Свет проклятых звёзд

Закрывшись втроем в каюте, расширенной за счёт объединения четырёх помещений, где вместо перегородок оставили только несущие конструкции в форме арок, члены королевской семьи, наконец, обменялись взглядами. И оба сына поняли — им можно вообще ничего не говорить: отец не настроен их слушать. Совет станет его монологом, вынесением приговора, не подлежащего обжалованию. Макалаурэ ругал себя за слабость, что не сможет применить магию, потому что знал — когда Феанаро начинает вершить правосудие, оценивая справедливость по-своему, потом случается беда. Остаётся пробовать воздействовать правильно подобранными словами, иначе… Бедный Тэльво… — А теперь, сыновья, слушайте меня и не возражайте! — словно убедившись, что их никто не подслушивает, негромко, но от этого ещё более угрожающе заговорил Феанаро. — Мы пришли посоветоваться, отец, — напомнил Макалаурэ, чувствуя, что его очень не вовремя начинает клонить в сон. — Вы — да, но не я. Если думаешь, что я изменю своё мнение из жалости к тебе, Канафинвэ, ты заблуждаешься. — Я есть глас разума, — вставил своё слово менестрель. — Больного разума, замутненного эликсирами, — Феанаро перевел взгляд пылающих беспощадным огнем глаз с Макалаурэ на младшего сына. — Я уже всё решил, повторяю. С этого момента все Тэлери, находящиеся на кораблях, отрекаются от своего происхождения, называют себя Нолдор, признают меня своим королём, говорят только на правильном Квэнья. Принц Вольвион будет казнён. Все Тэлери с корабля Тэлуфинвэ тоже. Я не стану разбираться, кто из них в чем замешан, кто кого и сколько раз предал. — В таком случае, — Тэлуфинвэ встал, — от своего происхождения отрекаюсь я. Теперь я тоже безродный Тэлеро, как и они. Как и моя жена. И я тоже буду казнён вместе с ними. Феанаро внимательно посмотрел на сына. Смотрел долго, молча. И видел провокацию, страх, соперничество, желание настоять на своём, доказать себе и всем, что может управлять решениями самого́ Феанаро Куруфинвэ! Что может шантажировать великого и ужасного короля Нолдор. Успешно шантажировать. Феанаро видел во взгляде и позе сына всё, что угодно, кроме самого главного. — Да будет так, — спокойно и величественно произнёс Куруфинвэ. — Стража! Уведите заговорщика в трюм. Свяжите руки, если потребуется. И следите, чтобы предатели друг с другом не разговаривали. Макалаурэ смотрел на реакцию брата и понимал: Тэлуфинвэ не ожидал, что отец пойдет до конца. Или не до конца, но что все окажется столь серьезно. Младший из Феанорингов всё ещё на что-то надеялся, это было заметно, поэтому… Плохо. Провокации и неверие в серьезность намерений отца только подольют масла в огонь. Сопровождаемый вооруженными Нолдор Тэлуфинвэ обернулся в дверях. — Ты не знаешь, что такое любовь к женщине! — со злостью сказал он, и Макалаурэ в отчаянии закрыл ладонью лоб: его младший братик делал худшее, что можно было предпринять. — Ты никогда не любил нашу маму, а она страдала! Она дарила любовь нам, младшим детям, и получала ее в ответ! — Я сказал — увести предателя, — угрожающе прищурился Феанаро, и за Тэлуфинвэ закрылась дверь. Макалаурэ приподнял ладонь и осторожно взглянул на отца. — Почему молчишь? — ехидно спросил Феанаро. — Ты желал провести совет. Высказывайся. Менестрелю очень хотелось съязвить. Очень. Но он понимал, что если сейчас и можно сделать ещё хуже, то именно таким образом. — Я хотел высказаться по поводу Иримэль, — перевел дыхание Макалаурэ. — Она ведь прекрасно поёт, её рифмы трогают сердце. В её душе не может быть зла, отец. Поверь, я знаю, о чём говорю. — Это её песню ты пел, перебрав с эликсирами? — внезапно очень серьёзно спросил Феанаро, задумавшись. — Да. Я случайно услышал, как Иримэль пела. И понимаю, почему Тэльво влюбился в нее. Отец, в этой девушке есть ноты изначальной песни. И Тэльво… — Я тебя услышал, — Феанаро встал и направился к двери. — Советую лечь спать. Тебе все равно не понравится то, что ты можешь сейчас увидеть.