***
— Ты пошто, ирод, мне ребёнка обидел?! Я, блять, кого спра-ши-ва-ю? — рычит Бора и со всей дури лупит опешившего Намджуна по спине, притопывая ногами. — Да чё я сделал-то? Он, прижав плечи к ушам, тычет ладонями в пол прямо под ногами и глазёнки его непонимающе бегают по лицу жены. Голос у него неимоверно высокий — как обычно, когда Бора его ругает, а он ни в чём не виноват. — Он, — девушка тычет пальцем в сторону, где сидит поникший Юнги. — Ты чего ему наговорил опять, м? Я тебя, Ким Намджун, спрашиваю! Почему-он-грустный? — Да я ебу что ли? Ай, бля, — Намджун получает леща и проклинающий взгляд от супруги. Ну вот всегда так: он виноват, а Юнги — страдалец. — Не ебёшь и ещё долго не будешь, если не расскажешь мне, в чём дело. Почему. Он. Грустный? — снова сквозь зубы повторяет Бора и перехватывает переноску поудобнее. Младенец спит как ни в чём не бывало — весь в батю. — Я-не-знаю! — взрывается Намджун и тут же ставит блок — руку жены он перехватывает, но вот ногу не успевает. — Да хватит, блин, меня лупить! — Я тебя и не так отделаю, Ким Намджун. Ты его друг и не знаешь, что с ним происходит? Да вы же сутки напролёт вместе! Мне порой кажется, что ты не мой муж, а его, — Бора переводит дыхание и снова смотрит на Юнги, который сидит, уперев локти в колени, и лениво жуёт свой бутерброд. — Что, правда не знаешь? Бора — полторашка в росте, поэтому ей всё время приходится подбородок задирать, чтобы заглянуть в глаза любимому. Она получает ответный взгляд родных очей и тяжело вздыхает. — Правда, не знаю. Точнее, я не уверен… Я впервые в жизни не могу с ним поговорить, — Намджуну эта фраза даётся нелегко, его аж дрожь пробирает — он не может помочь другу, и это его душит. Бора в очередной раз тяжело выпускает воздух из легких и с фразой «на-ка, подержи» пихает в руки мужа авоську-переноску со спящим младенцем и решительным шагом движется в сторону Юнги. И вот за что ей такое наказание? Сначала — брат и сестра. Она практически одна их воспитывала, пока родители пропадали на работе: растила, успокаивала, плакала вместе с ними, косы заплетала и так далее. Потом — повстречала Намджуна и всю его шайку — те оказались ещё большими детьми. Горбатого только могила исправит: Хосока перевоспитать получилось не очень, зато вот с Намджуном всё вышло более-менее хорошо. Он, вон, мастерскую открыл, за ум взялся и семью завёл. Что бы он без нее вообще делал, непонятно. А вот с Юнги всё печально — этот взрослеть даже и не думает. Экая каланча вымахала, а ума — как у пятиклашки. Всё ему драки, машинки, да сухие завтраки подавай. Всё ему на пальцах объясняй, да и защищай ото всех, как младшего братика. Вот и сейчас, видя пригорюнившегося сладкого парня, у Боры снова просыпается этот материнский инстинкт (точнее, он никуда и не пропадал — она ж недавно родила), и она без доли сомнений бросается бедному ребятёнку на помощь. — Привет, сладенький! Она, мурлыча, присаживается на подлокотник кресла, в котором устроился Юнги, и лучезарно улыбается, теребя мятную макушку. — О, привет, — он словно оживает и ошарашено глядит на девушку и тут же озирается по сторонам. — А Убин где? Он откладывает практически нетронутый бутерброд в сторону и ухмыляется, заметив, как Намджун, поставив переноску на капот автомобиля, сюсюкается с сыном. — А где он ещё может быть. С папашей, конечно. Я этого гада только по ночам и вижу, а сын — вообще, кажется, и знать не знает, что у него папка есть. Вот и пришли мы к вам в гости, в вашу