Свет проклятых звёзд

Сегодня всё было особенным: с чёрного, усыпанного звёздами неба, падала золотая пыль, песни менестрелей не смолкали ни на миг, наполняя сердца эльфов восторженным счастьем, ароматы цветов усилила осевшая на лепестках роса. — Я же сказала, что не пойду! Тебе не уговорить меня! Индис стояла на балконе, оформленном, как огромная ракушка, смотрела на озеро, напоминающее формой сердце. Держа в пальцах за тончайшую ножку длинный узкий бокал с прозрачным вином, едва заметного розового цвета, бывшая королева обернулась на брата. — Давай, Ингвэ, скажи мне что-то настолько умное и логичное, что заставит меня передумать. Море было далеко, но ветер то и дело приносил солёный свежий запах, который бывает только на побережье. Здесь, в гостевом дворце короля Ольвэ, аромат цветов сливался с бризом, обрамлялся редкими криками чаек, долетавших из порта, и атмосфера дурманила сильнее самого крепкого вина. — Твой сын, — Ингвэ подошёл близко-близко и заговорил еле слышно, — нужен Валинору. Каждому времени — свой король. И королева. Вспомни, почему Денетора выбрал вождём самый многочисленный народ? Потому что Денетор не боялся чудовищ, рождённых тьмой. Он вообще ничего не боялся. Почему твой старший сын так легко сместил отца? Да, сестра, я знаю, кто помог, но если бы обстановка в Валиноре была иной, у Нолофинвэ бы ничего не вышло. В тот момент бездействие Финвэ больше не было удобным и уместным, Валар сами не могли решить, как поступить, ведь воинственный Феанаро — один! — смог перессорить целый народ, а вставших на свою сторону настроить против Владык. Но ведь Валар обязаны заботиться о детях Эру, они не могли просто убить Феанаро на своей земле. И тут вперёд выходит мудрый, спокойный и, как сначала казалось, покорный принц Нолофинвэ. И в меру беспринципный. — Валар просчитались! — прошипела Индис, допивая вино и делая знак брату поухаживать за сестрой. — Все просчитались, — улыбнулся Ингвэ, наполняя бокал. — И поэтому теперь Владыкам нужен Арьо. — Он не подпустит меня к трону! — руки бывшей королевы задрожали. — Не только твои интересы ущемили, — спокойно произнес Ингвэ. — Поэтому мы здесь. Но, чтобы ещё глубже не погрузиться в трясину, надо прийти на коронацию. Твой сын не должен видеть подтверждение своему «прозрению». В Индис отчаянно боролись протест и понимание, что брат прав. — Хорошо, — вздохнула эльфийка, — я снова вынуждена с тобой согласиться. Но, если уж ехать, то моя карета должна быть украшена роскошнее, чем у невестки! — И даже чем у супруги нашего несчастного Ольвэ, — хитро улыбнулся Ингвэ, смотря на нежно переплетающихся шеями лебедей на озере. — Ты, сестра, несомненно, достойна всего самого лучшего. *** — А тени всё длиннее, — пропела Элеммирэ, любуясь догорающей свечой: она так прекрасна в своей неминуемой гибели! Смысл жизни свечи — сгореть, подарив свет, и несчастному кусочку воска не дают выбора, ради кого умереть бесславно и в безвестности. У свечей нет имён. Это всего лишь молчаливый помощник, один из тысяч, которым суждено медленно растаять в пламени, чтобы родилась всего одна песня. Может быть, результат не понравится менестрелю, и бумага с тенгвами будет уничтожена, а, значит, все эти свечи погибли зря. А если несчастные огоньки заставляют гореть над картой будущей кровопролитной войны? За что им это? Сгореть, помогая гибнуть и калечиться целым армиям? — Нет! — сказала сама себе эльфийка. — Макалаурэ никогда бы не стал жечь свечи ради войны! Он не братоубийца, его заставили! Он добрый, и не способен причинить боль. Он не такой, как его братья и отец! И… Я не хочу верить, что его больше нет. Я не видела его мёртвым! На столе лежало письмо. Давно уже лежало. Пора бы прочитать, наверно… Тонкая рука неохотно потянулась к конверту. «Дорогая сестрица! У меня для тебя столько новостей!..» Элеммирэ отбросила с лица растрёпанные волосы цвета золота. Ей было смешно читать жалобные просьбы брата одуматься и петь для Валар в общем едином хоре. Сколько восторга! Как ребёнок, право. Особенно радовался Элеммиро выпавшей возможности носить особый венец менестреля, и лишь потом — жизни высоко в горах, в роскошном дворце и чувству счастья от близости и благосклонности Владык. «На склонах очень красиво! Я по-настоящему счастлив! А ещё, скоро женюсь на прекрасной деве, волосы которой вьются чарующей волной цвета лепестков ночной астры. Ах да, сестрица, ты ведь не знаешь, что это! Приезжай! Здесь снова колонны оплели вьюны!» — Приезжай, пой в хоре, славь Валар… Я уже восславила нового короля! «Скоро коронация! Как услышишь праздничное пение менестрелей, знай — пора ехать в Тирион на праздник». — Хм… — Элеммирэ прищурилась. — Может быть, правда, стоит поехать? И спеть. Для короля. Отбросив письмо, эльфийка осмотрела себя: да уж, в этих лохмотьях в Тирионе делать нечего. Придется вспомнить, что значит быть ухоженной и красиво одетой. Всё ради короля Арафинвэ! *** Лёгкие шаги шуршали по пустынным коридорам, шелестели вышитым серебром белым бархатом роскошной мантии. В погруженном в молчание дворце лишь незримо присутствовала стража. В ладонях сияли крошечные звёздочки, и, поднося к губам руки, нужно было только легко дунуть на искорки, и они сами взлетали к потолку, зажигая свет в давно угасших фонариках, оживляя взгляды с картин и фресок, даря яркость поблекшим краскам. «Это таинство, которое нельзя свершать в сопровождении любопытствующих взглядов, — так молвила сотворившая звёзды Валиэ, отведя Арафинвэ в сторону и протянув крошечный ларчик. — Видишь, я не дала тебе эту ценность при всех. И только ты один должен вернуть свет в Тирионский дворец, который, казалось, навеки погасил Куруфинвэ, излив здесь яд своего безумия». «Путь Истины труден и бывает непонятен даже тем, кто мнит себя мудрецом, — с грустью говорил будущему королю Владыка Манвэ, многозначительно посмотрев на своего слугу Эонвэ, — тебе пора возвращаться к народу, ты должен жить во дворце своего отца. Память о трагически погибшем во имя света короле Финвэ навеки останется в сердцах эльфов. Это был героический подвиг, когда эльф, в одиночку, преградил путь самому Вала Мелькору, желавшему похитить светоч, главное сокровище Валинора! Финвэ будет прославлен в веках, о нём споют гимны!» Дворец воссиял в ночи, озарился золотом и серебром, заискрился падающей с неба звёздной пылью. Арафинвэ знал — толпа ждёт его. Ждёт начала его правления. Народ, скорбящий и истомленный, нуждается в празднике, и Валар сделают всё ради счастья детей Эру. *** Влюблённые пели, стоя рядом и незаметно держась за руки: всегда мечтавший о признании Валар менестрель и дева королевских кровей, уставшая от бремени наследия. Кому-то для счастья нужна власть, а ей просто хотелось петь. И среди многоголосого хора для Элеммиро и Финдиэль звучали лишь их голоса. Мудрость веков, тенгвы и руны, Мир и любовь, время рассудит нас. Чьим будет первый, чьим последний мира час? Никто не скажет сейчас. Брось сердце на алтарь судьбы Горят в ночи костры. Ванья и Нолдиэ нашли друг в друге утешение и поддержку: каждый боялся, что бунтари-родственники станут для них клеймом, но так вышло, что почти весь хор состоял из таких же испуганных за себя и свои мечты эльфов. И каждый верил, что пение во славу Валар и нового короля способно смыть с семьи любой позор и грязь. И даже невинно пролитую кровь. *** Пробираясь сквозь толпу ближе к ступеням дворца, высокий худощавый эльф, явно не утруждавший себя тяжёлой работой, вспоминал важнейшее в жизни решение. Было ни капли не жаль, эльфом теперь двигало лишь праздное любопытство: кто же занял его место? На коронации летописец обязан присутствовать, и должен быть рядом с владыкой. Квеннар и-Онотимо осмотрелся: пока церемония не началась, сложно понять, кто занимает какую должность, в разодетой толпе выделяется только стража. — Я запишу всё сам. Так, как это было! И отдам принцу Турукано! — злился почему-то Квеннар, вслух разговаривая сам с собой. — Здесь мне никто диктовать не будет, коли мои господа Нолофинвэ и Турукано не захотели присутствовать. Я бы доверил запись истории только им, но они уже двинулись на север, и я догоню их позже. Как только посмотрю коронацию. Я должен знать, как было на самом деле! Толпа вокруг дворца была малочисленной для такого важного события и в основном светловолосой, это очень сильно бросалось в глаза, казалось странным и непривычным. — Пожалел, что связался с изгнанниками? Квеннар обернулся на того, кто насмехался над ним, и увидел одного из своих помощников, который чаще занимался расставлением книг на полках и наведением порядка в свитках, нежели написанием текстов. — С изгнанниками? — бывший главный летописец Валинора почувствовал, как закипает кровь. — С изгнанниками?! Принца Нолофинвэ никто не изгонял! Он уходит сам! Как и Феанаро Куруфинвэ! Ты знаешь, неуч, что означает слово «изгнанник»? Это преступник, осуждённый не просто молвой, а королём, верховным советом или самими Валар! Осуждённый, чей приговор — покинуть дом и народ и уйти из дома на далёкое расстояние, которое тоже определяется судом! Кто судил Нолофинвэ?! Ответь мне, неуч! — Отныне и навек, — спокойно произнес книжник, — все эльфы, покинувшие Валинор, зовутся презренными изгнанниками. Да, Квеннар, ты прав, суда не было, но лишь потому, что презренные