красава. — Я конченый урод, — констатирует он и пристраивается рядом с Чимином. Прикасаться он к нему боится, словно еще и физическую боль может причинить даже лёгким своим движением. Чимин не смотрит даже в его сторону — штаны парню интереснее. — Прости, я ступил. Снова… Я не о том подумал… Ну, знаешь, та история… Я вспомнил, когда ты… Я с дуру эту хуйню ляпнул… Блять, я такой тупой! Юнги откидывает голову назад и закрывает лицо ладонями, шумно выдыхает и косится на Чимина, который стоит, даже позу не сменив. — Чимин-ни, ответь хоть что-нибудь, пожалуйста, м? Можешь врезать мне по роже, под дых, по яйцам! Только ответь… Юнги от отчаяния руки к потолку вздымает и встаёт напротив парнишки. Ванная комната не ахти какая, поэтому стоит он довольно-таки близко. Он аккуратно берёт за подбородок Чимина и поднимает его вверх. Глаз от пола Чимин так и не отводит. — Посмотри на меня, — мягко приказывает Юнги и чуть сжимает чужой подбородок. — Чимин, посмотри на меня. Тот поднимает стеклянные глаза и смотрит прямо в душу. — Юнги, уйди, пожалуйста, — в голосе парнишки нечеловеческая уверенность и настойчивость. Он смотрит куда-то сквозь, и у Юнги сердце сжимается. — Нет, не уйду. И я хён, а не Юнги, забыл? Снова это чёртово «Юнги». Чимин это его «Юнги» так ядовито произносит, что аж кровь в жилах стынет. Юнги не нравится «Юнги». Юнги нравится «хён». А ещё Юнги упёртый. И манипулятор Юнги тоже хороший. — Юнги, — продолжает Чимин и устало закатывает глаза. — Свали. Я не хоч… Губам Чимина договорить не дают: их, практически невесомо и неощутимо, на мгновение, накрывают губы Юнги и тут же отстраняются. Чимин, мягко говоря, опешил. Всю прошлую неделю ему доставались чмоки в макушку или в щёку, но не больше. Но Чимин обижен, Чимин зол и не собирается вестись на манипуляции! — Юнги, блять! Свал… — Хён! — перебивает его Юнги. И снова глухой такой «чмок», но на секунду подольше. Юнги глазищами своими из-под чёлки снова на парня глядит и уголками губ улыбается. ПАК ХОРОШИЙ СОЛДАТ И БЕЗ БОЯ ОН НЕ СДАСТСЯ, не-а, и не надейтесь. — ЮНГИ! ПРЕКР… — Чимин начинает повышать голос. — Хён, — вновь вмешивается тот и снова к губам Чимина льнёт, но зависает на них уже дольше. Чимин всё ещё не отвечает на этот детский поцелуй, но фишку просекает. Когда Юнги вновь отстраняется, Чимин пытается сделать максимально серьёзное лицо: поджимает поцелованные губы, брови хмурит, ну и, конечно, смотрит исподлобья, как же без этого-то. — Я зол на тебя. Прекращай, Юнги. — Хён, — мягко выдаёт в ответ тот и ухмыляется, слыша интонацию этого его «Юнги». — И не прекращу, пока уверен не буду в том, что я прощён. Юнги делает полшага навстречу и нависает над Чимином. Они снова слишком близко. Они впервые поссорились, а прошла, блять, всего неделя. Юнги вновь накрывает пухлые губы парня своими и чуть сжимает, требуя ответа. Он ресницами щекочет щёку Чимина и скулой чувствует, как лицо Чимина становится горячим. Но, блин, Чимин ведь хороший солдат, Чимин ведь… ай, блять. Да ну нахуй! — Юнги, — не прерывая поцелуя вещает младший, и, положив руки хёну на грудь, затыкается. — Хён, — чуть рыча твердит Юнги в рот парню и сжимает губы сильнее, заставляя ответить. — Юнги, — шепчет Чимин и прикусывает нижнюю губу хёна. Дыхание стало тяжелее у обоих, температура тела повысилась, а обиды ушли на три весёлых буквы. — Хён! Юнги хватается рукой за рыжие волосы на затылке и тянет вниз, открывая доступ к горлу. Он уже практически повис на мелком, бегает глазами туда-сюда по милому личику и еле сдерживается, чтобы не завыть. Он жадно впивается в губы парнишки и уже не боится сделать больно. Юнги настойчиво, грубовато, до боли на губах и сердце, целует своего парня. Целует так, чтобы вся хуйня, которую наговорил он несколько минут назад, забылась, чтобы боль от этих слов ушла и не возвращалась; целует, чтобы Чимин простил своего тупого хёна, и чтобы дать понять, что он его хочет, но не сейчас. Пока рано. Или сейчас? Чёрт. А Чимин стонет от этой грубости прямо в рот Юнги: стонет от боли на губах и в сердце, стонет от горьких слов, произнесённых несколько минут назад, и от того, что он хочет его с самого первого дня. Чимин с силой сжимает бока Юнги и не ослабляет хватку, когда тот шипит в ответ. Больно? А Чимину ведь тоже. Когда Юнги, подхватив Чимина за бёдра, сажает того на машинку, он не перестает зарываться рукой в его жёсткие волосы, не перестаёт изучать рельефную спину младшего и не прекращает жадно, как ёбаный дементор, целовать его. Поцелуем этим он высасывает из мелкого силы, жизнь, тяжелые стоны и боль, всю боль, что успел причинить за столь короткое время. Он посасывает пухлые губы, делая их ещё толще и алее, хозяйничает во рту младшего своим языком, давая понять, что он там главный, что этот рот был создан именно для Юнги и только для него. Чимин чуть ли не воет от желания ударить Юнги за всю эту хуйню. Он клялся себе, стоя один в ванной, что жить спокойно отныне Юнги не даст, отомстит ему самым изощрённым способом. И вот сейчас, сцепив ноги за спиной хёна, он рычит и извивается, целует и ненавидит себя за то, что так легко сдался и пошёл у этого деспота на поводу. Целует, потому что давно этого хочет. Он навсегда хочет заткнуть рот Юнги своим ртом и отныне не желает его отпускать. Ни-ког-да. — Ну так что, я прощён? — чуть отстраняясь и тяжело дыша, спрашивает Юнги, глядя из-под мятной чёлки на парнишку. Тот, подхватив, кажется, то ли астму, то ли вообще позабыв о том, как правильно дышать, рвано и жадно глотает ртом воздух и смотрит в ответ из-под прикрытых век. — Нет… не до конца… Юнги. И пока Мин Юнги с акульей улыбкой снова тянется обратно к не менее хитрой улыбке Пак Чимина, отремонтированный ещё пару дней назад ноутбук с отличной версией винды лежит на диване, ласкаемый последними лучами закатного солнца.THE END