эту любимую мастерскую, чтоб её… Юнги улыбается шире, когда видит, как скалится Бора, оглядывая помещение. Она ему нравится. Всегда нравилась, с самого первого дня знакомства. Она любит Намджуна, а он без ума от неё. Они идеально дополняют друг друга и души друг в друге не чают, несмотря на постоянные перепалки, которые, кажется, только укрепляют их отношения. — Да, работы сейчас невпроворот, но он же для вас старается… — Да знаю я это. Конечно же, знаю… И благодарна безумно. Он ведь моему брату-оболтусу практически всю учёбу оплатил… Она вновь кидает на мужа взгляд, но теперь он полон любви и безграничного уважения. Она, кажется, по-настоящему счастлива. — Юнги, сладенький, — после минутной паузы продолжает она. — Хочешь, поговорим? Он очень хочет поговорить. Как никогда в жизни он хочет высказать всё, что на языке эти двадцать семь лет держалось. Хочет выпалить всё разом, бурным и хаотичным потоком, но сдерживается. В который, блять, раз. Он лишь передёргивает плечами и сверлит глазами бутерброд. — Бора, — еле слышно лепечет Юнги, наматывая какую-то нитку на палец, — скажи, а как ты поняла, что в Намджуна влюбилась? Ох ты ж господи, так вот в чём дело! Бедный ребёнок всего-навсего влюбился и теперь у мамки спрашивает совета, ну не прелесть ли? Смех смехом, конечно, но Бора его слова более чем всерьёз воспринимает. Она Юнги всегда понимала лучше всех — даже лучше, чем Намджуна — ибо, ну, сама такая же. И этот вроде бы адекватный и вполне уместный на первый взгляд вопрос Боре не кажется заданным невзначай. Даже нет, не так. Бора уверена, что он задаёт его целенаправленно, чтобы понять всё и расставить точки над «ё». — О, так тебе Намджун не рассказывал что ли? — девушка очень удивлена, ведь мужа хуй заткнёшь, если дело касается супруги. — Нет, — Юнги качает головой и отрывается от посиневшего пальца, который только что ниткой перемотал. — Поняла, когда на свиданку с другим сходила, — со смешком отвечает она и поудобнее устраивается на подлокотнике. На удивленный взгляд Юнги она запрокидывает назад голову и коротко, но звонко смеётся, скрещивая попутно руки на груди. — Да, именно, — продолжает она. — Мы тогда, помню, с ним ужасно поссорились. Встречались мы уже месяца три, может меньше… не помню точно, но не суть, — она отмахивается от воображаемой мухи, — и в тот раз я та-ак психанула! У нас как-то всё с самого начала не очень шло, ругались постоянно, а потом мирились. Хотя, и сейчас так же. Ну так вот. Помню, я ему тогда выпалила, что всё — мы окончательно расстаёмся, ничего не выходит, зачем нам мучать друг друга и прочая подобная хренотень, — она закатывает глаза. — Я поубивалась пару дней, а потом решила клин клином выбить, да и сходить на свидание. Ну, отвлечься на что-нибудь другое. Пошла с парнем, который ко мне давненько подкатывал. Ну, а что? Он был очень красивым, умом не обделён, при деньгах, но что-то меня в нём до этого отталкивало. Мы гуляли, много разговаривали, он кидал шуточки, а я их подхватывала и хихикала. Свидание было на высшем уровне. Мы даже договорились было о следующей встрече… — А что потом случилось? — Юнги явно воодушевлён и жаждет продолжения. — А потом Намджун случился. Он стоял возле моего дома и ждал, как брошенный щенок теплой ласковой руки. Он не набросился на парня с кулаками, не стал кричать и истерить. Он спокойно показал моему горе-спутнику глазами, чтобы тот уматывал поскорее, и когда тот было хотел возразить, Намджун попросту схватил меня и