тру́сы побоялись на него явиться. Летопись, мой дорогой друг, пишет тот, в чьих руках перо, а диктует — в чьих устах Слово Валар. Слово Истины. Печально, что ты заблудился во тьме. Но, мой бывший друг, зато теперь летописец я. Удачи в походе, — усмехнулся эльф, похлопав Квеннара по плечу, — не провались под лёд, а то какой-нибудь девушке придётся тебя спасать. Такой стыд, такой стыд! Проводив ненавидящим взглядом бывшего помощника, Квеннар уже хотел уйти с коронации, но вдруг музыка заиграла громче, голоса менестрелей зазвучали со всех сторон, переливаясь трелями птиц, и двери дворца, утопающего в чарующем сиянии золота и серебра, распахнулись, приглашая гостей в главный зал торжеств. *** По размеру напоминающий дворцовый сад, зал стал роскошнее после восхождения на престол наместника Нолофинвэ, когда Нолдо приказал расширить помещение, убрав несколько стен, с которых, ходили слухи, не удалось смыть испортившуюся от времени роспись над троном, а закрасить не получилось, так как краска светилась слишком ярко, впитывая свет Древ. Наместник Нолофинвэ, как теперь говорили в Валиноре, незаслуженно считался мастером худшим, нежели его старший сводный брат. Взойдя на престол, второй сын короля Финвэ приказал своим собратьям перестроить купол дворца над главным залом, сделав его раздвижным, в полу — залить пруд и пустить рыбок, а над ним возвести ажурные мосты из кварца с едва заметным стальным каркасом внутри. Конечно, Нолофинвэ всё это делал не для того, чтобы показать, что он лучше Феанаро. К тому же, как теперь стало известно, старший из сыновей Индис всегда мечтал уйти в Средиземье, оставив трон младшему брату, поэтому и дворец перестроил для него. Купол раздвинулся, открыв звёзды и позволяя искрам, летящим с неба, оседать на колоннах, адуляровых плитах пола, кварцевых мостах и спокойной гладкой воде под ними. Арафинвэ стоял на возвышении, белый, сверкающий, с покорным мудрым взглядом сияющих прозрачно-голубых глаз. — Этот краткий миг в истории мира, что мы зовём «сегодня», волею Эру войдёт особой строкой в летопись Арды, — вдохновенно произнёс будущий правитель. — Отныне и навек три народа эльфов становятся единым, братским народом! Нас более никто не сможет разъединить! Усиленный магией аккорд, сыгранный на струнах арфы, прервал речь Арафинвэ. — Я говорю от имени всех, кто был верен своим королям! — крикнула Элеммирэ, проходя сквозь толпу. — Моя арфа споёт от их имени! Стража ждала приказа своего господина, но Арафинвэ молчал. Элеммирэ рассмеялась. Стоя на ажурном мостике, блистая алым платьем, с собранными под черную шаль волосами, она яростно ударила по струнам. Жил да был, ел да пил, спал и был почти король, Правил он, как мог, народами тремя. Ползал долго под горой, для Владык он стал герой, Но, впрочем, песня не о нём, а о Валар! В те времена жила красавица одна, У стен дворца сухой валила лес. Но наш Почти-Король вдруг сделал ей аванс: Теперь поёт про чудо из чудес. Всё могут короли! Всё могут короли! Их важные дела касаются порой. Покаяться, простить и выбрать платья цвет Способен по совету Владык король. Способен по указке Владык король! Толпа замерла. Кто-то ждал, что владыка разгневается, кто-то — что начнёт оправдываться. — Подойди, Элеммирэ, — грустно произнёс Арафинвэ. — Посмотри мне в глаза и скажи, что плохого я тебе сделал? За что ты мстишь мне? Эльфийка на мгновение растерялась, и в этот миг в зал влетел огромный орёл, тело которого было размером с лошадь, а размах крыльев — четыре эльфийских роста. В клюве он нёс королевский венец. Сев рядом с Арафинвэ, орлиный царь Торондор дал эльфу корону и, оглядев мудрыми проницательными и совсем не птичьими глазами собравшуюся толпу, взмыл в небо, исчезнув в звёздной вышине. — Владыка Манвэ избрал меня, — промолвил Арафинвэ, надевая венец, — и мой долг — заботиться о тех, кто нуждается в поддержке. Владыка Ирмо отныне всегда будет жить в Лориэне и помогать всем скорбящим утешиться. Элеммирэ, мои верные подданные окажут тебе содействие в сборах в дорогу. Тебе дадут всё необходимое. Дева-менестрель разозлилась, хотела что-то сказать, но её обступили эльфы в зелёном и золотом. Квеннар поспешил к ней сквозь толпу, подошёл так близко, как смог, как подпустили. — Элеммирэ! — позвал бывший летописец. — Элеммирэ! Пойдём с нами в Средиземье! — Оставь её, — почти по-доброму произнес один из верных королю, — а лучше отправляйся за утешением к Владыке Ирмо. — Ну уж нет! — развернулся на пятках Квеннар. — Хватит с меня грёз! Мне нужна правда! — Ты обязательно найдёшь её, — улыбнулся Арафинвэ, сияя королевским венцом. — Мой брат — лучший проводник к познанию Истины.