уволок в неизвестном направлении. Тот парень догонять нас не стал, до сих пор не понимаю почему… И, знаешь, что? Именно в тот момент мне и не хотелось, чтобы он нас догнал. Мне не хотелось, чтобы Намджун поставил меня на землю, хоть я и извивалась как уж на сковородке и кричала об обратном. Вот именно тогда, когда он нёс меня куда-то, перекинув через плечо, я и поняла, что люблю его. В завершение Бора легонько пожимает плечами и сжимает губы в тонкую полосочку, поглаживая волосы Юнги. — Занятно, — после долгой паузы выдавливает тот и делает что-то наподобие улыбки. — Я, конечно, хреновый советчик в делах любовных… Намджун в этом соображает лучше меня, но, может, и тебе так сделать? Не факт, что сработает, но… Простая встреча с другим человеком может быть поможет расставить всё по местам, не думаешь? Бора и Юнги очень похожи, ведь ему пришла в голову та же идея. А ещё от пристального взгляда её ореховых глаз ничего не спрячется. Конечно же, она поняла, что его гложет. — Есть кто на примете? — Юнги сам удивляется тому, как легко это произносит. — Да, — она достаёт мобильник. — Нана, помнишь её? Вы познакомились год назад на нашей с Намджуном годовщине, ну вы вроде бы друг другу тогда приглянулись? Так вот, она в Сеуле… и не такая уж она мне и подруга, так что поэкспериментировать можно… Она снова, но уже с хитростью лисы, пожимает плечами и Юнги даже на секунду пугается её лукавого взгляда. Женщины. Их не понять. — Давай. Договоришься на сегодня? Юнги мысленно перебирает свой скудный гардероб и вроде бы вспоминает рубашку, более или менее парадно-выходную. Чиминовские вещи он и не думает одалживать по понятной для всех причине — размер не подойдёт. — Уже, — отвечает она как раз в тот момент, когда входная массивная железная дверь с характерным звуком брякает. Все удивлённо оглядываются и смотрят на фигуру, застывшую в нерешительности. Воскресенье, дождливая погода, они закрыты — кто бы это мог быть? — О, Солнышко, привет! А ты какими такими судьбами сюда? Намджун вместе с детской авоськой движется в сторону кресел, где расположились его любимые жена и хён, и машет свободной рукой, подзывая парня к ним. Скромно и неуклюже Чимин движется к краю мастерской, где пристроились его любимый хён, засранец Намджун и, по-видимому, его жена, которой он передал детскую переноску. — Всем здрасьте, — парень подходит, оттопыривая свободную ладошку, и пристраивает огромную сумку на стеклянный столик, который служит и обеденным столом, и подставкой для ног одновременно. — А я тут перекусить принёс. Хён, блин, ты опять их ешь?! Замечая один раз откусанный бутерброд Юнги, Чимин не сдерживается и хмурит брови. Нет, Чимин в курсе, что Юнги кулинар ещё тот, но готовить одни бутерброды? Каждый день? Это перебор, товарищи. — Зайти не успел, а уже ворчишь? Юнги по-доброму расплывается в улыбке и смотрит на мальчишку в жёлтом дождевике. Такой яркий, можно даже сказать — ослепительный. Тот в ответ глядит с обожанием и безграничной заботой и тоже не может сдержать улыбки. И тут до Боры доходит, почему Намджун всё не решался поговорить с другом, и что она сейчас, кажется, делов натворила. — Ну, показывай, что у тебя тут, — Намджун водит носом вокруг сумки с едой, принюхивается и с нетерпением ждёт, когда Чимин уже соизволит её открыть. — Ты же только что поел, — Бора хлопает мужа по животу, отчего тот охает и отпрыгивает в сторону. — Мамон отрастить решил? — Да, на тебя беременную насмотрелся и прямо-таки загорелся этой идеей! Это, кстати, жена моя — Бора, а это… — Чимин, я поняла. Приятно познакомиться, Чимин, — она протягивает руку, и парень легонько, чтобы ненароком не сломать, пожимает её. — А это, — она кивает на ребятёнка в авоське, — Убин. — Привет, Убин, — щебечет Чимин и наклоняется, чтобы заглянуть внутрь переноски. Там, тихонько посапывая, лежит маленькая версия Намджуна, и рот, так же, как и у папки, глупо приоткрыт. — Он — прелесть, — добавляет Чимин всё так же шёпотом. — Можешь говорить громче, он всё равно крепко спит, есть в кого, — девушка косится на мужа, который всё так же взгляда от сумки со съедобными пожитками не отрывает. Чимин хихикает и снимает мокрый дождевик, кидает его на металлический стул неподалёку и поправляет промокшую чёлку. Юнги как заворожённый следит за каждым движением парнишки. Он принёс ему поесть, хоть тот и не просил. Юнги проснулся рано утром, ещё до будильника, аккуратно встал, переложив голову Чимина на диван, и чуть не упал — ноги затекли так, что аж в глазах зарябило. Ну вот, он же говорил. На цыпочках, чтобы не разбудить рыжее дитя, он собирался на работу и попутно кидал косые взгляды на сопящего Чимина, когда переходил из комнаты в комнату. Юнги на скорую руку сделал себе бутеры и ушёл, не забыв прикрыть спящего парнишку пледом. — Тут немного, — оправдывается Чимин, но, судя по габаритам сумки, его это немного рассчитано на роту солдат. — На, хён, попробуй. И вы угощайтесь — на всех хватит! Чимин пододвигает плошки поближе к ребятам, а Юнги в руки пихает контейнер с чем-то очень вкусно пахнущим. — Попробуй и скажи, как тебе. Хён, — добавляет парень, продолжая протирать дырки глазами в теле любимого соседа. В ответ старший как обычно кивает и чуть цокает языком, когда марается в чём-то вязком и, как оказывается на вкус, остром. — Для начала совсем неплохо, — констатирует Юнги, облизывая указательный палец, и ухмыляется, видя реакцию Чимина на этот жест. А у Намджуна кровь из глаз вот-вот польётся, видя эту картину, а у Боры все внутренности сгорают при мысли о том, что почувствует этот мальчишка, когда узнает, что они с Юнги тут удумали. — Ну, как тебе, хён? — Чимин не унимается и внимательно следит за ложкой, которая от контейнера ко рту Юнги со скоростью звука летает. — Ощень укущно, — заявляет тот в ответ и улыбается с набитым ртом. По части бутербродов Мин Юнги имеет чёрный пояс, но с этим они ни в какое сравнение не идут. Юнги нравится стряпня парня, всё у него как-то лучше выходит. Он однажды даже тарелки местами поменял, заявляя, что еда в тарелке у Чимина вкуснее, хоть и наложено в ней было то же, что и у Юнги. Чимин расцветает и выпрямляется, гордо выпячивая грудь вперёд. Намджун чувствует, как кровь к глазам приливает, а у Боры легкие вообще в угольки превратились. Тут раздаётся телефонный звонок, и Юнги, не узнав номер, быстро пережёвывает и нажимает на зелёную трубку. — Алё? А, привет, Нана… Намджун тут же отвлекается от еды и распахивает от удивления глаза. На немой вопрос «Нана?», заданный одними губами, Бора кивает и устало трёт переносицу. Ну пиздец. Чимину это ни разу не нравится: то, как довольно Намджун изучает лицо своего друга, приговаривая «это та самая Нана, что ли?», и то, как Бора ему отвечает «да, блин, та самая» и, конечно же то, что его Юнги с этой Наной сейчас разговаривает. — … да, давай сегодня. Во сколько? — Юнги поднимает глаза на Намджуна и шепчет: — Я сегодня пораньше свалю? — тот активно кивает, роняя рис изо рта. — Да, давай в восемь встретимся. Да, в том кафе. Ок, до встречи. Пока. Юнги кладёт телефон на столик и как-то грустно улыбается. Бора замечает, что грустно, а Чимин, что улыбается. Юнги тяжело вздыхает и поднимает усталые глаза на Чимина. Парнишке его это «Чимин, не жди меня сегодня», как серпом по яйцам, а Юнги это его ответное «ладно, Юнги», как лопатой по пизде.***
«Мне это нужно. Одно свидание. Только одно. Я должен понять». Юнги теребит кружку с уже остывшим кофе в руке и рьяно старается найти в себе способность к телекинезу и поднять рядом лежащую ложку. Наны всё ещё нет, а парню нужно себя чем-то занять. Он надел свои единственные более-менее адекватные синие джинсы (на них просто меньше всего было разводов от машинного масла), повидавшие не самую сладкую жизнь кроссовки, ослепительно белую (спасибо Чимину) футболку и новёхонькую чёрную кожаную куртку, от которой Чимин пришёл в немой восторг, когда впервые увидел её на соседе. Ну вот опять, снова этот Чимин. Нужно отвлечься. «Я могу заставить ложку пошевелиться. Она шевелится. Ложка сейчас покачнётся…» — Здравствуй, Юнги-оппа, — доносится сзади и он отмечает про себя, что обращение «оппа» как-то душу совсем не греет. — Привет, — отрезает он и чуть привстаёт, когда Нана усаживается напротив. Юнги — джентльмен, мама научила. Да не Бора, а родная. Она заказывает себе какой-то хуятто с фраппе, мармеладом, орехами, перцем, огурцом и чем-то там ещё и заводит нелепый разговор, который Юнги так же нелепо начинает поддерживать. А Чимин бы заказал просто какао с маршмеллоу… Блять! Она что-то щебечет о полях, метеоритах и третьем Железном человеке, а Юнги в ответ кивает, иногда улыбается и внимательно изучает сидящую напротив девушку. Её щёки вспыхивают алым от такого пристального взгляда Юнги, и она думает или надеется, что это взгляд восхищения. Юнги же просто усиленно соображает. «Да, красивая, как и год назад. С длинными волосами ей было лучше. Да, глаза большие, тоже красивые, врать не буду. Улыбка симпатичная, только зуб передний чуть на другой заходит, так же как и у Чимина… БЛЯТЬ. Соберись, Юнги! Так, шея — тонкая. Слишком, для такой головы. Сама тощенькая, миниатюрная, но всё на месте. Голос приятный, не слишком высокий, но и не низкий, как у… Сука, Мин Юнги! Со-бе-рись». — … а ты всё так же в той мастерской работаешь? Юнги-оппа! — Ась? Что? А, да, — он чуть подскакивает на месте и снова на себя чертыхается. Что ещё за «ась» такое? Понахватался, блин, от мелкого… Спокойно, Юнги. — Расскажи о себе, Юнги-оппа, чем занимаешься, что любишь? — Просто Юнги. Он всё-таки не выдерживает и кидает на девушку взгляд из-под чёлки. Та едва заметно вздрагивает. Только вот непонятно, от испуга или от этого подчёлочного взгляда, от которого Чимин… Ебаный ты ж в рот! Да сколько можно то! Не дожидаясь ответа девушки, он интересуется, закончила ли она с напитком, и предлагает ей прогуляться в надежде, что свежий воздух остудит его голову. Он, конечно же, замечает, как все мимо проходящие парни оборачиваются девушке вслед и как заворожённо смотрят, когда она улыбается или, того хуже, смеётся. Смех у неё какой-то наигранный, как замечает парень, но хорошо отрепетированный, неопытному уху не догадаться. Но Юнги хорошо умеет различать ложь, хоть и сам врать не умеет. А вот Чимин смеётся искренне, никогда не притворяется и, самое главное, не врёт. Ну, если только в делах бытовых… Сейчас Юнги не разделяет этих восхищённых взглядов, хотя ещё год назад, скорее всего, его распирало бы от гордости, что с ним такая девушка вышагивает. Но то год назад. Сейчас всё по-другому. Сейчас ему двадцать семь, он живёт в другой квартире, общается с другими людьми, выкидывает вещи в стирку самостоятельно и ещё больше любит завтракать по утрам. Сейчас у Юнги мятные волосы, которые девушка в первые пять минут оценила как «зелёные» и новая кожаная куртка, которую выбрать помог молодой рыжеволосый парень, которого, кстати говоря, так же год назад в его жизни не было. Ещё бы год назад он бы краской заливался, когда рядом идущая девушка как бы случайно коснулась ладони Юнги, сваливая это на свою неуклюжесть на поворотах. Тогда, но не сейчас. Юнги просто подхватывает её за локоть и ставит в вертикальное положение, без каких-либо задних мыслей, просто рефлекторно, а та лишь смущённо опускает глаза. Ему это не нравится. Это слишком наиграно и неестественно. Он хочет схватить её за плечи, хорошенько встряхнуть и заорать как Станиславский: «НЕ ВЕРЮ!» на всю округу, но сдерживается, потому что джентльмен и потому что сам напросился на свидание. Свидание, ха. Уголки его губ невольно подскакивают вверх и зависают там на секунду. Нана, видя это, ссылается на то, что парень оценил её шутку, которую даже не слышал. Он же смотрит вперёд, запихнув руки в карманы куртки и нащупывает что-то маленькое. Раскрыв ладонь Юнги видит конфетку-леденец, которые Чимин просто обожает и всякий раз уплетает за обе щеки. «Попробуй, — как-то раз сказал Чимин, протягивая Юнги конфетку. — Мятные». И улыбнулся тогда так хитро, что у парня аж дыхалку перехватило то ли от возмущения, то ли от умиления. — Да, я буду. Спасибо, Юнги-оппа! Девушка хватает бесценный леденец с ладошки Юнги и засовывает в рот, расплываясь в улыбке. — Но это была моя конфета… Юнги впивается глазами в рот девушки и внимательно следит за её щеками, за которыми язык гоняет по рту заветную сладость. — Тогда, возьми и отбери, — отзывается Нана и хитро так улыбается. Юнги не целовал Чимина и даже в мыслях себе этого не представлял. Раньше ему вообще претила мысль о том, что он может поцеловать другого парня, даже в шутку. Но то было год назад. Недолго думая, он хватает девушку за талию и тянет к себе. Резко и властно он впивается в её губы и проталкивает язык в её горячий и уже мятный рот. Он ещё на несколько секунд задерживает свои губы на её губах и отстраняется, прихватив маленькое сладкое сокровище. — Это моя конфета, — повторяет ещё раз Юнги и улыбается. Не по-доброму, а с каким-то оскалом, но девушка слишком поражена и не замечает разницы.***
Дыхалка у парня сбивается уже через пару кварталов. Юнги не очень умный и идея вызвать такси не приходит парню в голову даже когда легкие наружу просятся, а сердце в горле где-то бьётся. А он торопится, бежит, еле ноги переставляя, обливаясь потом и проклиная себя за эту идиотскую идею со свиданием. Нет, Бору он не обвиняет ни в коем случае — он сам её спросил, а она ему честно ответила. Она хотела помочь и помогла, очень. Ещё так далеко бежать, а силы практически на исходе. Редкие люди, встречающиеся на пути Юнги, шарахаются от него и чуть ли не наземь валятся, когда тот, сшибая даже столбы на своём пути, мчится домой. Он ругается на себя, на свою тупость и на свой плохо работающий мозг. Он пытается расковырять эту трещину в сознании до размеров Вселенной, чтобы вся информация просочилась вниз, подальше от мозга и желательно затекла в область сердца. Там ещё есть место; по крайней мере для Чимина его точно хватит. Перепрыгивая через три ступеньки, Юнги в итоге оказывается у двери своей обители и громко, рвано дышит. Легкие вместе с футболкой и курткой к спине прилипли, а глаза защипало от скатывающегося вниз пота. Юнги сползает вниз по стене, попутно пытаясь выудить ключи из переднего кармана джинс, но руки совсем не слушаются. Пальцы ватные и даже не сгибаются. Его тошнит от бега и самого себя. Кашляя, как столетний дед, спустя время он всё-таки находит в себе силы подняться. Он смотрит на часы в телефоне — 22:54 — слишком рано, чтобы Чимин спал, но Юнги же сказал ему не ждать… Словно от этого зависит его жизнь (а оно так и есть), Юнги тихонько поворачивает ключ в замочной скважине и заходит в тёмную квартиру, в которой так приятно пахнет жасмином. Это Юнги настоял на смене освежителя воздуха, и Чимин особо не сопротивлялся. «Он спит, — думает Юнги, снимая кроссовки, — или его вообще дома нет. Какая-то слишком оглушающая тишина. Пожалуйста, пусть он будет дома. Или лучше нет: пусть его не будет». На улице относительно светло. Юнги осторожно вышагивает в сторону ванной комнаты, как крадущийся тигр, но затаившийся дракон, оказывается, пристроился на диване в гостиной. — Юнги? Потирая сонные глаза, Чимин приподнимается на локте и смотрит на замершего в странной позе соседа. — Не Юнги, а хён, вообще-то. Я же сказал меня не ждать. Ну вот и зачем, зачем он это, блять, сказал? Дебил ты, Мин Юнги. Низшая каста разума, ничтожество и тупой баран. — Да кто ждал-то? — огрызается в ответ Чимин и добавляет колкое: — Юнги. — Ты чего это с моей рубахой делаешь, а? Юнги подходит, попутно снимая пропитанную потом куртку и кидает её рядом с диваном, а сам усаживается на журнальный столик — прямо напротив Чимина. Тот же, поняв, что пойман с поличным, сдаваться живым не собирается. — Я стирку собирал, а по пути что-то прилёг и, — наигранный зевок, — уснул. — Ага, конечно, — язвит Юнги и выглядывает на Чимина из-под чёлки, но тот и глазом не ведёт, а только лишь мысленно душит соседа. — А ничего, что эту рубашку я сегодня утром самолично в стирку отнёс? Юнги очень хочется видеть смущение или неловкость на сонном лице соседа, но не тут-то было: тот непреклонен. В ответ он лишь пожимает плечами и встаёт, попутно кидая рубаху сверху на куртку Юнги. Он бредёт на кухню, не зная, зачем, просто чтобы не быть рядом с Юнги. — Почему ты меня ждал, Чимин? Волоски на затылке Чимина дыбом встают, когда их задевает горячее и тяжёлое дыхание Юнги. Чимин давится водой и резко оборачивается — Юнги снова слишком близко. Младший чуть выставляет стакан вперёд, чтобы хоть как-то обозначить границу между их грудными клетками, и замирает. В сумерках лицо его хёна едва различимо, дыхание от бега томное и настолько горячее, что вода в стакане кипеть начинает. А ещё от хёна пахнет потом и любимой мятной конфетой. — Я не ждал тебя, Юнги, — снова отрезает Чимин и делает шаг в сторону, пытаясь обойти соседа, но тот лишь рукой ему проход преграждает. — Почему ты спал в обнимку с моей рубашкой, Чимин? Юнги так же непреклонен: он решил, что сегодня окончательно во всём разберётся. Юнги берёт из рук парнишки стакан и ставит его на столешницу позади, а затем и вовсе руками в эту столешницу упирается, нависая над съёжившимся парнем. Чимин проглатывает ком в горле и вот-вот готов проглотить и гордость, но пока ещё рано. Ещё не время. — Я же сказал, что случайно взял и… Договорить Чимину не дают: Юнги хватает за горло парнишку и пододвигается вплотную. Если приглядеться, то можно заметить, как белая футболка в районе груди у Юнги подрагивает в такт биения его сердца. — Не смей врать мне, Пак Чимин, — шепчет Юнги практически в рот мелкому и сквозь сумерки заглядывает в его чёрные глаза. Всё, гордость, теперь пора. Чимин проглатывает её и своё сердце, что в сотый раз с момента знакомства с Юнги рвалось наружу и хватается своими руками за края хёновской футболки. — Как прошло свидание? Юнги прямо-таки губами чувствует яд этих слов, и в груди что-то щёлкает. Наконец-то где-то за рёбрами, а не в голове. — Великолепно, — мурчит в ответ он и не врёт. Свидание и правда прошло на ура, там он действительно понял важную вещь. Ни Нана, ни официантка в кафе, ни паренёк со скейтом и ни один чёртов прохожий — это не Чимин, и никто ему не нужен, кроме этого рыжего засранца. — Великолепно, — выплёвывает младший в отместку и снова порывается вырваться из чужой хватки, но тот только сильнее парня к себе прижимает и убирает руку с чиминовского горла, заводя её тому за шею. — Да, великолепно. Лучше, блять, и быть не может! И именно поэтому я сейчас здесь, придурок… Слёзы обиды уже щиплют глаза Чимина, но он всё также не находит в себе сил, чтобы любимого хёна от себя оттолкнуть. Младшему сейчас больно, противно слушать эти слова о каких-то там свиданиях с какими-то Нанами. Чимин, кажись, с дуба рухнул, когда вчера ночью взял руку хёна и приложил к своей груди. Это всё из-за алкоголя, это всё он виноват. Чимин же клялся и божился, что ничего предпринимать не будет, ведь в итоге у разбитого корыта останется только он сам. И чёрт его дёрнул обед в мастерскую тащить, а до этого ещё и у плиты херову тучу времени торчать. Зря он связался с Мин Юнги, ох как зря. — Отпусти меня, пожалуйста, — Чимин пытается отбиться хотя бы словами, но и тут выходит слабо. Юнги окончательно понимает, что что-то идёт не так, когда слышит слабый всхлип своего мелкого соседа, а затем чувствует едва заметную дрожь в плечах. Ты довёл его, Мин Юнги, до слёз довёл своей ебаной недосказанностью и своим хуёвым поведением. Это же, блять, Пак Чимин! Ты пошто ребёнка обидел? — Чимин-ни, — впервые отзывается ласково Юнги и торопится утереть слёзы парнишки, который непонимающе поднимает глаза, услышав своё такое странное имя. — Эй, ну ты чего? Впервые в голосе Юнги столько нежности и ласки, впервые он готов лбом о стену биться и волосы на голове рвать от ненависти к самому себе. Впервые он довёл кого-то до слёз. — Нет, не надо. Нет, не плачь, Чимин-ни, ну пожалуйста… Я… я не хотел! И вновь он извиняется после того, как натворил делов. И когда же Юнги соизволит сначала думать, а потом говорить? Вновь он хочет приложить себя головой об стол несколько раз, чтобы череп треснул. Впервые он кого-то обнимает настолько сильно, что аж кости трещат. Впервые он целует чью-то макушку, собирает чьи-то солёные слезы собственными губами с таким наслаждением и упоением. Впервые он наслаждается тем, что его обнимают сильные мужские руки, скрепляясь в замок за спиной. Впервые он безумно счастлив от того, что прощён этим тихим «хён», сказанным куда-то в шею. Впервые голова кружится от того, как чья-то щетина щекочет ключицу. Это слишком хорошо. Это слишком комфортно. У Пак Чимина и Мин Юнги впереди ещё столько таких «впервые» и ещё столько таких «слишком», что и жизни не хватит, чтобы обо всём этом поведать, но одно вы можете знать наверняка — счастливыми они будут точно.